Ну.. Я пока не буду выкладовать, а отошлю Бурьке.
Смотри в ЛС!!

А тебе кукиш!!! Ты мне только орфографию исправляешь!!!

Буря, спасибо тебе огромное!!! Представляете, она мне не только ошибки исправила, но еще подсказала возможные действия героев, написала правильно и более удачно подобранные фразы и выражения. Спасибо тебе!!! Хорошая бетта!!

Правда я отвечу на твой вопрос. Орфограмму и мелкие ошибки типа неправильеых окончаний с запятыми ты исправляй, просто не поясняя. Я пойму. А вот фразочки точняк, можешь писать так же.. Я тебя люблю...

Корооче Бетта прости, пока выставлю так, а ты мне следующий отрывок напишешь нормально..
Или нет.. Короче ловите..

…
Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Тсузуки умчался в ванную споласкивать грязь и нашу «любовь», а я остался в комнате.
Скоро полдень. А я еще не до чего не додумался. Лежу себе и кусаю губы, все еще слыша поцелуи любимого… Блин, что-то я пропустил. Что-то очень важное. Что-то, что необходимо вспомнить и использовать…
Таймер в памяти откручивает время вспять. Действия и мысли крутятся с бешеной скоростью, я все ищу. Знать бы, что.
И тут…
Та картинка, которую показал мне Татсуми. Тот детский рисунок, где с краю были написаны цифры мужской крепкой рукой…
Я вскочил, молниеносно натягивая штаны на ноги и кое-как застегнул рубашку. Выбежав из комнаты, буквально с низкого старта я рванул в сторону комнаты нашего эконома.
- Татсуми!! Я вспомнил!! – я влетел в чужую спальню и застыл где-то у кровати. Ватари сидел у ног Татсуми и массировал ему ступни. Холодный эконом читал какую-то книгу. И все сейчас смотрели на меня, словно я – ненужный зритель.
- Прошу прощения, но это очень важно, - я поклонился и отступил на шаг. Татсуми отложил книгу в сторону и внимательно посмотрел на меня. Я запнулся, подыскивая нужные слова. – Те цифры на листке бумаги…
- Какие еще цифры? – переспрашивает Сеиширо, кивком отгоняя Ватари. Светловолосый с явным неудовольствием выходит из комнаты, оставляя нас наедине. Я переминаюсь с ноги на ногу, нерешительно смотря ему в глаза. Что сказать? Как объяснить?
- Татсуми, ты помнишь тот инцидент в ресторанчике, когда я потерял сознание? Вы меня еще в больницу отвезли… Ты тогда сказал, что сегодня убили еще одного шинигами. И показал мне детский рисунок, который нашли на месте преступления. Я хочу его видеть!!
- Да? – эконом мягко поднялся на ноги и приблизился ко мне, смотря в глаза. Его синий лед за стеклами нехорошо блеснул. – А кто ты у нас, мальчик? Граф?
Он скривил губы в улыбке, провел рукой по щеке.
Я потихоньку переваривал информацию. И понял.
- Ты не Татсу!!
- А кто? – мужчина легко обнял меня, слегка наклоняясь. Я оттолкнул его, сам чуть не падая.
- Ты не он!!! Тсу-зу-ки!!!
- Не кричи, - поморщился Татсуми. Он оказался у окна, и перемахнул через подоконник. – Своего шинигами можешь найти в городе…
…
Не знаю, почему, в этот момент я точно понял, что это не Татсуми. Шепот в сердце стал просто криком, я буквально выпрыгнул в окно за этим негодяем. А он уже растворялся облаком между деревьями. Тсузуки что-то закричал мне в след, сильными руками держась за подоконник и перевешиваясь за окно. А я, безумный мальчишка, бежал в город.
Очнулся от своего бега я уже где-то в центре, руки были испачканы землей, а я недоуменно озирался, стоя посреди шумной площади. Казалось, весь город вышел на улицы.
И вдруг я понял.
Я узнал, что именно содержится в каждом городе.
В каждом человеке, что посмотрел на меня.
Город молил о помощи.
Город молил о смерти…
Я зажал голову руками, стараясь заставить замолчать этот крик, эту боль, что звучит громом в ушах. А где-то здесь Татсуми.
Что этот незнакомец сделал с ним, как он обошелся с нашим экономом… Я вдруг испугался. Ведь шинигами стали моей семьей, хоть какой-то и не такой, но лучше у меня никогда не было. Татсуми заменил мне… дядю, если бы он у меня был.
Быстрым шагом я отошел к каменным зданиям, присел на выступ, стараясь унять бешено стучащее сердце. Это я виноват, что все вокруг пытаются причинить боль шинигами… У каждого из нас в сердце раненым осколком застряла боль, что пришла из жизни. Мы стараемся не говорить о прошлом, но все же какими-то обрывками долетают кусочки слухов или статей. А сейчас… Почему мы все должны страдать еще и после смерти? Неужели мы не достойны просто быть… хоть немного пожить нормально.
Мысли, так и не успокоившись, сосредоточились на том, чтобы найти одну единственную душу, что потерялась в этом огромном комке боли, называемым себя городом. Татсуми. Его образ соткался в подсознании невесомыми ниточками. Синие ледяные глаза, острый подбородок, легкий жест пальцами, когда он подправляет очки, стройный силуэт, и на фоне изгибы ласковых теней.
- Татсуми, - шепотом позвал я, стараясь дотянуться до него своей мыслью, попробовать коснуться хотя бы кончиками израненных пальцев… И внезапно особенно остро увидел его лежащего на полу, с алым ударом на скуле. Очки, совершенно разбитые валялись рядом, у его поджатых коленей. Еще немножко… Я словно превратился в призрак, втянул себя самого в свое видение, заставляя его продлиться. Какая-то темная лестница, ведущая наверх, ступеньки сбиты, наверное по ним часто ходят. В углу забытая всеми швабра. А!! Я понял, он в одном из старых многоэтажных домов. Я был там когда-то.
Резко распахнув глаза, я рванул в сторону старых высотных домов. По счастью, я находился не слишком далеко от них. На меня оборачивались почти все прохожие, еще бы, увидеть мальчишку с горящими глазами, бегущего со всех ног, словно от невиданной опасности, не каждому удается. А мне хотелось лишь быстрее добраться до того подъезда. Татсуми!!! Я иду!!!
Ручка двери подъезда сунулась мне в ладонь, пальцы привычно обхватили изогнутую сталь. Итак…
На деле это было немножко не так. Спустившись вниз, я увидел эконома, как и в своем видении, лежащего на полу. Воздух был спертым и вонял мусоркой. Как мне поднять здорового мужчину? И что мне с ним делать дальше?
Закусив губу, я попытался приподнять его, закинув руку себе на плечо. Где-то с попытки пятой, когда мне уже надоело постоянно падать под его весом, мы кое-как встали около узкого и жутко грязного окна. Вообще-то не помешала бы и помощь.
Глаза закрыты, дыхание учащенное, я пытаюсь найти Тсузуки в эмоциональном спектре. Что-то такое яркое, впечатлительное… с небольшим фиолетовым оттенком…
Вокруг, в мире, что-то разлито. Это как маслянистая лужа, в которую падаешь коленом и пытаешься стереть с брюк. С помощью соли, конечно.
…
Соль.
Боль.
Кровь.
Мураки…
Ослепительный доктор в безукоризненном плаще на ветру. Сверкание его стекл. Такое же холодное, как и у остальных. Боль, яркая боль, выжигающая душу. И красная луна на темном небосводе…
- Нет, нет, нет!!! Я не хочу, мне больше не надо!! Нет!!! – горячий шепот сменяется криком. Голос меняется. И захлебывается воем.
…
Я трясу головой. Пальцы на талии у эконома трясутся, как у истеричной женщины. Выхватывать эмоциональные сцены из жизни и памяти кого-то всегда было неприятно. Хисоке уже надоело думать за всех, отслеживать нити правды под слоем жирной лжи. Вылавливать ее по кусочкам из маслянистой лужи…
Да, иногда приходится называться самого себя по имени, чтоб немножечко придти в форму. Только одна беспокойная мысля терзает изнутри, гложет голодным волком: голос-то уж слишком был похож на твой собственный, когда ты, зажавшись в угол своей темной камеры, выл, стараясь отвернуться от всего мира.
- Хисока, - слабый голос возвращает меня в реальность, и я ловлю себя на том, что подставляю спину падающему вновь Татсуми. Он кое-как встает с меня сначала на колени, а потом уже на ноги, немного качаясь при движении. – Дальше я сам.
Я киваю, возразить нечем, да и не зачем, потому как в одиночку тащить его не смогу. Татсуми болезненно морщится, потирая руку, прикладывает холодные пальцы к вискам, очки на носу не нашел, оглянулся, понял, что от них ничего не осталось, и устало махнул рукой.
- Идем, - и мы медленно, останавливаясь для отдыха, доползли до усадьбы. Но уже жуткой ночью: путь и так не был близким, а тащились мы чуть быстрее муравья.
- Тсузуки… Ватари… пусть о нем позаботится, - голова кружится несносно, но боль не моя, ее мне отдал Татсуми. Мимолетом удивляюсь, как так, почему кроме боли я ничего не чувствую, и падаю на кровать, совершенно не заботясь о грязных кроссовках на чистых простынях, забываюсь сном, таким спасительным в эти дни.
…

Я не запутала, я пытаюсь распутать..
Только у меня пока мало что выходит, воть..

С вишневым, наверняка...

(растроилась)
блин, неужели я его недопишу?.. Как жаль...
(плачу)