...трава да камни... Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь; и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.
Не помню я, чем кончилась война,
и сколько лет тебе сейчас, не помню...
«Одиссей Телемаку» (И.Б.)
ОСАКА
Многие люди, когда им нужно сосредоточиться и ничего не забыть, составляют списки. Можно сказать, я занят тем же самым. Не вижу в этом ничего предосудительного.
Когда мне нужно о чем-то подумать и принять решение, я пишу.
Пишу красным - на белом.
Любая белая поверхность пленяет меня. Завораживает своей чистотой, хрупкостью нетронутой целостности, которую так легко нарушить. Свежевыпавший снег на равнине, лист бумаги, фарфор, человеческая кожа, - все они одинаково прекрасны.
Правда, белизна слишком уязвима. Одна точка, одна отметина - и все. Равновесие утрачено безвозвратно.
Но зато... взамен может прийти понимание.
* * *
Женщина выходит из душа и останавливается посреди комнаты, растерянно ища меня взглядом. Белое махровое полотенце на бедрах. Рыжие волосы до плеч. Капельки воды на матовой коже.
Я смотрю, как они испаряются.
Мне она нужна совершенно сухой.
Смотрит. Улыбается призывно.
- Ну, чего ты ждешь? Иди ко мне!
Хорошая фигура. Плоский живот, узкие бедра, маленькая грудь. Вообще-то, я не люблю женскую плоть: она мне кажется слишком мягкой. Но эта - ничего. Подойдет. Мне нравится, что у нее совсем нет волосков на коже, никаких шрамов и мало родинок. И никакого загара. Я ненавижу загар.
С улыбкой подхожу ближе, протягиваю стакан:
- За нашу встречу!
Берет мартини, тянется меня поцеловать. Отступаю и салютую ей бокалом:
- Сперва выпей.
Улыбается. Пьет. Делает шаг ко мне.
- Какой же ты красивый... Разденешься?
Фторотан растворяется в пропорции 1:400. Ощутить его на вкус невозможно.
Я снимаю пиджак.
- Ты думаешь, это необходимо?
- А разве нет?
Она подходит ближе, приникает ко мне всем телом, жмурится в предвкушении...
Если дозировка верна, наркотик подействует в течение трех минут.
- Не закрывай глаза!
- А?
- Я говорю: не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты на меня смотрела.
Улыбается. Прижимается к моему рту влажными губами.
Две минуты сорок секунд.
Целуемся.
Я веду обратный отсчет про себя, прислушиваясь к ее дыханию. Сперва участившееся от возбуждения, оно понемногу замедляется.
- Не закрывай глаза, я сказал! - В такой момент главное проявить жесткость.
Взгляд уже слегка расфокусирован, зрачки расширены. Хорошо.
Одна минута пятнадцать.
Мы целуемся опять.
Я ненавижу поцелуи. Ненавижу ощущение чужого языка у себя во рту. Ненавижу эту настырность, скользкую бесцеремонность отростка чужой плоти. Ненавижу вкус чужой слюны.
Сорок пять секунд.
Она понемногу начинает обмякать, виснет у меня на плечах. Я поддерживаю ее за поясницу.
- Смотри на меня!
- А...
- Смотри. На. Меня.
- Что... со мной... такое?.. Голова...
Я глажу ее по щеке.
- Ничего. Это действует фторотан.
- Что?!..
Терпеливым тоном преподавателя на лекции поясняю:
- Фторотан. Химическое наименование 1,1,1,-трифтор-2-хлор-2-бромэтан. Вдвое сильнее хлороформа, и в семь раз - эфира. Отключает сознание, затем наступает наркоз без периода возбуждения, с миорелаксацией и угнетением спинномозговых рефлексов...
На середине она засыпает. Интересно, это подействовал наркотик, или мой голос?..
Не имеет значения. Главное, что глаза остались открыты.
* * *
Я не люблю убивать.
Это очень важно. И если бы был кто-то, имеющий право требовать от меня отчета... и если бы я снизошел до объяснений... я бы именно так и сказал.
Я не люблю убивать. Я делаю это только по необходимости.
Когда мне нужно что-то получить. Или - подумать и принять решение.
Другие люди для этого составляют списки. Чертят на бумаге бессмысленные схемы. Малюют рожицы или геометрические узоры.
Не вижу никакой разницы.
Я не люблю убивать, и если бы можно было без этого обойтись - я бы этого не делал. И я никогда не причиняю боли без нужды.

* * *
Хлесткие горячие струи воды бьют по коже, кусают рассерженными осами, и я чувствую, что понемногу согреваюсь. Душ сейчас - это именно то, что нужно. Мысленно планирую, что еще нужно успеть сделать перед выходом из дома.
...И никаких мыслей о письме О-сэй, оставшемся на флэш-карте, в кармане рубашки, на окровавленном трупе, в комнате, куда я больше никогда не войду.
Выхожу из душа и, не вытираясь, встаю почти вплотную к высокому зеркалу. Вода капает с налипших на щеки прядей, стекает по груди, по животу, тонкими ручейками устремляясь к паху. Глаза в глаза с собственным отражением - таким белым, таким неподвижным, - начинаю мастурбировать. Суженные зрачки - точки, проколотые черной иглой... Смотрю, всматриваюсь, не моргая, не отрываясь, почти не замечая того, что делает там, внизу, моя правая рука.
В последнее время я
Сплю среди бела дня.
Видимо смерть моя...
Люблю мастурбировать под эти стихи...
Ритм! Они задают хороший ритм...
Испытывает меня...
Рука ускоряет движение.
Поднося, хоть дышу,
Зеркало мне ко рту...
Чередование ударных и безударных слогов...
Усиление... нажим... расслабление...
Как я переношу...
Анакруза... цезура... и, наконец - рифма...
Небытие на свету...
Жар и холод попеременными волнами прокатываются по коже. В паху нарастает напряжение, как будто меня насквозь проткнула раскаленная проволока.
И - рвется наконец...
Освобождение.
Сперма выстреливает в зеркало.
Еще несколько мгновений задыхающейся неподвижности...
Я снимаю указательным пальцем последнюю капельку с головки члена, задумчиво вытираю ее о губы своего отражения. Целую мутное пятнышко. Отворачиваюсь.
Все, можно уходить.
Осталось сделать совсем немного...
* * *
Не беру с собой почти ничего из одежды. В Токио будет повод обновить гардероб. Удивительно, как мало места занимают действительно необходимые вещи... На заднее сиденье «лексуса» я забрасываю лишь одну сумку, которую в самолете даже не потребуют сдавать в багаж.
Газ в квартире открыт на полную. К тому времени, как его концентрация достигнет критического предела, свеча еще будет гореть. Можно, конечно, остаться и понаблюдать издалека, но я не слишком любопытен, к тому же мне до смерти хочется спать.
...И только сейчас я вдруг понимаю, что на эту ночь оставил себя без крыши над головой.
Застываю в нерешительности... Гостиница?
Нет. Не хочу оставлять слишком явных следов.
Тогда - куда же податься?
Удивительная непредусмотрительность... совсем не в моем духе.
Час ночи. Фонари освещают пустынную улицу. Бьет по глазам неоновая вывеска круглосуточной аптеки. Но чем там могут мне помочь?.. Завожу мотор и еду наугад, не обращая внимания на сигналы светофоров. Двигатель урчит негромко, успокаивающе, в салоне кабриолета пахнет кожей, пластиком и дорожной пылью. На очередном перекрестке сворачиваю наугад, повинуясь стрелке указателя, случайно зацепившей взгляд.
Лишь проехав еще метров двести, понимаю: это был выезд на автостраду, ведущую в Киото.
Мелькает мысль развернуться. В Киото мне абсолютно нечего делать!
Но, с другой стороны... А почему бы и нет? По крайней мере, через час я буду уже в постели. Это все, что меня интересует на данный момент.
Да... и заодно, можно будет спросить у О-сэй: с чего вдруг она так растревожилась за своего хозяина, что ей вздумалось звать на помощь - меня?
Меня... Последнего человека на свете, кто мог бы чем-то помочь Ории Мибу.
Ворота «Ко Каку Рю» заперты, и это, учитывая поздний час, меня не слишком удивляет. Впрочем, створки распахиваются раньше, чем я успеваю поднять руку, чтобы постучать. Что мне всегда нравилось в этом доме, так это его абсолютная, предсказуемая обустроенность. Вот почему, несмотря ни на что, я время от времени возвращаюсь сюда. Единственное место в мире, где ничто никогда не меняется. Где я всегда желанный гость, и где любая моя прихоть будет исполнена без суеты и лишних вопросов.
Прохожу в полутемный зал и сажусь, зная, что ровно через тридцать секунд мне принесут горячие влажные салфетки, чтобы вытереть лицо и руки, минуту спустя подадут зеленый чай... А еще через минуту сюда ворвется Ория, взволнованный, со своей всегдашней радостно-застенчивой улыбкой и взглядом, полным надежды.
Заранее смиряюсь с неизбежным. За чай и постель я готов сейчас вытерпеть все, что угодно.
Хорошо, что еще остались такие места, где ничто никогда не меняется...
...Я уже допиваю первую чашку, когда вдруг осознаю неладное.
Ну? И где его носит?
Не то чтобы я ждал встречи с Орией, - но...
На взмах руки поспешно, сгибаясь в поклоне, подбегает заспанный официант, подававший мне чай.
- Мураки-сан желает что-то еще? Вас проводить в гостевой флигель?
Никогда прежде не видел этого парня, - но он, похоже, прекрасно осведомлен, кто я такой.
- Где хозяин? - спрашиваю я, подсознательно готовый услышать в ответ: «Его сегодня не будет». Досадно, конечно, но какая разница? Завтра утром я все равно уеду...
Однако ответ оказывается полной неожиданностью:
- Мибу-сан у себя, Мураки-сан. Он просил передать, чтобы вы располагались и чувствовали себя как дома. Завтра утром он будет рад встретиться с вами.
Что? Я ослышался? Или чего-то не понял? Или эти идиоты не сказали Ории, КТО приехал?..
Я отставляю чашку в сторону и встаю.
- Мураки-сан!.. - несется мне вслед. Я не оборачиваюсь.
...Этот дом знаком мне, как мой собственный, - если бы только у меня был собственный дом. В темноте я прохожу на галерею, огибаю ресторан и выхожу в сад, а оттуда, коротким путем, мимо чайного павильона - к жилым флигелям.
Приоткрытые сёдзи, забранные рисовой бумагой, мягко светятся в ночи; из щели на темную террасу стекает полоса желтого света.
И еще одна странность. Я даже замираю на полушаге...
Музыка.
Ория никогда не слушал западную музыку, но это... Да, это Doors, People Are Strange, с альбома Strange Days, 1967 года. У меня абсолютная память на даты, названия, цифры.
Только это ровным счетом ничего не объясняет...
Я толкаю вбок створку сёдзи, подспудно готовый к чему угодно. Может, он не один?
Что, черт возьми, тут происходит?!..
...Ничего.
Абсолютно.
Ория сидит спиной ко входу; заслышав шум снаружи - оборачивается. В комнате, насколько я ее помню, ничего не изменилось. Узкий футон с деревянным подголовником стоит на прежнем месте. Гравюра Хокусая - на стене слева, и под ней, в нише-токонома - букет осенних хризантем. Горьковатый запах смешивается со смолистым дымком тлеющих в хибати угольев.
Только почему у меня такое чувство, будто я ошибся дверью? Или даже домом?..
- Мураки-сан... - Он встает мне навстречу. Безупречно одетый, несмотря на поздний час, - в темно-синих хакама и серой безрукавке-катагину поверх белоснежного косодэ. - У тебя что-то случилось?
- Случилось? С чего ты взял?
Я чувствую, как нарастает раздражение. Я устал, это была трудная ночь... Почему он не может, как обычно, броситься ко мне, просто сказать, что ждал меня... чтобы я мог отмахнуться с привычной досадой, - и наконец спокойно пойти спать, зная, что мир вернулся на круги своя и опять стал прежним...
- Не знаю. - Он пожимает плечами. - Если ты явился сюда среди ночи - наверное, тебе что-то нужно? Тогда скажи, что. Мой дом в твоем распоряжении... как и всегда.
Он безупречно вежлив. И так же безупречно демонстрирует, что я ему мешаю.
Я замечаю чистый лист бумаги, тушечницу и кисть на низеньком столике у него за спиной. Что Ория Мибу может писать посреди ночи?..
Не дождавшись приглашения, усаживаюсь на татами.
- Приятно, что ты так рад меня видеть, Ори.
- Приятно, что ты счел возможным меня навестить, - отвечает он в тон.
Будь ты неладен!
Смотрю на него молча. Пытаюсь понять.
Пытаюсь понять, что мешает мне немедленно встать и уйти прочь. Я же хотел спать, черт возьми!
- Ори, О-сэй написала мне... По ее словам, тебе нужна помощь... - Это вырывается помимо воли. Ну, что ж... Наверное, действительно, лучше сразу выяснить все начистоту, открытым текстом. - Так в чем дело? Тебе угрожают? У тебя неприятности?
Не могу себе представить, чтобы это было правдой. Ория не первый год владеет рестораном; у него обедают, решают закулисные дела, снимают девочек и покупают наркоту все местные воротилы, от политиков и бизнесменов до киотоских якудза. При всей изысканной внешности и утонченных манерах, у него хватка голодного волка и полное отсутствие страха перед кем бы то ни было. Любые проблемы он решает с той же изящной небрежностью, как разливает чай.
Единственный, кто может вывести его из равновесия, заставить проявить слабость - это...
Ну, да, это я...
Но только не теперь. Теперь Ория, похоже, решил явить моему взору тот же безупречно-непроницаемый фасад, что и всему остальному миру. И я... я чувствую досаду, как будто меня обманом лишили чего-то очень важного, принадлежащего мне одному.
Я не люблю, когда меня пытаются чего-то лишить.
Такого я не прощаю.
- Ори, ты мне скажешь, наконец, в чем дело?
Он качает головой.
- Ни в чем. О-сэй что-то напутала. Ты же видишь - все в порядке.
Однако он отводит глаза.
И тут я кое-что вспоминаю... Два месяца назад. Зашифрованное письмо Ории с просьбой о встрече. Я целый день прождал его тогда в Наре, - но он так и не появился. Занятый своими делами, я напрочь забыл об этом... Хотя, кажется, в тот момент был очень зол.
И сейчас искра той давней злости вновь вспыхивает где-то глубоко внутри.
Я поднимаюсь с места.
- Мибу-сан, у меня нет ни времени, ни сил, чтобы играть в твои игры. Ты хотел меня видеть - вот он я, перед тобой. Завтра я уеду. Так что, ради всего святого, хватит изображать ледяную принцессу, и веди себя нормально!..
Меня раздражают любые неясности. Прежде, все чувства и мысли Ории я читал, как раскрытую книгу, - у него не было от меня никаких тайн. Я знал, как заставить его сделать то, что мне нужно. Знал, какую струнку зацепить и на чем сыграть.
А теперь книга захлопнулась. Передо мной одна лишь обложка - с названием на незнакомом языке.
Я даже не могу понять, в чем причина его холодности. Обида? Или тут нечто иное? Пожалуй, впервые за все время Ории удалось меня заинтриговать... Но долго он так все равно не выдержит! В этом я уверен.
Я мешкаю в дверях, чтобы дать ему возможность броситься за мной следом.
...И, не дождавшись, наконец, оборачиваюсь.
Он опять сидит ко мне спиной, за своим проклятым столиком, и растирает в тушечнице сухие чернила. Затем, словно спохватившись, поворачивает голову.
- Мураки-сан... Я, конечно, рад, что ты приехал... но... С чего ты взял, что я хотел тебя видеть?
* * *
Я плохо сплю этой ночью. Я зол на себя и на Орию. Такой злости я не помню уже давно. Если бы не усталость, я бы уехал немедленно, не дожидаясь утра...
Но меня хватает только на то, чтобы добраться до гостевого павильона и, раздевшись, повалиться на футон.
Ряды кукол являются мне во сне. Бесконечные ряды, из моих детских, давно позабытых кошмаров. Куклы с одинаковыми белыми фарфоровыми лицами и тусклыми черными глазами.
И у одной из этих кукол - лицо Ории Мибу.
* * *
Просыпаюсь еще более усталым и раздраженным, чем лег - если такое вообще возможно. Ории нигде не видно, - похоже, он старательно избегает меня; и это - еще одна досаждающая странность. В прежние времена, как бы сильно мы с ним ни поругались накануне, он всегда являлся с утра, пытаясь загладить свою вину и заставить меня сменить гнев на милость.
Однажды я вообще застал его у себя в комнате при пробуждении: он сидел и молча смотрел на меня. Просидел так всю ночь...
Собственно, после этого я и уехал. Это было уже чересчур.
Но сегодня у Ории, похоже, обнаруживается удивительный дар ускользать при моем приближении. Я обхожу весь дом. Тщетно. Наконец, из кабинета до меня доносится холодный, отрывистый голос. Слов не разобрать, но, похоже, он отчитывает кого-то...
Однако когда я появляюсь в комнате, то застаю там одну лишь О-сэй.
Что ж, и это неплохо... Без обиняков перехожу к делу.
- О-сэй, я хотел поговорить с тобой. Что это было за нелепое письмо? Откуда ты вообще взяла мой адрес?
Вся ледяная ярость последних часов комом подступает к горлу. Я на взводе. Терпение на пределе. И домоправительница чувствует это. Она всегда боялась меня пуще смерти, но сейчас вид у нее такой, будто ее заживо рвут на части.
- Мураки-сан... простите... я не должна... Адрес был в компьютере хозяина... простите...
Она пытается юркнуть к выходу, но я преграждаю ей путь.
- Что у вас здесь происходит, О-сэй? Отвечай. Живо!
Испуганно трясет головой.
- Мураки-сан! Прошу вас! Хозяин запретил мне разговаривать с вами. Он сказал, если я скажу хоть слово - он меня убьет!
И что? По ее мнению, это должно меня тронуть?
Я стискиваю плечи домоправительницы, находя болевые точки. Она корчится. Лицо обмякает, как мокрая тряпка.
- Мураки-сан...
Я не идиот. И не люблю, когда другие считают меня идиотом.
- Два вопроса, О-сэй. Два вопроса - и ты свободна.
Всегда нужно обещать людям нечто такое, перед чем они не могут устоять. Это - и добрая порция страха... Безотказное сочетание.
- Да, Мураки-сан...
Вот так-то лучше. Я сильнее стискиваю костлявые плечи - просто потому что сейчас мне хочется причинить кому-то боль. Пусть даже этой старой уродливой дуре.
- У Ории кто-то есть, О-сэй? Кто? Он? Она? Кто?
По тому, как начинает трястись О-сэй, я понимаю, что попал в цель. Испытываю при этом странное чувство.
Я никогда не ревновал Орию, - с какой стати?! Как можно ревновать того, к кому ничего не чувствуешь? Но он был... моим. Он принадлежал мне, и я знал каждый его вздох, каждую мысль в его красивой голове. А теперь - я хочу знать, кто посмел украсть мою собственность!
Я наклоняюсь к самому лицу женщины:
- Кто, О-сэй?
Страх перед хозяином отступает перед тем ужасом, что внушаю ей я.
- Какой-то парень, Мураки-сан. Он провел у нас три дня, в начале осени. Я ничего о нем не знаю. Ни кто он, ни откуда взялся. Жил здесь три дня - и исчез. И с этого времени... хозяин стал сам на себя не похож... Больше я ничего не знаю, клянусь!
Похоже, не врет. Я могу отличить, когда люди говорят мне правду. На дне той пропасти, куда погружает их страх, никакие увертки и ложь не могут существовать...
Я улыбаюсь.
- Отлично, О-сэй. Вот видишь, как у нас все хорошо получается. А теперь - второй вопрос...
- Но, Мураки-сан, я же говорю, что больше ничего не знаю! Честное слово!..
Не слушая ее, продолжаю:
- Второй вопрос, О-сэй. Куда он дел свою катану?
Я заметил это утром, когда бродил по дому. Опустевшая подставка в тренировочной комнате. Я только заглянул туда - и ощутил мертвенный холод. У меня не возникло даже мысли, что Ория мог взять меч для занятий, или, скажем, отдать его в починку... Нет. Комната казалась такой... осиротелой... что я сразу понял: катаны у Ории больше нет.
Его любимая катана, выкованная самим Хаттори Ханзо.
В это невозможно поверить.
...О-сэй стонет от боли. Я наклоняюсь, заглядывая ей в глаза, где плещется безумие. Приятное зрелище... Мне становится чуть полегче...
Но ненадолго. Голос из коридора прерывает нашу идиллию:
- Мураки-сан, отпусти эту несчастную женщину. Она ничего не знает. Если у тебя есть вопросы - почему ты не пришел с ними ко мне?
От неожиданности я разжимаю руки. Мгновенно воспользовавшись этим, О-сэй сбегает с жалобным писком, как мышь, чудом вырвавшаяся из когтей кошки.
Только сейчас до меня доходит, что я, пусть и невольно, подчинился приказу Ории.
Несколько мгновений мы меряемся взглядами. Кажется, никто не уступит, - и мы так и простоим тут, до самого края вечности...
Но неожиданно Ория пожимает плечами - и отводит глаза. Странно, но эта маленькая победа не доставляет мне ожидаемого удовольствия. Я не пересилил его. Он просто не пожелал со мной сражаться.
- Чего ты от нее хотел, Кадзу?
Будь я проклят, если позволю ему заметить мою растерянность.
Мой голос - холоднее ледников в Гималаях.
- Я хотел выяснить, что тут происходит.
Его голос - ничуть не теплее.
- Выяснил?
- Похоже, да. Так где твоя катана, Ори?
- Какое тебе дело? Ее больше нет. Она... умерла.
Разворачивается и уходит, так стремительно, словно спасается от смертельной опасности.
Впервые за все время я уловил в его словах призрак искреннего чувства. В этих двух последних словах...
И черт бы меня побрал, если я знаю, что все это может означать!
* * *
Я сторонник спонтанных решений. Они не всегда могут оказаться наилучшими - скорее, наоборот, - зато привносят в жизнь разнообразие.
Оставшись один в кабинете, роюсь в бумагах Ории, - как хорошо, что он ничего не прячет! - нахожу его паспорт и запечатываю в конверт вместе со своим, пишу сопроводительную записку для Ацуги, в Токио. Затем выхожу - и вручаю письмо привратнику у ворот.
Тот кланяется и обещает вызвать курьера немедленно.
Вот и хорошо. Хоть кто-то еще в этом доме готов делать то, чего я хочу.
...А теперь, Ори, посмотрим, насколько хватит твоей хваленой невозмутимости!
После завтрака я следую за ним повсюду, неотступно, - без всяких объяснений. Стою в дверях, когда он отчитывает за что-то поваров. Усаживаюсь рядом, когда договаривается с поставщиками свежей рыбы. Молча жду, когда он соизволит закончить неимоверно интересную телефонную беседу с клиентом о заказе столика...
Мне интересно понаблюдать за ним. Я хочу кое-что для себя уяснить.
Потратив на это два драгоценных часа своей жизни, я понимаю, что вчера ошибался.
Дело не в том, что мой бывший любовник переменился по отношению ко мне.
В нем самом что-то изменилось. Прежний Ория улыбался. У этого - губы застывшие, будто занемели на холоде, а глаза блестят не ярче, чем у той девушки, которую я оставил вчера в своей квартире, в луже крови. Прежний Ория весь светился сдержанной, искрящейся силой. Этот - функционален, как хорошо отлаженный аппарат. И в нем столько же жизни, как... в кофеварке.
Он даже двигаться стал иначе. Я больше не замечаю в нем прежней гибкой пластики, хищной грации фехтовальщика. Он ведет себя, как смертельно уставший человек, которому каждое сокращение мускулов дается ценой неимоверных усилий.
Теперь я лучше понимаю, что имела в виду О-сэй.
Теперь я точно знаю, что принял верное решение.
* * *
Ория наконец кладет трубку. На кухне у поваров играет радио. Передают последние известия. Ужасный пожар в Осаке. Взрывом газа разнесло несколько квартир. Есть жертвы...
Ория косится на меня.
- Не думаю, что ты что-то испытываешь по этому поводу...
И вновь - перемены. В прежние времена он уже обрушился бы на меня с обвинениями, требовал бы оправданий, называл чудовищем, умолял одуматься и вести себя осторожнее... Сейчас все, что я имею, - это холодную констатацию факта.
Так же холодно киваю в ответ.
- Это была вынужденная мера. За мной следят.
Тонкие брови вопросительно приподнимаются.
- Не полиция?
Что ж, хотя бы проницательность осталась при нем, несмотря на все прочие перемены... Качаю головой.
- Нет. Не знаю, кто они такие и что им нужно. Хотя кое-какие предположения имеются. Надеюсь больше разузнать в Токио. Ты поедешь со мной.
Несколько мгновений, пока он переварит эту информацию...
Прежний Ория уже заглядывал бы мне в глаза, с восторгом щенка, которого хозяин берет на прогулку.
Нынешний - равнодушно смотрит в пустоту.
- Не думаю, что это разумно, Кадзу.
- А тебя никто и не просит думать. Все, что от тебя требуется - это собрать вещи.
- Мне нечего собирать. Я не могу ехать в кимоно. А европейскую одежду я... - Впервые за сегодня вижу, что он смущается. Чуть заметно розовеют скулы, Ория опускает глаза. - В общем, ее больше нет.
Мне это нравится. Сейчас он - как кукла, готовая ожить. Весь такой восхитительно неживой изнутри... и вдруг - этот слабый, слабый, почти неуловимый проблеск эмоций... Как огонек зажигалки в темноте...
Да... Таким, как сейчас, Ория Мибу нравится мне гораздо больше.
Я никогда не стесняюсь выказывать свои чувства. На мой взгляд, худшее, что может сделать человек, - это подавлять свою натуру. Желания, эмоции, страсти, - все должно иметь возможность выплеснуться наружу. Свобода так упоительна...
Кончиками пальцев поднимаю лицо Ории за подбородок к свету. Рассматриваю тонкую безупречную матовую кожу, обтянувшую впалые щеки. Изящный нос. Линию безупречно очерченных губ с их крохотными, почти не заметными взгляду морщинками... Ори! Ну почему ты не мог быть таким, как сейчас, раньше - когда мы были вместе? Когда я почти был готов полюбить тебя... Возможно, тогда все сложилось бы иначе?
Хотя, нет. Я бы все равно ушел...
Ория терпит мои прикосновения спокойно. Но именно что - терпит. Даже дыхание не участилось. Смотрит мне прямо в глаза. Задумчиво, как будто пытается решить для себя какую-то загадку.
Не надо этого, Ори, не трать зря время. Меня ты все равно не разгадаешь.
Опуская руку, в последний раз сжав пальцами его подбородок. На восковой коже остаются два розовых пятна - и тут же исчезают. Так тает дымка от дыхания на холодном стекле.
- Ори, то, что ты носил раньше на выход, нельзя назвать одеждой. Все эти джинсы, футболки... Такие вещи приносят несчастье! - ...Я ослышался - или он и в самом деле хмыкнул? Но что я такого сказал? - В общем, сейчас мы этим займемся. Поехали.
Молча, без единого слова, он идет за мной к машине.
Молча садится на пассажирское сиденье, даже не спрашивая, что у меня на уме.
Молча смотрит в окно. В застывших, немигающих глазах, как стеклышки в калейдоскопе, мелькают пестрые отражения витрин Годзё-дори.
Я исподволь наблюдаю за ним, чувствуя, как нарастает приятное возбуждение где-то глубоко внутри.
...Это сложно объяснить. Я был в бешенстве вчера, когда он встретил меня с таким равнодушием. Если бы Ория во всем остальном остался прежним - и переменился только ко мне... Думаю, я убил бы его. Так я решил сегодня ночью - а я никогда не меняю своих ночных решений.
Но то, что я увидел днем, заставило меня повременить.
Мне нравится эта новая холодность, эта пустота, которую я чувствую у него внутри.
Пустота... она зовет, притягивает меня. Я чувствую ее горьковатый стылый вкус. Мне хочется быть ближе, войти в нее, окунуться с головой... М-м... я никогда не мог устоять перед зовом бездны...
Ория, которого я думал, что знаю наизусть... Ория, давно прочитанная и заброшенная книга... Ория, ответ на никому не интересную загадку...
Ория внезапно оказывается полон соблазнов.
А я никогда не пытаюсь бороться с соблазнами...
Паркуюсь перед неприметным бутиком с черными иероглифами «Юрико Такаги» на белом фоне. Хозяин лично распахивает перед нами дверь.
- Чего желают господа?
О, как бы мне самому хотелось знать ответ на этот вопрос...
Я растягиваю губы в улыбке.
- Мой друг. Ему нужна новая одежда. - Оценивающе осматриваю Орию, хотя уже все решил для себя по пути. Но мне нравится, как он чуть заметно ежится под моим взглядом. - Теплая гамма. Натуральные ткани. Свободный, элегантный стиль. Ваша последняя коллекция.
Я видел показы этого парня в Париже, на неделе высокой моды. Лучшего нам не найти. Никто не умеет с таким изяществом сочетать японские традиции с европейской классикой. Никто так не работает с фактурой и элементами костюма, которые, собственно, и придают одежде неповторимость и шик. Чуть широковатые манжеты рубашки... Чуть заниженные пуговицы на пиджаке... Чуть скругленная форма ворота... Все эти детали на первый взгляд почти незаметны. Но на второй взгляд - от них уже не оторваться.
Даже Ория, похоже, понемногу проникается. Я вижу, как он смотрит на себя в зеркало. Его не смущает даже то, что всякий раз, вместе со своим, - он видит там и мое отражение.
Моя восхитительная новая кукла...
Наконец, перебрав все, что мог нам предложить Такаги-сан, я вытаскиваю чековую книжку. По мере того, как я перечисляю костюмы, которые намерен забрать, модельер на глазах возносится в нирвану, а мой спутник так же ощутимо мрачнеет. Однако молчит.
Вот это мне в новом Ории нравится больше всего. То, как выразительно он научился молчать...
Продиктовав напоследок адрес «Ко Каку Рю», чтобы вещи доставили прямо туда, я выхожу на улицу и сажусь в машину. Ория, хмурый, как осенние сумерки, следует за мной.
И по-прежнему молчит. Кажется, он вообще не сказал ни единого слова с того момента, как мы вышли из дома. Я раздраженно поворачиваю ключ зажигания. Выезжаю на Годзё-дори.
- И чем, позволь узнать, ты так недоволен?
Он тянет с ответом. Пялится в окно, - я едва удерживаюсь, чтобы не встряхнуть его изо всех сил и не выбить из этой дурацкой задумчивости.
- Вещей слишком много, - роняет он наконец. Таким тоном, словно делает мне одолжение.
- И что? По-твоему, я не в состоянии за это заплатить?
Чуть заметное пожатие плеч под новым замшевым пиджаком цвета топленого молока. Ему идет этот оттенок.
- Не в том дело. Просто, когда ты говорил насчет Токио... Как надолго ты туда собираешься? К чему такая гора одежды?
Теперь моя очередь пожимать плечами.
- Ты же знаешь, я никогда не умел вовремя останавливаться... А что касается Токио - да, я помню, что ты его не любишь. Мы там и не задержимся. Только заберем паспорта.
- Паспорта?
Он заглатывает наживку, и я внутренне торжествую, - но вдруг, по взгляду Ории понимаю: это не наивность. Он видит мою игру. Он просто не желает в нее играть.
Мне хочется его ударить.
- Пусть это станет для тебя сюрпризом.
Вот так. Дешевая маленькая месть. Но сейчас меня устраивает и такая.
Рывком выворачиваю руль на повороте. Визжат шины. Кто-то яростно сигналит вслед.
...Рука Ории ложится мне на плечо. От неожиданности забываю про тормоза и проезжаю на красный..
- Мураки-сан... А тебе не приходило в голову, что я могу не захотеть никуда с тобой ехать?
Сбрасываю его руку. Газую - и нарочито поворачиваюсь к нему, не глядя на дорогу. В прошлом такие штучки всегда кончались одинаково: он не выдерживал, принимался умолять меня вести повнимательнее... Самое смешное - он, похоже, больше тревожился за меня, чем за себя самого...
Сейчас - роняет только:
- Кадзу... Ты заметил, что пропустил поворот?
Боги, что вы сделали с этим парнем? У него появилось чувство юмора!
Разворачиваюсь через двойную осевую, и наперерез движению, по-прежнему почти не глядя вперед, вылетаю на нужную улицу.
Гоню, как одержимый. И наконец, торможу перед воротами ресторана так резко, что мы оба едва не влетаем лбом в ветровое стекло.