Unusual world

Объявление


НАРОД!! Я к вам обращаюсь!! Зайдите в раздел наши конкурсы и отпишитесь!!

Не забывайте, что у нас есть раздел сочинений. Пишите больше...!!
А еще обновления на сайте!! Смотрите внимательно!!


Я создала ролевую на основе мафии. Тех, кто любит яой - приглашаю по адресу http://hellife. forum2x2 .ru/ Там администраторы полюбят вас больше, чем мама с папой =)



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Unusual world » Маратели бумаги » Обнаженная натура (Анна Швеллер)


Обнаженная натура (Анна Швеллер)

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Вот, наткнулась на ее авторский сайт....
Безумно красивая и грустная повесть.
О том, как двое людей: лорд Англии и талантливый художник хотят быть вместе вопреки всему...
Сама только что прочитала и решила поделиться этим с вами...

0

2

Глава 1

Чарльз обвел глазами зал, полный народа, и вздохнул. Более скучного общества видеть ему не доводилось – политики, члены парламента, важные чиновники, состоятельные дельцы, аристократы, представители лучших фамилий, их жены, некрасивые дочери, самоуверенные отпрыски, одним из которых был и сам Чарльз, лорд Честертон, сын известного государственного деятеля Альфреда Честертона. Отец настоятельно просил сына посетить этот прием, важный и интересный, но прошло не более часа, как Чарльз прибыл в Уиллсон-хаус, а он уже умирал от скуки. Богатые знатные дамы, усыпанные драгоценностями, в дорогих платьях и с фальшивыми улыбками представляли Чарльзу своих дочерей – серых и унылых девиц с большими планами на будущее и видами на его состояние. Лорд Честертон улыбался, был мил и обходителен, великолепно танцевал и очаровывал несмышленых дебютанток, считавших, что лорд восхищен ими, лорд обратил на них свое пристальное внимание. Им это льстило, но Чарльзу давно наскучило. Он был молодым, приятным, образованным человеком с вполне зрелыми рассуждениями для своих двадцати двух лет. Красивая внешность, изысканные манеры, высокое положение, большое состояние обеспечивали лорду блестящее место в обществе, он был завидным женихом, и многие мамаши уже видели его своим зятем, считая Чарльза самой подходящей партией. Знатные молодые дамы присматривали юного лорда в качестве украшения для своей постели, и иногда Чарльз позволял им это маленькое удовольствие, только если самому было не слишком в тягость. Чарльз был не первым из дворян, кто разочаровался в светском обществе, но лорд, в отличие от многих своих ровесников, и не пытался этого скрывать. Чарльз ужасно не любил подобные приемы, балы, званые вечера. Его больше привлекали неформальные сборища, где люди, не обращая внимания на ранги и сословия, запросто общались, делились своими мыслями. Лорд любил искусство, литературу, музыку, в которых, как человек, не наделенный талантами, неплохо разбирался и умел отличить истинную ценность от подделки.

Не будучи высокомерным и эгоистичным, Чарльз иногда радовал высший свет своим присутствием, но в умеренных пределах. Сейчас он выразил почтение хозяевам дома, пригласил на танец особо знатных и достойных, по словам его отца, дебютанток и решил, что может с чистой совестью удалиться с приема и поскорее забраться в постель с томиком хороших стихов. Чарльз уже размышлял, что бы ему выбрать из своей богатой библиотеки, когда к нему подошел старинный приятель граф Саймон МакГрегор, представитель знатнейшей шотландской династии. Саймон, как всегда, был на подъеме и искренне наслаждался балом, как и любым другим местом, где бы он ни находился. Граф похлопал Чарльза по плечу и добродушно заметил:

- Мой друг, я вижу, что прием тебе уже наскучил.

- Признаться, я ожидал большего, - с отчаянным вздохом произнес Чарльз, он уже благодарил небо за то, что ему был послан Саймон, как спасение от скуки, - мой отец заверил, что вечер будет интересным, но главное развлечение на сегодня – карты и разговоры о политике, а меня не интересует ни то, ни другое.

- Выше нос, Чарльз, - улыбался Саймон, не привыкший скучать, - а как же танцы с прекрасными юными леди?

- У меня сложилось впечатление, что на этот бал пригласили самых скучных и безобразных девиц.

-Ну, по-моему, леди Виола Гарретс очень мила, просто очаровательна.

- Но ужасно глупа, - небрежно произнес Чарльз, вспоминая свой разговор во время танца с Виолой, - она не произнесла ни слова, только хлопала ресницами и нелепо улыбалась, будто я сказал что-то смешное.

- Да, ни одной настоящей женщины, - согласно кивнул граф, - разве только леди Донован, но она так благопристойна и верна своему мужу, что даже танцевать ни с кем кроме него не желает.

- Она слишком чопорна и высокомерна, но под этой холодной маской и умными разговорами скрывается набитая дура, которая заучивает целые тома наизусть, не понимая их содержания. Она, видите ли, увлеклась Мольером! Скажи на милость, кто сейчас увлекается Мольером?

-Ты слишком строг, Чарльз. Что плохого в классике? – удивился граф.

-Классику нужно понимать, а эта леди понимает лишь то, что ей говорят модистка или парикмахер.

-Откуда такой цинизм? – поразился Саймон, - ты ведь такой доброжелательный человек.

-Не люблю фальши, - кратко заявил Чарльз.

Саймон решил переменить тему, потому как беседовать с Чарльзом о светском обществе было сущим наказанием.

-А как продвигается твой роман с леди Гриншип? Вы все еще пишите друг другу пылкие письма?

Чарльз улыбнулся.

-Похоже, Бристоль действительно находиться довольно далеко от Лондона, и моя дорогая Хелен предпочла заменить меня моряком, который был несколько ближе.

-Моряком?! – изумился Саймон.

-Капитаном какого-то судна, если быть точным.

-А когда капитан уйдет в плавание, заблудшая овечка вернется к тебе?

-Придется ей поискать кого-то другого, - хмуро заметил Чарльз.

Саймон понял, что и эта тема его другу не по душе. Постоянные любовные неудачи разочаровали Чарльза в женщинах, и граф искренне сочувствовал ему, такому-то красавцу приходиться проводить ночи в постели с книгой.

-Кажется, я вспомнил, - Саймону показалось, что у него возникла блестящая идея, - у Джорджа собирается сегодня компания.

-Сегодня? – удивился Чарльз, - я не знал.

-Ну, ты же знаешь, Джордж ничего не планирует заранее. Так, собрал друзей, творческую элиту, так сказать. Он хочет представить своего друга, скандального художника, который недавно приехал из Франции.

-От чего же скандального?

-Я слышал, что он писал портрет графини Ричмонд, этой ледяной глыбы. Граф Ричмонд даже спрятал это полотно в своем кабинете. Говорят, что там леди так вызывающе соблазнительна, какой муж ее никогда не видел, - тут Саймон приблизился к уху Чарльза и прошептал с двусмысленной улыбочкой, - поговаривают, что этот портрет удовлетворяет сэра Ричмонда гораздо больше, чем его жена.

Чарльз ухмыльнулся.

-Полагаю, леди Ричмонд было куда приятнее быть соблазнительной для художника, чем для своего мужа.

Саймон расхохотался, но осекся под недовольными взглядами.

-Ну что, пойдем знакомиться с художником?

-Ну, если он творит такие чудеса, стоит познакомиться с этим человеком.

Саймон довольно улыбнулся.

-Ты прав, дружище. К тому же, мне тоже уже порядком надоели танцы и пустые разговоры. Хочется пообщаться с богемой. Пошли?

-Я предупрежу отца, что уезжаю, - сказал Чарльз.

-Чарльз, дружище, что ты как маленький? – удивился Саймон, - ты уже три года не живешь с отцом, а продолжаешь докладывать ему обо всех своих делах.

Чарльз ничего не сказал. Он просто считал, что невежливо уходить, не попрощавшись с отцом и хозяевами дома.

К счастью, он нашел их всех за столом для игры в вист, где любило проводить время старшее поколение. Леди Уиллсон, нелепая старуха, наряжающаяся в модные туалеты, более подходящие для молодых дам, притворно расстроилась:

-О, как жаль, Чарльз, вы нас уже покидаете.

-Прошу прощения, но я пообещал быть на другом приеме.

-Вы в который раз покидаете бал раньше времени, - упрекнула его леди Уиллсон,- ну да ладно, мы вас прощаем. В ваши юные годы хочется побывать сразу во всех местах.

Отец недоверчиво посмотрел не Чарльза.

-Опять едешь болтаться с всякими бездельниками?

Чарльз очаровательно улыбнулся лорду Честертону, и тот оттаял, не в силах противиться улыбке сына.

-Поезжай, - вздохнул он, - но завтра, будь добр, явись ко мне на ужин. Я пригласил Гарретсов.

-Непременно, отец, - уже уходя, бросил Чарльз.

Саймон уже ждал его в карете Честертонов.

-Ты как всегда добираешься на попутках, - поддел друга Чарльз.

-Моя карета все еще в ремонте, - пытался оправдаться Саймон, но Чарльз знал, что граф заложил карету, как и все свое имущество, чтобы расплатиться за роскошную жизнь.

Чарльз облегченно вздохнул, когда карета тронулась. Он чувствовал, что вырвался на воздух из душных комнат, – именно так он ощущал себя, покинув прием.

Глава 2

Джордж Слейтер был знатным дворянином и, как и Чарльз, он не любил светское общество. Он предпочитал сам устраивать приемы и приглашать интересных людей, богему, творческую интеллигенцию, философов, молодых энергичных политиков, писателей, музыкантов, художников. Человеку со вкусом и образованием всегда было приятно вращаться в таком обществе и беседовать на волнующие его темы с интереснейшими людьми. Сам Джордж был довольно радикально настроен, ненавидел консерватизм и добропорядочность, поэтому в его доме всегда царила атмосфера свободы, вседозволенности, неги. Как богатый наследник сэр Слейтер мог себе это позволить. Ему часто приходилось содержать приезжих творческих личностей, по обыкновению бедных, но привыкших к роскоши. Джорджа это обстоятельство ничуть не угнетало, он, напротив, считал, что деньги нужно тратить на то, что действительно доставляет удовольствие.

Чарльз, как нельзя кстати, подходил Джорджу для таких приемов как представитель нового поколения аристократии. Лорд Честертон прекрасно вписывался в элитное общество – умный, образованный, общительный, умеющий доказывать свою правоту. Джордж считал его немного консервативным, но для сына члена парламента это было простительно. Слейтер с удовольствием общался с Чарльзом и всегда был рад видеть его в своем доме.

Он тепло приветствовал прибывших Саймона и Чарльза. Угостив их бренди, хозяин удалился, предоставляя гостям право самим искать развлечение на вечер. Саймон тут же принялся увлеченно беседовать со студентом-революционером из Оксфорда, а Чарльз сел на диван и стал рассматривать присутствующих, смакуя бренди. Атмосфера действительно была оживленной, даже немного шумной, но в отличие от изысканной сдержанности светского общества, это ничуть не утомляло Чарльза. Сейчас он просто наблюдал за людьми, наслаждаясь их присутствием. Чарльзу нравилось, что, отбросив ненужные правила и условности, они становились самими собой, говорили то, что думают, а не то, чего требовал этикет. Устаревшие морали легко заменялись новыми или отбрасывались вообще, сословные преграды растворялись сами собой, и никто не смотрел свысока, пользуясь своим знатным происхождением.

-Скучаете в одиночестве? – послышался голос у самого уха Чарльза.

Он вздрогнул, встретившись взглядом с парой холодно-голубых насмешливых глаз. Чарльз даже не заметил, как на диван присел молодой человек, который поставил локоть на спинку дивана рядом с плечом Чарльза, и, положив на руку голову, внимательно рассматривал лорда.

-Вы будто попали не в свою тарелку, сэр, - насмешливо заявил юноша.

Чарльз внимательно посмотрел на него. Молодой, ослепительно-красивый, с немного женственными чертами, пышной копной светлых волос, которые поэты назвали бы – “цвета спелой пшеницы”, но Чарльз попросту бы сказал – соломенных. Юноша был одет в изысканно- вызывающий черный облегающий костюм, не соответствующий ни одной моде. Он внимательно всматривался в глаза Чарльза, а на губах играла насмешливо-довольная улыбка.

-Напротив, я чувствую себя здесь уютно, - словно оправдываясь, сказал лорд, но его охватила неуверенность от пристального, внимательного взгляда незнакомца.

-Отчего тогда вы ведете себя так, будто сидите на иголках?

Ладони Чарльза, державшие бокал вспотели. Он никогда не терялся, всегда находя, что сказать, но сейчас просто растерянно смотрел на юношу.

-Полагаю, мы не знакомы, - чтобы скрыть свою неуверенность, сказал Чарльз, протягивая руку, - лорд Чарльз Честертон.

Юноша протянул изящную ладонь и легко пожал руку Чарльза.

-Джеймс Паркер, - представился он.

Лорд заметил, что рука его была покрыта въевшимися пятнами краски и химических веществ.

“Художник”, - догадался Чарльз.

Лорд ожидал, что молодой человек что-то добавит, но тот молча уставился на группу людей, стоящих неподалеку.

-Сэр Мэллори считает себя настоящим драматургом. Он даже сунул мне на пороге свою свеженькую пьеску, - как-то презрительно заявил блондин.

Чарльз удивленно посмотрел на Джеймса Паркера.

-А вы считаете, что Мэллори плохой драматург?

-Не плохой, но весьма посредственный, - небрежно сказал Джеймс.

-Некоторые его произведения очень интересны, даже необычны, - вставил Чарльз как-то нерешительно, словно боялся сказать свое мнение юноше.

-Вы имеете в виду “Валери”? – без интереса спросил Джеймс, - да, неплохая вещь, но больше ничего подобного Мэллори не написал.

-Творческий кризис?

-Не знаю. Просто он купается в былой славе, не хочет расти, развиваться.

-Вы говорите, как критик, - сказал Чарльз.

Юноша фыркнул:

-Критик?.. Я даже не являюсь читателем.

-Тогда как вы можете судить? – удивился Чарльз, - говорить о творческом росте?..

-Я вижу это и все, - непонятно заявил Джеймс.

Чарльз изумленно посмотрел на него и вновь вздрогнул от проницательного взгляда.

-И я вижу в вас неуверенного в себе человека, который сам не знает, чего хочет и не может найти свое место.

Чарльзу стало неприятно, что этот парень увидел всю его подноготную.

-С чего вы это взяли? - попытался возмутиться он.

Юноша ближе придвинул к лорду свое лицо и тихо, очень серьезно сказал:

-Я вижу это в вашем лице…

Как бы абсурдно ни звучали эти слова, но Чарльз в них поверил. Он уставился на Джеймса, желая что-то возразить.

-Честертон! – воскликнул довольный Джордж, - я хотел представить тебе Джеймса, но вижу, вы уже познакомились.

-Мы немного поговорили, - заметил небрежно Джеймс, словно он не придавал этому разговору ни малейшего значения.

-Джеймс только что прибыл из Парижа, - объяснил Джордж Чарльзу.

-Так вы тот самый художник, что написал портрет леди Ричмонд?

Джеймс безразлично кивнул.

-Я слышал, что портрет получился весьма… вызывающим.

-Я просто изобразил графиню такой, какая она есть, - презрительно сжал губы и раздул ноздри Джеймс, - похотливой стервой.

Чарльз буквально остолбенел, услышав подобную грубость, но Джордж остался невозмутим и шутливо сказал:

-У Джеймса особый дар. Он видит людей насквозь и показывает в картинах все их недостатки.

-Я рисую людей такими, какие они есть, - сказал Джеймс.

-Лучше не заказывай ему свой портрет, - вновь шутливо сказал хозяин дома.

Чарльз не обратил на него внимания. Он строго посмотрел на Джеймса и неприязненно заявил:

-Возможно, вам больше подошел бы жанр карикатуры.

Джеймс откровенно и звонко расхохотался. Джордж только удивленно посмотрел на него, впервые увидев, как юноша смеется от души.

-Я, признаться, об этом не думал, - успокоившись, сказал Джеймс.

-Вы полагаете, что насмешка над людьми – это искусство? – решительно наступал Чарльз.

-Я никогда не надсмехаюсь над людьми в своих картинах, - невозмутимо парировал художник.

Джордж счел нужным вмешаться, не желая, чтобы эти двое устроили словесную дуэль.

-Чарльз, не обращай внимания на Джеймса. Он самый циничный и безнравственный юноша, которого я встречал. Но вдобавок ко всему он действительно талантлив.

-И всегда честен, - прибавил Джеймс.

-Охотно верю, - холодно сказал Чарльз.

Ему больше не хотелось общаться с этим самоуверенным, презирающим всех художником. Он знал таких людей – защитников правды, циничных и озлобленных на весь мир, не признающих никаких правил, отвергающих все морали. Джеймс был именно таким – человеком, убежденным в своей правоте, имеющим свою твердую позицию. Чарльз с удовольствием вступал в дискуссии с такими людьми, но с Джеймсом он чувствовал тревогу, держался настороженно, словно боясь одним неверным словом или движением распахнуть себя настежь и показать все свои мысли этому проницательному юноше.

Джеймс, словно подметив настроение Чарльза, поспешил удалиться без всяких объяснений и извинений.

-Не обращай на него внимания, - с виноватым видом произнес Джордж, - он всегда говорит то, что думает, а думает он о людях всегда плохое.

-Просто вздорный, заносчивый мальчишка, - холодно сказал Чарльз, пытаясь скрыть свою неуверенность.

-Но он по-настоящему талантлив, - восхищенно произнес Слейтер, - если бы ты видел его работы! Не те, что написаны на заказ, они, несомненно, восхитительны, но не впечатляют, как те, что созданы под влиянием вдохновения.

-Наверное, он действительно так безупречен и хорош, раз позволяет себе такую вольную критику в адрес других.

-О, поверь мне, к себе он относится строже, чем к кому бы то ни было.

Чарльзу захотелось немедленно прекратить разговор о художнике, он с притворным вниманием стал разглядывать гостей, будто искал кого-то. Джордж тоже решил переменить тему.

-В воскресенье мой друг Лэндвик устраивает вечеринку, - радостно сообщил Слейтер.

-Как всегда будет много женщин?

-Да, как обычно – актрисы, танцовщицы и певички из кабаре!

-Праздник непристойности, - невесело заметил Чарльз.

-Ты придешь?

-Ты же знаешь, я не очень люблю эти сборища у Лэндвика.

-Ну-ну, Чарльз, - уговаривал друга Джордж, - ты итак домосед. В твои-то годы грешно проводить вечера дома.

-Ну, хорошо, если ты просишь, я приду, - словно делая одолжение, согласился Чарльз.

-Вот и славно! – обрадовался Джордж, - а теперь пойдем побеседуем с Англером о его физических опытах.

-Но это же так скучно, - пожаловался Чарльз.

-Но Англер – славный малый, не хочется его обижать, я обещал…

Вечер продолжился, так как и раньше, но Чарльз все никак не мог выкинуть из головы разговор с художником, точнее образ самого художника, который повлиял на него странным образом.

0

3

Глава 3

Чарльз покинул свой особняк на Бедфорд-стрит довольно поздно и теперь, не переставая, подгонял кучера.

-О Боже, отец будет сердиться, - отчаянно шептал Чарльз. Он был так поглощен чтением, что не заметил, как прошел день.

Отец ждал его к ужину с какими-то гостями, и Чарльзу очень не хотелось огорчать лорда Честертона-старшего, человека по натуре сдержанного, но сурового.

В гостиной Чарльза встретил его кузен Нэйтан, подозрительный скрытный юноша.

Двоюродные братья недолюбливали друг друга с детства, с тех самых пор, когда родители семилетнего Нэйтана погибли, и сэр Альфред взял мальчика на воспитание. Чарльзу всегда казалось, что Нэйтан во всем пытается угодить его отцу, втереться в доверие, чтобы занять более прочное место рядом с лордом Честертоном, чем его собственный сын. Чарльз считал кузена приспособленцем, а Нэйтан желал лишь заполучить наследство лорда и рассматривал Чарльза как непреодолимую преграду для достижения своей цели. Нэйтан всегда указывал брату на то, что тот эгоист, неблагодарный сын, не умеющий ценить своего замечательного отца.

Вот и сейчас он не скрыл своего недовольства по поводу опоздания Чарльза:

-Опять шатался со своими бесстыжими друзьями, развратниками и вольнодумцами? Тебе, я вижу, очень нравится огорчать своего батюшку.

Чарльз посчитал ниже своего достоинства отвечать на бессмысленные нападки кузена. Он молча пошел в обеденный зал в сопровождении дворецкого, старого Уолтера, который, в отличие от Нэйтана, добродушно ворчал:

-Лорд изволил сердиться, Чарльз. У него сегодня очень важные гости. Надобно поскорее показаться ему.

Лорд Честертон-старший свое недовольство показывал лишь хмуро сдвинутыми бровями. Отец Чарльза сидел за столом с гостями - пожилой четой Гарретсов и их юной дочерью, с которой Чарльз танцевал на балу.

-А вот и Чарльз, - воскликнул Альфред Честертон, не желая показывать гостям свою озабоченность.

-Прошу простить меня за опоздание, - очаровательно улыбнулся Чарльз, и от этого милые щечки леди Виолы порозовели, - меня задержали книги.

Лорд Гарретс похвально улыбнулся, а приятная пожилая Леона Гарретс добавила:

-Не стоит извиняться, дорогой Чарльз, молодости простительно не замечать времени. Мы счастливы все же, что вы пришли.

Чарльз невозмутимо уселся рядом с девушкой, от чего юная барышня засмущалась еще больше.

“Вчера она не была такой стыдливой, - подумал Чарльз, - и такой прелестной”.

Он снисходительно улыбнулся, галантно прикоснулся губами к руке леди Виолы и произнес смиренным голосом:

-А вы простите меня, очаровательная леди, за мое возмутительное опоздание?

Виола растерянно посмотрела на Чарльза, потом на родителей, будто ища у них поддержки. Она собралась с мыслями и твердо сказала:

-Вы ни в чем не провинились передо мной, лорд Честертон, мне не за что вас прощать.

-Зовите меня просто Чарльз, - ослепительно улыбнулся молодой человек, еще больше вгоняя леди в краску.

Как всегда разговоры, которые велись за столом, показались Чарльзу весьма скучными – политика, традиционные жалобы на погоду, нравы молодежи, - все темы, которыми тешат себя не увлекающиеся ничем люди. Чарльз любил отца, но никогда не считал его интересным собеседником.

С большим удовольствием он следил за настороженным смущением леди Виолы, искренне забавляясь этой игрой. Задавая самые невинные вопросы тоном, заставляющим думать о скрытых намеках, Чарльз вгонял девушку в краску. Виола пыталась держаться достойно, но не была наделена остроумием и умением вести пустые светские беседы, поэтому ответы ее были сухими и односложными. Чарльз окончательно уверился в своем мнении о ее умственных способностях. Единственным достоинством леди Виолы была ее очаровательная внешность, которая, впрочем, не привлекала Чарльза своей молодостью и неопытностью.

Леди Гарретс с восхищением стала рассказывать о своем втором внуке, которого подарила им старшая дочь Грейс.

-На днях маленький Уильям самостоятельно прошелся по комнате! Он удивительно развитый и смышленый малыш. Его отец уже присматривает для сына жеребенка, чтобы пораньше учить верховой езде. Но по мне, так он очень спешит, ведь Уильям еще младенец.

Мужчины лишь кивали головой в знак согласия, страдая от женской болтовни и глупости, но из вежливости никто не мог перебить леди Гарретс, даже ее муж.

Чарльз желал, чтобы ужин закончился быстрее, и гости отправились восвояси, но леди Леона некстати заявила, что Виола чудесно музицирует, и все направились к роялю, к которому прикасались только слуги и нечастые гости. Девушка сосредоточено играла довольно сложное произведение, но Чарльзу не понравилось ее механическое исполнение. Он вспомнил виртуознейшую игру своего знакомого Питера Бейля, который умел самую простенькую пьеску превратить в шедевр музыкального исполнения. Чарльз упрекнул себя за то, что он слишком строг к девушке, которая делает лишь то, чему ее научили, поэтому он со снисходительной улыбкой принял ее посредственное музицирование. Леди Виола была польщена вниманием Чарльза, в котором ей привиделся искренний интерес, и она уже надеялась, что сбудутся слова матушки, и вечер станет удачным для нее.

Когда гости удалились, взяв с Честертонов клятвенное обещание, посетить через две недели их загородный дом, Чарльз вздохнул с облегчением. Все эти дружественные ужины со знатными персонами становились все утомительнее.

Нэйтан, не присутствовавший на ужине, вышел из библиотеки с книгой в руках, делая вид, будто оторвался от чтения, но Чарльз знал, что кузен читает лишь бухгалтерские книги.

-Как все прошло, дядя? – с притворным интересом спросил Нэйтан.

-Это нужно спросить у Чарльза, - добродушно ухмыльнулся Альфред Честертон.

Чарльз повертел в руках бокал бренди и удивленно вскинул брови.

-Почему же у меня, отец?

-Что ты скажешь о леди Виоле?

-Не знаю, - Чарльз пожал плечами, действительно не зная, что сказать.

-Она довольно мила, не так ли? – словно подсказывая, заявил лорд Честертон.

-Мила, не более, - без всякого интереса сказал Чарльз.

-Я надеялся, она понравится тебе, - разочарованно произнес сэр Альфред, - именно поэтому я и пригласил Гарретсов с младшей дочерью.

-Так что же, этот ужин был смотринами? – изумился Честертон-младший.

-А что в этом плохого? – с удивлением спросил отец Чарльза, - почему бы ни познакомиться с девицей поближе? Она мила, хорошо воспитана, дочь моих друзей, из хорошей семьи…

-И этого достаточно, чтобы стать моей женой? – недовольно перебил отца Чарльз.

-Она вполне подходит… - сэр Альфред растерялся, видя недовольство сына.

-Отец, почему ты непременно хочешь меня поскорее женить?

-Чтобы ты перестал якшаться с всякими бездельниками и распутниками, - бесцеремонно вставил Нэйтан.

Чарльз хмуро посмотрел на юношу, всего на год старше него, и подивился. У этого малого голова забита цифрами, доходами, расходами, и все-таки он провел тонкий расчет, находя брешь в отношениях отца и сына, и умело пользовался ей. Либеральность Чарльза и его свободомыслие очень не нравились отцу. Слава Богу, сын был порядочным в нравственном отношении, но сэр Альфред боялся, что общество, в котором любит вращаться Чарльз, развратит и испортит его, а это плохо, как для самого юноши, так и для сэра Альфреда, который очень дорожил своей политической карьерой и добрым именем, и не желал ни малейшей тени, брошенной на добропорядочность и чистоту нравов его семьи. Честертон-старший мог часами рассуждать о падении нравов среди молодежи, а подхалим Нэйтан поддерживал его, всячески очерняя Чарльза. Сэр Альфред понимал, что племянник сгущает краски, но все же хотел предостеречь сына от необдуманных поступков. Он считал, что если Чарльз остепенится и заведет семью, то прекратит болтаться в компании недостойных личностей. Чарльз лениво слушал предупреждения отца, почти все пропуская мимо ушей, ибо не желал жить по чьей-то подсказке, а руководствовался во всем лишь своим умом и сердцем. Сэр Альфред понимал, что все воззвания к сыну он произносит впустую. Иногда он жалел, что Чарльз, а не практичный Нэйтан унаследует все его состояние, потому как, если что-то и сдерживало Чарльза до сих пор, то вскоре он непременно скатится в бездну мотовства и порока. Так рассуждал сэр Альфред, Нэйтан лишь молчаливо соглашался, а Чарльз устало пропускал мимо ушей все наставления.

-Сынок, - доверительно сказал сэр Честертон, когда остался с Чарльзом наедине, - ты подумай о женитьбе. Я тебя, конечно, не тороплю, сам я женился немного позже, но не стоит откладывать решение этого вопроса в долгий ящик.

Чарльз согласно кивнул, но ему не нравилось, что отец говорит о женитьбе, как о сделке. Для Чарльза это означало что-то более важное, он хотел найти настоящую спутницу жизни, а не просто хозяйку и украшение дома. Он не сказал о своих размышлениях отцу, чтобы еще больше того не расстраивать, но было предельно ясно, что девица Виола не станет леди Честертон.

Чарльзу было жаль, что их взгляды с отцом на жизнь так существенно расходятся, но и переступать через себя, подобно Нэйтану, чтобы угодить отцу, Чарльз не мог, лучшее, что он мог сделать – улыбнуться и промолчать.

-Ты все же подумай, - попросил лорд Альфред, когда сын уже садился в карету.

-Я подумаю, - сказал Чарльз, чтобы успокоить отца, который слишком за него тревожился.

Чарльз смотрел в окно кареты, пытаясь ни о чем не думать, но непрошеные мысли сами лезли в голову. Сможет ли он оправдать надежды отца, стать достойным наследником, заботиться обо всех владениях семьи Честертон? Чарльзу не хотелось думать об этом, груз забот ляжет тяжелым камнем на грудь и потянет в пучину обывательщины, косности, скупости – всего, что Чарльз искренне ненавидел. Ему хотелось вырваться из рамок окружающего мира, стать свободным, независимым, делать только то, чего сам желаешь. Хотелось совершать безумства и не бояться последствий. Но слишком велика была ответственность перед семьей, обществом, даже перед самим собой.

“Как тяжело быть знатным, богатым, светским человеком, - устало подумал Чарльз.

Глава 4

Чарльз без особой охоты приехал на вечеринку к Китону Лэндвику. Этот парень славился своим пристрастием к кутежам и любовным похождениям, словом позорил свой род. Чарльз никогда не осуждал Лэндвика, но и не одобрял особо. Если Китону нравится слава пьяницы, развратника и транжиры, то, какое Чарльзу до этого дело?

Лорд Честертон иногда приезжал на сборища в Лэндвик-Хаусе, чтобы немного расслабиться, как все мужчины – выпить, перекинуться в картишки, подержать на коленях хорошенькую актриску, но не более, – Чарльз никогда не прибегал к случайным связям, для романов у него было достаточно кандидаток среди знати.

Китон и Саймон были товарищами по несчастью, им никогда не везло в покер, поэтому они проигрывали целые состояния. Вот и сейчас сэр Лэндвик проиграл за вечер почти две тысячи фунтов, он сделал вид, что ничуть не расстроился, совсем напротив, и предложил Чарльзу, которому крупно везло в игре, выпить немного скотча. Они лениво развалились на мягкой софе, слегка опьяневшие, вальяжные, и говорили о разной чепухе.

-Мой друг, если б вы знали, какие письма я писал леди Гриншип, - изливал душу Китону Чарльз, - я буквально целые тома сочинял. И что же она? Присылает мне коротенькую записку: “Дорогой Чарльз, я влюблена в капитана “Темной леди”, прошу забыть меня”… И все такое…

Китон почти не слушал Чарльза, только кивал, чувствуя, что засыпает. Очевидно, что пятый стакан был явно лишним. Чарльз оставил Китона и, сам изрядно подвыпивший, но сохранивший ясность рассудка, отправился на террасу, чтобы подышать свежим воздухом.

Необычайно красивая луна заливала всю террасу бледным, нереальным светом. Сначала Чарльзу показалось, что перед ним видение – серебристый ангел, но, встряхнув головой, он понял, что видит просто юношу, сидящего на перилах и прижимающегося спиной к колонне. Он вытянул одну ногу, другую обхватил руками. Переливы теней от деревьев играли на его лицу, создавая иллюзию зыбкого очарования. Внезапно Чарльз понял, что перед ним самый обычный человек, которого он знает – Джеймс Паркер.

Художник заметил Чарльза, но ничем не выдал этого. Он продолжал смотреть в глубину сада, а серебристая ночь ласкала его юное лицо.

-Не ожидал встретить вас здесь, лорд Честертон, - задумчиво сказал Джеймс, не обращая внимания на Чарльза.

-Я тоже не ожидал увидеть вас, мистер Паркер, - повторил Чарльз, потому как от волнения не мог найти подходящий ответ.

Красота ночи будоражила кровь, заставляя видеть все в волшебном свете, даже мальчишка показался ангелом.

-Я бываю везде, где успеваю, - произнес юноша.

Джеймс посмотрел на Чарльза, и тот подивился, что ни в голосе, ни в глазах, ни на губах художника нет усмешки, которая при первом знакомстве показалась Чарльзу второй натурой Джеймса. Сейчас юноша казался задумчивым и даже мечтательным.

-Сегодня красивая луна, - сказал он тихо, будто сам себе.

Чарльз подошел к перилам и оперся на них локтями. Он посмотрел туда, куда был направлен взгляд Джеймса, и увидел серебристые блики луны, плескающиеся в озере.

-Луна не лжет, - заявил Джеймс, его загадочный тон удивил Чарльза, - она всегда прекрасна, и под этой красотой не прячется никакого уродства.

Джеймс внимательно и удивленно посмотрел на Чарльза, будто впервые увидел.

-Что вы здесь делаете?

-Пришел к приятелю, Лэндвику, - почему-то оправдываясь, произнес Чарльз.

-Вам здесь не место, - серьезно сказал художник.

-Это еще почему? – возмутился лорд Честертон.

-Вам не нравится это место, подобные сборища вам не подходят.

-Позвольте мне самому решать, - недовольно сказал Чарльз.

-Я сказал, что думаю, - Джеймс равнодушно пожал плечами и уставился в сад.

Молчание становилось тягостным, и Чарльз не знал, как его нарушить. Джеймса, похоже, забавляла растерянность лорда, усмешка вновь заискрилась в голубых глазах и на тонких губах. Чарльз глупо смотрел на Джеймса, пытаясь списать свою неуверенность на выпивку, но голова была сейчас ясной, как никогда.

-В лунном свете вы выглядите еще красивее, - невозмутимо произнес художник, - мягкий свет только подчеркивает правильный рисунок вашего лица.

-Вы рассматриваете всех людей как потенциальных моделей? - сказал Чарльз, чтобы скрыть свою неуверенность, он вновь почувствовал робость, глядя в колючие, пронзительные глаза Джеймса.

-Я просто вижу красоту, - ответил он, - а красоту всегда хочется запечатлеть на холсте, чтобы хоть на миг остановить ее неуловимость.

-Над чем вы сейчас работаете? – поинтересовался Чарльз.

-Над заказом, - небрежно и презрительно фыркнул Джеймс, раздувая свои изящные ноздри, - портрет лорда Валентайна.

-Похоже, вы не любите заказы?

-Не то слово, - усмехнулся Джеймс, - они словно воруют у меня часть моего мастерства.

Чарльз хотел было спросить, отчего же Джеймс принимает заказы, но осекся, осознав всю нелепость вопроса, – на что же еще существовать художнику, если не писать за деньги картины?

Лицо Джеймса вновь приобрело оттенок мечтательности, оно казалось одухотворенным в волшебном свете луны.

-Вы боитесь меня? – спросил он небрежно.

-Нет, - вздрогнул Чарльз, - с чего вы взяли?

-Я слышал о вас, как об общительном и остроумном человеке, но в моем присутствии вы робеете.

Чарльз не нашел, что сказать.

-Я художник, а не судья. Даже если я вижу вас насквозь, это не значит, что я использую это против вас.

-Благодарю, - невесело произнес Чарльз.

-Большинство людей и не видят то, что я хотел показать в своей работе, для них это просто красивая, качественная картина, - продолжал откровенничать Джеймс.

-Ваши тонкие намеки только для посвященных? – настала очередь Чарльза ухмыльнуться.

-Для того, кто знает, на что смотреть.

-Это дает вам большую свободу для выражения.

-Вы правы.

-Я боюсь за лорда Валентайна, - попытался пошутить Чарльз, - что вы с ним сделаете?

Джеймс хитро и загадочно улыбнулся.

-Боюсь, что к искусству это не будет иметь никакого отношения.

-Вы не считаете картину на заказ искусством?

-Нет, я считаю их товаром, - горько заметил художник, - товаром для потребления.

-По-моему, картина не подходит под такое определение, - неуверенно сказал Чарльз. Он уставился в сад, чтобы не видеть холодных цепких глаз Джеймса.

-Это вам так кажется, - произнес юноша.

Чарльз вновь почувствовал неловкость. Что-то было в этом юноше, заставлявшее лорда теряться. Может, ощущение превосходства этого художника над другими, он с легкостью критиковал каждого, ничуть не заботясь об этике и хорошем тоне, но не это пугало Чарльза, а то, что Джеймс действительно говорил правду.

-Почему бы вам ни вернуться к своим друзьям? – настойчиво спросил Джеймс.

-Вы меня прогоняете? – Чарльз был поражен такой бесцеремонностью.

-Да, - ничуть не смущаясь, ответил художник, - я хочу остаться один.

Чарльз знал, что должен возразить, заявить о таком же праве находиться здесь, как и у этого высокомерного парня, но вместо этого лорд Честертон послушно покинул террасу.

Когда Чарльз вошел в гостиную, к нему тут же подскочил Саймон.

-Вот ты где! Я тебя везде искал. Что ты делал на террасе?

-Разговаривал с Джеймсом Паркером, - все еще в задумчивости ответил Чарльз.

-С этим художником? – скривился Саймон.

-Да, - Чарльз удивился, увидев его недовольную гримасу, - тебе он неприятен?

-Просто он мне не нравится, - признался граф, - строит из себя что-то. Нас едва представили, как он мне с ходу заявил, что смысл моей жизни – впустую тратить время и состояние.

Чарльза это поразило.

-Но ведь это правда, - не мог не признать он.

-Да… - растерялся Саймон, - и что с того? – он гордо вскинул рыжую голову, - какое право он имеет говорить мне это? Да кем он себя возомнил? Считает, что может вот так, запросто обличать людей, показывать им свою неприязнь.

-Но ведь не каждый на это решится. Признайся, это довольно смело.

- И что с того? – заворчал Саймон, - только приехал, а уже чувствует тут себя хозяина положения. Выскочка – вот он кто, этот художник.

-Хватит, не брюзжи, - оборвал его Чарльз.

-А ты что скажешь о нем?

-Я?…не знаю,… - Чарльз понял, что не может составить своего мнения о Джеймсе Паркере. Этот человек определенно интересен, но лорд пока не понял, приятен он или нет. Это было удивительно, ибо Чарльз мог сразу же определить свое отношение к человеку. С Джеймсом все обстояло иначе, - думаю, я пока не достаточно с ним знаком, чтобы решить, как к нему относиться.

-Вот и не знакомься, - посоветовал Саймон,- он будет считать тебя папенькиным сынком, и открыто станет выражать свою неприязнь.

-А разве ты не считаешь меня папенькиным сынком? – подивился Чарльз.

-Ну, я иногда упрекаю тебя, за то, что ты слишком зависишь от отца, но это нисколько не умаляет тебя в моих глазах.

-И на том спасибо, - улыбнулся Чарльз.

-Ладно, пойдем, - оживленно Саймон потянул друга за руку, - я присмотрел двух очаровательных цыпочек, которые помогут нам весело провести время.

Чарльз недовольно вздохнул и пошел за Саймоном.

0

4

Глава 5.

Загородный прием у Гарретсов навеял только скуку на Чарльза, который не любил деревню, а в сочетании со светским обществом она нагоняла смертную тоску. Леди Камингс пыталась вновь затащить Чарльза в свою постель, но он посчитал, что их отношения давно исчерпали себя, и сейчас эта женщина, эгоистичная, самовлюбленная, неискренняя даже в постели, совершенно не привлекала Чарльза, к тому же еще сильно было разочарование от предательства Хелен. Лорд Честертон посчитал, что сейчас ему будет гораздо лучше без романов. От женщин одни печали и разочарования.

Когда Чарльз вернулся в Лондон, то почувствовал себя свободно. На обратном пути отец упрекал Чарльза за то, что тот не уделил никакого внимания ни леди Виоле, ни другой достойной юной барышне. Чарльз со скучающим видом выслушивал наставления отца и в сотый раз жалел, что поехал с ним в одной карете.

Чтобы поднять настроение, Чарльз решил прогуляться по набережной. Он любил смотреть на Темзу ночью, освещенную луной и редкими фонарями. Молодой человек, не спеша, гулял, наслаждаясь одиночеством и спокойствием, рассматривая редких прохожих, гадая, что их выгнало из дома в столь поздний час.

Всего в нескольких шагах впереди себя Чарльз увидел Джеймса Паркера. Художник сидел на парапете, скрестив ноги и положив на них твердую папку. На папке лежал лист, и Джеймс рисовал на нем быстрыми штрихами карандаша. Сейчас вид у него был очень сосредоточенный, но сохранилось и выражение мечтательности, которое Чарльз видел при свете луны на террасе у Лэндвика. Лорду показалось, что он видит, как совершается таинство – создание картины, и хотя художник делал лишь наброски, Чарльз считал, что это впечатляюще и восхитительно. Ему захотелось поскорее взглянуть на лист художника, но он не решался, опасаясь своим вмешательством разрушить творческий настрой Джеймса.

Художник сам заметил Чарльза, на миг оторвав взгляд от рисунка.

-Лорд Честертон, - позвал он, - добрый вечер.

-Добрый вечер, мистер Паркер, - Чарльз неуверенно подошел ближе.

-Вы не боитесь один разгуливать так поздно? – насмешливо спросил Джеймс.

-Думаю, я смогу за себя постоять, - твердо сказал лорд, - а вы тоже не боитесь?

-Я ничего не боюсь, - самоуверенно заявил Джеймс.

Чарльз осторожно пытался заглянуть на папку, чтобы увидеть рисунок. Джеймс снисходительно улыбнулся, заметив его смешные попытки, и сам развернул рисунок, чтобы показать Чарльзу.

Лорда поразила россыпь легких карандашных набросков – фигуры людей на темной набережной. Несколькими свободными и уверенными штрихами художник точно ухватил и передал позы людей, их движения, даже настроения - торопливость, опаску или, наоборот, беспечную расслабленность.

-Впечатляет? – спросил Джеймс, увидев реакцию Чарльза.

Лорд кивнул, не в силах подобрать слова.

-Это просто эскиз, - небрежно сказал Джеймс, - ничего особенного.

-Мне нравится, - наконец произнес Чарльз, - видна рука мастера и талант.

Художник беспечно улыбнулся и самоуверенно сказал:

-Я чертовски хорошо рисую, и с этим ничего не поделаешь.

-Я могу?… - Чарльз запнулся, - если вы не против … я хотел бы посмотреть ваши эскизы.

-Конечно, - легко согласился Джеймс, протягивая Чарльзу папку с рисунками.

Лорд прислонился к парапету и стал разглядывать наброски. Они были очень разными – совсем схематичными или тщательно проработанными, но поражали своей реалистичностью, воздушностью линий, мастерской подачей – мрачный Тауэр, романтичные деревенские пейзажи, лондонские улицы, прохожие, темная Темза. Больше всего Джеймс любил рисовать людей: гуляющие парочки, нищие, проститутки, полисмены – все представители населения Лондона.

-Это очень красиво, - восхищенно произнес Чарльз, - оригинально, свежо, необычно. Я такого не видел раньше. Каждый набросок, как произведение искусства!

Джеймс согласно кивнул.

-Я подбираю материал для картины “Ночной Лондон”, - сообщил он.

-А как же портрет лорда Валентайна? – осведомился Чарльз.

Джеймс небрежно отмахнулся:

-Это всего лишь заказ.

-Вы не считаете его настоящей работой?

-Нет. Я могу сделать этот заказ очень быстро и отделаться от него, но для настоящей работы требуется длительная подготовка. Если работа мне интересна, то не хочется торопиться, - Джеймс с упоением рассказывал о своем творчестве, а Чарльз слушал с вниманием и искренним интересом, - я всегда делаю множество набросков, этюдов.

-Вот как эти? – Чарльз указал на рисунки.

-Да, это для “Лондона”. Я тщательнейшим образом все продумываю – композицию, цвета, линии, формы, ищу до тех пор, пока не добьюсь идеала.

Чарльз смотрел то на художника, то на его работы.

-Это потрясающе! – наконец сказал он.

-А вы, я вижу, настоящий знаток и ценитель, - усмехнулся по-доброму Джеймс.

-Я люблю настоящее искусство, искреннее. Но сейчас развелось столько бездарей, подражателей…

-Вы мне об этом говорите?! – художник усмехнулся вновь, но с удивлением, - уж кому, как не мне знать, какие сейчас художники. Модные художники, - презрительно произнес он, - и такие же бездарные критики и ценители, ни черта не смыслящие в искусстве. В вас я вижу искренний интерес и знание предмета.

Для Чарльза это позвучало, как комплимент.

-Благодарю за такое мнение, - скромно произнес он, - мне приятно, что вы так думаете.

-Да мне все равно, приятно вам или нет, - заявил художник, - я говорю, как есть, – вы разбираетесь в искусстве. Вот и все!

“Он не очень-то дружелюбный”, - пронеслось в голове Чарльза.

Он вновь обратился к эскизам. Его привлек портрет нищей девочки, сидящей на мостовой с младенцем на руках – очень жизненный и одухотворенный рисунок, но без всяких романтических прикрас.

-Нравится? – осведомился Джеймс, заглядывая через плечо Чарльза.

-Да, - выдохнул лорд, чувствуя дыхание на своей щеке, - этот рисунок мне нравится больше всего.

Джеймс самодовольно улыбнулся.

-Я бы хотел…- Чарльз растерялся, - мне бы было очень приятно, если б вы подарили мне этот набросок, - лорд сделал ударение на слове “набросок”, чтобы подчеркнуть, что для художника это незначительный жест.

Но Джеймс категорично заявил:

-Я дарю свои работы только друзьям.

Чарльз разочарованно вздохнул, но ему пришлось признать, что согласен с Джеймсом, он бы тоже не стал раздаривать свои работы первому встречному. Чарльз мог едва назвать себя знакомым Джеймса Паркера. Он вернул папку художнику, и вот снова легкий карандаш забегал по бумаге, создавая быстрыми штрихами очарование ночной набережной Темзы.

-Завтра Джордж Слейтер устраивает творческие посиделки, - как бы между прочим заметил Джеймс.

Чарльз кивнул.

-Вы пойдете? – небрежно осведомился Джеймс.

-Думаю, да, - так же небрежно ответил Чарльз, но после деревенской скуки он всей душой рвался к Джорджу на его интереснейшие вечера.

-Я бы мог принести другие рисунки, если вам это интересно, - не отрываясь от своего занятия, сообщил художник.

-Конечно, очень интересно! – радостно оживился Чарльз.

-Отлично, - снисходительно улыбнулся Джеймс, он едва взглянул на лорда и вновь увлекся работой.

И опять лицо его стало задумчиво-серьезным и увлеченным.

-Думаю, я не должен вам мешать? – вежливо спросил лорд.

Джеймс согласно кивнул.

-Спокойной ночи, мистер Честертон.

-До завтра, мистер Паркер, - произнес Чарльз, расстроенный внезапным равнодушием художника.

Он пошел дальше по набережной, изредка оглядываясь и высматривая хрупкую фигуру художника.

Ночь властно захватила город в свои объятия, в воздухе витал запах приближающегося лета.

“Утром будет дождь”, – равнодушно заметил про себя Чарльз. Он поймал себя на том, что уже с нетерпением ждет завтрашнего вечера, чтобы вновь поговорить с Джеймсом Паркером и посмотреть его рисунки.

Глава 6.

-Чарльз, дружище, где ты пропадал? – радостно воскликнул Джордж, - тебя неделю не было в Лондоне.

-Я гостил у Гарретсов, - со скучной миной сказал Чарльз.

-Ну и как, хорошо провел время? – засмеялся Джордж, дразня лорда.

Чарльз сделал недовольную гримасу.

-Леди Виола очень мила, - заметил Джордж, - это ей ты заинтересовался?

-Нет, - равнодушно сказал Чарльз, - она мне совершенно неинтересна, самая обычная девица, как и все другие.

-Ну-ну, мой друг, она мила, образованна, богата, – чего еще тебе желать?

-Не знаю, мне этого мало, - признался Чарльз.

-У тебя слишком строгие требования. Я так считаю, что у женщин ничего и не должно быть, кроме прелестного личика и жарких губок.

Джордж рассмеялся.

Чарльз уже бегло рассматривал собравшихся, пытаясь отыскать Джеймса Паркера.

-Ищешь МакГрегора?- осведомился Слейтер.

-Да… - растерялся лорд Честертон.

-Вот же он! – радостно заявил Джордж, указывая на приближающегося Саймона.

Он был как всегда весел и беспечен.

-А вот и я, - сообщил Саймон.

-Приветствую тебя, дружище, - Чарльз похлопал Саймона по плечу.

Шотландец тут же принялся увлеченно рассказывать о том, как он ходил в театр с Камиллой Эплтон, и как она ему позволяла больше, чем следует. Но Чарльз почти его не слушал, глаза лорда вновь забегали по толпе, выискивая белокурую голову.

Чарльз, наконец, увидел Джеймса, тот стоял рядом с лордом Валентайном, положив руку ему на плечо. Они разговаривали с известным поэтом-памфлетистом Хенкером, Валентайн от души хохотал, а Джеймс привычно ухмылялся. Вдруг его глаза нашли взгляд Чарльза, и Джеймс приветственно помахал рукой, в которой держал папку. Чарльз замахал в ответ.

-Кому это ты там машешь? – удивился Саймон, он увидел Джеймса и недовольно сказал, - опять этот художник. Он мне не нравится.

-Да, Джеймс – непростой человек, - подхватил Джордж, - но к нему невозможно относиться равнодушно. Он или притягивает своим особым магнетизмом, или отталкивает шокирующей откровенностью.

-Он просто грубый и самовлюбленный, - ворчал Саймон.

-Похоже, тебе, МакГрегор, он уже чем-то насолил, - догадался Слейтер.

Саймон промолчал.

-Извините, я отойду, - вежливо сказал Чарльз и направился к Джеймсу.

Художник что-то сказал на ухо Валентайну и пошел навстречу Чарльзу.

-Рад вас видеть, лорд Честертон, - приветственно сказал Джеймс.

-Взаимно, мистер Паркер, - улыбнулся Чарльз.

-Я принес эскизы, - Джеймс протянул папку.

-Может, пойдем туда, где будет удобнее? – предложил Чарльз.

Они сели на небольшой диван в сторонке. Джеймс уселся совсем близко к Чарльзу, подогнув под себя длинные ноги, его локоть, на который опиралась голова, легко касался плеча Чарльза. Художник внимательно следил за лордом, пока тот рассматривал рисунки. Чарльзу стало неуютно от его пристального взгляда.

На сей раз, Джеймс представил на обозрение Чарльза портреты знакомых и незнакомых лорду людей. Чарльзу представилась возможность самому судить о проницательности художника, о его умении передать в портрете натуру и характер человека, свое к нему отношение. Лорд сделал вывод, что все эти люди были приятны Джеймсу, он изобразил их старательно и с симпатией, особенно приятно удивил портрет блистательного музыканта Эдвардса со своей неизменной скрипкой. Эдвардс со страстью и упоением играл, полностью отдаваясь музыке и забывая себя.

-Из этого наброска вышла замечательная картина, которую я подарил Джонатану Эдвардсу за его музыку.

-Он блестящий музыкант, - подтвердил Чарльз, - а вы блестящий художник.

-Мы отплатили друг другу своими талантами, - усмехнулся Джеймс.

-А кто эта леди? – поинтересовался Чарльз.

Он показал портрет уверенной в себе, целеустремленной молодой девушки, сидящей верхом. Она гордо расправила плечи, упрямо вскинула подбородок и смотрела вдаль.

-Это дочь одного французского адвоката Анжелик Леду.

-Дочь адвоката? - удивился Чарльз, - а держится как настоящая леди.

-Да, что и говорить, девочка с характером, знает, чего хочет.

Чарльз хотел спросить, был ли у Джеймса с ней роман, но посчитал это неприличным. Если бы речь шла о ком-то другом, он бы, не сомневаясь, задал этот вопрос, но с Джеймсом Паркером он чувствовал себя скованным, и его легкость общения с людьми куда-то пропадала.

Джеймс не посчитал нужным что-то объяснять относительно Анжелик или еще кого-то, поэтому Чарльз просто рассматривал рисунки. Ему было интересно, кто эти люди, что их связывало с художником, какую роль они сыграли в его судьбе, и почему он решил их нарисовать, но Чарльз не решался спрашивать, ему оставалось только ругать себя за непонятную скованность.

Около получаса Чарльз рассматривал эскизы почти в полной тишине, лишь изредка художник вставлял скупые замечания. Чарльз только подивился, Джеймс казался то словоохотливым, то молчаливым, а то и вообще мечтателем.

-Я не думал, что Хенри Валентайн любит такие сборища, - чтобы заполнить неловкую паузу, произнес Чарльз.

-Он пришел со мной, - фыркнул Джеймс, - я сказа лорду, что ему здесь не место, но этот упертый баран увязался за мной. Надеюсь, Джордж не очень сердится, что я злоупотребил его гостеприимством, притащив с собой этого скучного типа.

-Вы ужу закончили его портрет?

-Нет, у меня нет настроения торопится, - лениво произнес Джеймс.

-Я думал, вы хотите поскорее разделаться с заказом, - удивился лорд.

-Скажем так, я пока неплохо устроился, - признался Джеймс, - я рисую лорда Валентайна, а он меня содержит. Не хочется пока терять тепленькое местечко, - Джеймс загадочно улыбнулся.

Он достал длинную тонкую трубку и зажал ее в зубах.

-Не угостите табаком?

-Я не курю.

-Жаль, - вздохнул Джеймс и стал набивать трубку дешевым табаком. Когда он закурил, Чарльз чуть не раскашлялся от едкого дыма. Но художника, похоже, не волновало мнение лорда.

“ У него никакого понятия о манерах и хорошем тоне. Мог бы, по крайней мере, осведомиться, не против ли я”, - недовольно подумал Чарльз.

Джеймс блаженно попыхивал трубочкой, совершенно не обращая внимания на Чарльза. Лорда Честертона задевало такое равнодушие, он решил, что сейчас Джеймс отправит его восвояси в обычной своей небрежной манере.

Чарльз умел вести пустые разговоры, но затевать их с Джеймсом было крайне неуместно, а чем заинтересовать художника, лорд просто не представлял. Он ждал, что Джеймс по обыкновению заговорит первым, но тот молча дымил.

К ним подошел Ирвин Бродерик, известный художник. Его ранние работы очень нравились Чарльзу, но, приобретя светский лоск, Бродерик утратил присущую ему непринужденную манеру и очарование. Джеймс недовольно раздул ноздри и сжал губы. Чарльзу очень не хотелось, чтобы в будущем он стал таким же, как Ирвин Бродерик, лорда охватила непонятная, но приятная уверенность, что такого не случится.

-А, Паркер, - снисходительно произнес Бродерик, не обращая внимания на лорда. Чарльза это задело, - что это, ваши работы? – художник бесцеремонно схватил папку и начал рассматривать наброски.

Джеймс сидел неподвижно, но лицо его стало более суровым. Чарльзу показалось, что Джеймс хочет набить Бродерику морду.

-Что ж, довольно неплохо, - небрежно произнес более опытный художник, - но рисунки довольно сырые, не хватает точности, твердости руки.

Чарльзу стал неприятен пренебрежительный тон Бродерика, который смотрел на Джеймса свысока и откровенно умалял его способности.

-Возможно, за твердость руки вам платят тугим кошельком, мистер Бродерик, - надменно произнес Чарльз, - но в них не достает искренности, которая пронизывает все рисунки мистера Паркера.

Художник возмущенно и удивленно уставился на него.

-Лорд Честертон, - ответил Чарльз на немой вопрос Бродерика.

-Лорд считает себя настоящим знатоком искусства, - насмешливо произнес Ирвин Бродерик, - однако, я не помню, чтобы вы посетили хоть одну мою выставку, по крайней мере, в этом году.

-Думаю, я не увижу там ничего нового, - небрежно произнес Чарльз.

Джеймс внимательно смотрел на лорда, едва скрывая свою растерянность. Чарльзу нравилось, что не ему, а Джеймсу теперь не по себе, сам же лорд чувствовал себя уверенно.

Бродерик быстро смекнул, что здесь он не найдет достойного отношения к своему таланту и с напыщенным видом удалился.

-Не стоило вступаться за меня, - сердито сказал Джеймс вместо благодарности.

Чарльз опешил то такого поворота, но быстро нашелся:

-Я не вступался за вас, просто решил поставить на место этого самовлюбленного глупца, который так и кичится своим мастерством и поносит всех остальных.

-Я поступаю точно так же, почему меня вы не ставите на место?

-Потому что, в отличие от него вам есть, чем гордиться, и вы имеете право на критику.

- Вы не считаете мою критику слишком резкой, сэр Честертон? – удивился художник.

-Безусловно, она обидна, но не безосновательна.

-Вы меня захвалите, - пошутил Джеймс, - я начинаю себя чувствовать праведным защитником истинного искусства.

-Разве это не так?

-Да, мне больно, когда бездарную мазню выдают за искусство, - ответил Джеймс, - но это не дает мне права на порицание, да еще такое откровенное.

-Я вижу, вам не чужда самокритика, - усмехнулся Чарльз.

-Ей я занимаюсь постоянно, - так же насмешливо ответил Джеймс.

Чарльз почувствовал, что между ними установилась некая степень доверия и понимания, теперь он значительно свободнее чувствовал себя рядом с Джеймсом Паркером, и мог выражать свое мнение, не боясь наткнуться на насмешливо-холодный взгляд.

-А вы мне нравитесь, Честертон, - заявил Джеймс, - вы не похожи на напыщенного сноба или папенькиного сынка, которым я вас считал. Вы независимый, и у вас есть свое мнение. Это я ценю.

-Это комплимент? – насмешливо поднял брови Чарльз.

-Как вам угодно, - Джеймс пожал плечами и встал с дивана. Он протянул руку Чарльзу, - приятно было пообщаться.

-Мне тоже, - лорд пожал художнику руку, - надеюсь, еще увидимся.

-Конечно, - опять голос Джеймса стал безразличным.

Он развернулся и пошел к лорду Валентайну, который, казалось, его поджидал.

На диван рядом с Чарльзом плюхнулся Джордж и протянул ему стакан виски.

-Выпей, - предложил Слейтер.

Чарльз немного отпил, но виски ему не хотелось.

-Ну, как тебе Джимми? – лениво поинтересовался Джордж.

-Кто? – не понял Чарльз.

-Джеймс. Джеймс Паркер. Довольно интересный малый, не правда ли?

-Да. Мне интересно с ним беседовать, и его работы меня просто восхищают.

Джордж согласно кивнул, делая внушительный глоток.

-Давно ты его знаешь? – спросил Чарльз.

-Почти год. Мне представил Джеймса его тогдашний любовник де Кампьен…

-Кто? Любовник?… – изумленно распахнул глаза Чарльз.

-А ты что, не знал, малыш Джимми недолюбливает женщин, – усмехнулся Джордж.

-Нет, не знал, - произнес Чарльз, с трудом подавляя свою реакцию.

-Это тебе неприятно?

- Да нет, просто удивительно. Впрочем, я почти его не знаю.

- Он странный парень, с кучей недостатков, но если получше его узнать, то не сможешь обходиться без его общества. У него особый взгляд на мир. С такими людьми всегда интересно общаться.

-Даже если они на это не настроены, - подхватил Чарльз.

-Но, кажется, у него сложилось о тебе приятное впечатление, что редко у него бывает. Он привык настороженно и неприязненно относиться к людям.

-Почему? – удивился Чарльз.

-У художников, наверное, как и вообще, у всех одаренных людей очень обостренное восприятие, тонкое чутье. Они болезненно переносят всякое несовершенство, постоянно гонятся за идеалом.

-Это точно, - подтвердил Чарльз.

-Он спрашивал о тебе, - как бы, между прочим, заметил Джордж.

Чарльз сделал вид, что его это не очень волнует.

-Да? И что же он спрашивал?

-Да так, какие у тебя взгляды на жизнь, - небрежно произнес Джордж, - не слишком ли ты консервативен. Поспрашивал о твоей семье.

-Зачем это ему? – подивился Чарльз.

-Кто его знает, - пожал плечами Слейтер, - Джеймса трудно понять. Говорю же, странный он парень.

0

5

Глава 7.

К огромному недовольству Чарльза, Гарретсы вновь пригласили его к себе на ужин. Лорд Честертон-старший был в восторге, он таскал Чарльза к портным, вместо него

Выбирал подарок для леди Леоны, ужин устраивался в честь дня ее рождения. Чарльз с тоской думал об еще одном невыносимо-скучном вечере в семье этих добропорядочных людей, которые все больше и больше раздражали Чарльза.

Вечер прошел гладко и обычно, словно по заранее намеченному сценарию. Леди Виола не была робка, и сама искала общества Чарльза, ему пришлось составить ей компанию. Альфред Честертон не скрывал своего удовлетворения, он уже видел Виолу своей невесткой. Но у Чарльза были иные планы на этот счет. Леди Виола никак не подходила на роль его жены. Лишь хорошее воспитание и манеры заставляли Чарльза быть внимательным и милым с юной леди Гарретс.

-Отец, она мне не нравится, - жаловался Чарльз.

-Это не беда, привыкнешь. Но только подумай, мы породнимся с Гарретсами!

Чарльз только разочарованно вздыхал. Что поделать, если для его отца предел мечтаний – породниться с одной из самых знатных, уважаемых и богатых семей Лондона.

“Но мне-то это ни к чему”, - думал Чарльз, в который раз отчаявшись переубедить отца.

В конце недели Чарльз получил приглашение, лорд Валентайн устраивал у себя вечеринку. Он и раньше приглашал Чарльза, но Честертон избегал этих сборищ с совершенным отсутствием приличий. Там выставлялись напоказ все обманы и грехи высшего света, знать, не таясь, являлась туда со своими любовниками или их находили прямо там. Чарльз решил, как обычно, ответить вежливым отказом, но ему пришла в голову мысль, что там может быть Джеймс Паркер, ведь он сказал, что лорд Валентайн содержит его.

“Они могут быть любовниками, - подумал Чарльз, - наверняка, так и есть. И что с того? Неужели, узнав о Джеймсе такую пикантную подробность, ты станешь по-другому к нему относится? – спрашивал себя лорд, - он ведь не перестал быть талантливым художником и интересным человеком. Мне он нравится. А что происходит в его личной жизни, меня не касается”.

Чарльз решил, что поедет на вечеринку к лорду Валентайну.

У особняка на Рэндом-стрит собралось множество экипажей. Окна сияли праздничными огнями, и радостные люди с оживлением входили в дом, чтобы окунуться в атмосферу праздника и абсолютной свободы.

Лорд Честертон, по своему обыкновению, опоздал, но к своему удовольствию заметил, что он далеко не единственный. Впрочем, пунктуальность на подобной вечеринке была совсем ни к чему.

Чарльз увидел множество знакомых лиц, но это совсем его не обрадовало, наоборот, он с горечью был вынужден признать, что высший свет еще хуже, чем он думал о нем. С одной стороны – пустые глупые разговоры, искусственные улыбки и блестящие манеры, окруженные неискренностью и чванством, а с другой – полное отсутствие нравов, разврат и беспредел.

“Я уже думаю, как мой отец, - усмехнулся про себя Чарльз, - и что с того? Чего ты ожидал? Светское общество во всем блеске – долой чопорность и респектабельность, к черту традиции и консерватизм! Разве ты не этого хотел?”

Чарльз вежливо кланялся дамам и господам, напустив на себя уверенный, немного скучающий вид, словно посещать такие приемы для него привычное дело.

-Лорд Честертон, - узнала Чарльза красивая, ярко-одетая женщина.

Чарльз вспомнил, что это Джульет Харпер, жена важной фигуры в мире политики. Она всегда отличалась скромностью и изысканным вкусом, но, похоже, сегодня решила пренебречь своими принципами.

-Леди Харпер, добрый вечер, - Чарльз изысканно склонился и приложился к руке.

-Ах, мистер Честертон, какая неожиданность, - манерно удивилась дама, - я не помню, чтобы вы посещали такие вечера.

-Я впервые здесь сегодня, - признался Чарльз.

-А вас считали занудой и пуританином. Я счастлива, что ваши взгляды на жизнь оказались более простыми и свободными.

-Да, конечно, - растерялся Чарльз.

-Вы, похоже, не очень уверенно себя чувствуете, - заметила Джульет Харпер, она по свойски взяла Чарльза под руку и повела в самую гущу толпы, - позвольте мне сопровождать вас сегодня. Я знаю, мы почти не знакомы с вами, это чудесная возможность узнать друг друга поближе, - леди Харпер подмигнула Чарльзу, - хотите выпить?

-Не откажусь, - произнес Чарльз, чувствуя, что теряет самообладание.

Знакомые и чужие лица мелькали перед его глазами, забывая обо всех приличиях, пары обнимались, вели откровенные разговоры, пили сверх меры, а танцы… “неужели это те самые люди, которые чинно танцуют вальс на балах?” – удивлялся Чарльз.

Леди Харпер привела лорда в гостиную, где мужчины и женщины выпивали, курили, близко прижимались, сидя на диванах.

Лорд Валентайн, изрядно подвыпивший, обнимал Джеймса Паркера и пытался поцеловать, тот брезгливо отталкивал его. Чарльзу стало неприятно смотреть на эту сцену. Леди Харпер что-то нашептывала на ухо Чарльзу все время, но он ее не слушал.

-А вот и хозяин дома, - радостно воскликнула она. Женщина подвела лорда к столику с напитками. Лакей ловко налил два стакана с бурбоном.

- Валентайну повезло, - завистливо сказала Джульет, - этот Паркер просто прелесть, - она лихо отпила добрую часть стакана, наклонилась к уху Чарльза и по секрету сказала, - а что он творит в постели! Просто чудо!

Честертон понял, что леди уже порядочно выпила за вечер. Ее развязный тон и неприличные манеры отталкивали Чарльза. Он вновь посмотрел на Джеймса, с облегчением заметив, что тот оставил лорда Валентайна. Художник направлялся к нему.

Чарльз растерялся, он понял, что Джеймс тоже пьян, и не знал, как себя вести.

-Лорд Честертон, какая неожиданность, - насмешливо сказал художник, - решили немного поразвлечься?

Чарльз стоял, как вкопанный, не зная, что сказать.

-Джеймс, милашка, - заворковала леди Харпер, - я скучала по тебе. Ты так нехорошо поступил со мной, бросил меня одну.

Джеймс презрительно посмотрел на пьяную женщину, которую Чарльз держал под руку.

-Джульет, какого черта ты здесь делаешь? В то время как твой муж печется о благе страны, ты продолжаешь делать из себя шлюху.

-Какой ты грубый, Джеймс, - возмущенно фыркнула леди Харпер.

-Пытаешься затащить в постель лорда Чарльза? – насмешливо спросил юноша.

-А, может, ты хочешь это сделать? – с издевкой спросила Джульет.

Чарльзу показалось, что он присутствует в сцене из нелепого спектакля, в который был невольно втянут.

-Миссис Харпер любезно согласилась сопровождать меня, - сказал Чарльз, прилагая усилия, чтобы его голос звучал непринужденно, - я впервые на подобном мероприятии.

-Я сам вам все здесь покажу, - заявил Джеймс, - Джульет поищет удачу в другом месте.

Художник холодно посмотрел на женщину.

-Не связывайтесь с этим грубияном, мистер Честертон, - посоветовала лорду Джульет, - он злобный и бесчувственный, кроме желчных насмешек от него ничего не дождешься.

Джеймс смерил миссис Харпер презрительным взглядом, который ясно дал понять, что леди здесь лишняя.

-Благодарю за заботу, леди Харпер, - вежливо сказал Чарльз, и она с достоинством удалилась.

Чарльз с тоской посмотрел ей вслед, ему не хотелось оставаться один на один с пьяным и сердитым Джеймсом Паркером.

-Наслаждаетесь вечеринкой? – ехидно спросил юноша.

-Если честно, не очень, - откровенно сказал Чарльз.

-Я так и знал, - кивнул Джеймс, - ну, что скажете о сливках общества? Высший свет во всей красе! Они так кичатся своим благородством, а на поверку – жалкие пьяницы и шлюхи. Куда катится старая добрая Англия? – цинично усмехнулся Джеймс.

-Вы считаете, все так плохо? - произнес Чарльз.

-Ну, если это высший свет? Я боюсь предположить, что творится среди черни.

-Я полагаю, это не самые достойные представители лондонской элиты, - попытался возразить Чарльз.

-А что вы скажете, увидев их на парковой лужайке в загородном клубе, чинно разгуливающих в изящных туалетах под руку с мужьями и женами – пасторальная картинка! Ну, чем не идеал современного общества? Что и говорить, дворянство пришло в упадок.

-Я заметил в вас какой-то нездоровый цинизм еще при первой встрече, но теперь вижу, что он часть вашей натуры, - недовольно заметил Чарльз.

-Ха-ха, лорд, - рассмеялся Джеймс, - я говорил вам, что вы очень проницательны? Цинизм и честолюбие – вот две составляющие моего я.

Чтобы ничего не говорить, Чарльз велел налить себе еще бурбона, Джеймс последовал его примеру.

-Как продвигается работа над портретом лорда? - саркастически спросил Чарльз, тоже желая поддеть самоуверенного художника.

-Слава Богу, с этим покончено, - облегченно сказал Джеймс, - хотите посмотреть?

Чарльз кивнул. Джеймс схватил его за руку и, ни на кого не обращая внимания, потащил лорда в холл. Чарльз растерялся от такой бесцеремонной решительности.

-Ну что скажете? – с любопытством спросил Джеймс, когда привел лорда к огромному поясному портрету лорда Валентайна.

Чарльз невольно восхитился, какой жизненной казалась эта работа. Хенри Валентайн во всем блеске – красивый, самоуверенный, беспринципный, порочный. Его лицо было соблазняющим и выжидающим. Этот портрет показался Чарльзу откровенным и неприличным, хотя, не многие бы уловили подобное настроение в этой работе.

“Понятно, почему мистер Ричмонд не показывал никому портрет своей жены”, - смекнул лорд.

- Впечатляет, - одобряюще произнес он.

-Не правда ли, Хенри похож на размалеванную дешевую шлюху, - заявил Джеймс.

Чарльз вытаращил глаза.

-Я думал, вы… - он замолчал, не в силах ничего сказать.

-Что? Любовники? – подхватил Джеймс, - да. Но это ничего не меняет. Хенри самый грязный и отвратительный развратник, которого я знал.

-Тогда почему вы?…- и вновь Чарльз не смог договорить.

Джеймс понимающе улыбнулся.

-Сплю с ним? Я вам потом как-нибудь расскажу. Ну, так что вы скажете о портрете?

-С художественной точки зрения он безупречен. Но вы ведь не о композиции, не о линиях спрашиваете.

-Теперь вы верите, что я могу изображать людей такими, какими я их вижу, вытаскивать наружу их сущности?

-Я в этом и не сомневался. Но, признаться, был поражен. Если бы лорд Валентайн был умнее и внимательнее, ему бы это не понравилось.

Джеймс самодовольно улыбнулся.

-Этот самовлюбленный дурак показывает всем картину, мол, вот я какой красивый, а люди думают – “этот художник неплохо его поимел”.

Чарльз смутился от такой грубой откровенности Джеймса.

-Я бы хотел побывать в вашей мастерской, чтобы увидеть настоящие работы, - признался Чарльз.

-Как-нибудь, - пожал плечами Джеймс, - позже…

-Лорд Чарльз, - задумчиво произнес Джеймс, он пристально посмотрел на Чарльза, что-то продумывая про себя.

-Да, мистер Паркер?

-У меня к вам предложение, - заявил художник.

-Деловое? – поинтересовался лорд.

-Нет, с бизнесом я не имею ничего общего, - усмехнулся Джеймс, - тут я полный профан. Моя стихия – искусство. Я хочу нарисовать вас.

-Меня? – Чарльз был поражен.

-Да, вас, - подтвердил Джеймс.

-Но почему?

Юноша пожал плечами:

-Я бы мог предложить много причин, вы по-настоящему красивы, естественны, вы приятный человек со своим мнением, вы свободны в суждениях, и вы мне нравитесь. Но зачем все эти причины? Я скажу просто, что вы меня вдохновляете. Этого достаточно?

-Да, - Чарльз от удивления и смущения не мог найти слов, - это так неожиданно… но я польщен…

-Я прошу об этом не для того, чтобы сделать вам приятно, - заявил художник, - это только для меня, чтобы польстить себе и сделать по-настоящему мастерскую работу.

Холодный тон художника поубавил радости Чарльза.

-Я… мне нужно подумать, - неловко произнес лорд.

-Подумать? – удивился Джеймс, - я же не под венец вас зову. Я заинтересован в этой работе, это значит, что вы не будете выглядеть так, как Валентайн.

-И все же, - решительно сказал Чарльз, - если для вас это так серьезно, то и для меня тоже.

-Хорошо, подумайте, - недовольно согласился Джеймс.

-Вы огорчились? – беспокойно спросил Честертон.

Джеймс цинично засмеялся:

-Огорчился? Сейчас пойду поплачу, - насмешливо сказал художник, - не говорите ерунду. Думайте, сколько нужно, но не затягивайте все же. Я ведь могу потерять интерес.

Чарльз кивнул. Джеймс, не прощаясь, покинул лорда.

-А где мне вас найти?…- крикнул Чарльз, чуть не добавив, “когда я решу”.

Но Джеймс только непонятно махнул рукой.

На другой день Чарльз отправился к Джорджу, чтобы спросить его мнение. Они пили чай на веранде, Слейтер задумчиво слушал Чарльза.

-Ты хочешь, чтобы он рисовал тебя? – наконец спросил Слейтер.

-Да, мне это интересно, - сказал Чарльз искренне.

-Тогда зачем ты спрашиваешь моего совета? – недоумевал Джордж.

-Не знаю, - вздохнул лорд Честертон, - может из-за Паркера. Я его совсем не знаю. Этот человек для меня загадка.

-Будь осторожнее с ним. Он довольно опасный человек, хоть и имеет вид невинного мальчика.

-От чего ты меня предостерегаешь? – насторожился Чарльз, - чего мне стоит опасаться.

-Не знаю, - Слейтер пожал плечами, - просто он не такой, каким кажется. К тому же он расстался с лордом Валентайном.

-Это на что это ты намекаешь? – нахмурился Чарльз.

-Так, - растерялся Джордж, - это так, к слову. Джеймс очень непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от него ждать. Но если он сам предложил сделать твой портрет, будь уверен, это работа превзойдет все твои ожидания. Живопись – единственное, к чему Джеймс относится действительно серьезно.

-А тебя он рисовал.

-Нет. Он меня уважает, но для живописи я ему не подхожу. Он сказал, что во мне нет изюминки. Хотя, как человек я ему интересен.

-Значит, во мне есть изюминка? - с улыбкой спросил Чарльз.

-Ты у нас красавец, сам знаешь.

-Разве это единственное, что привлекло Джеймса?

-Конечно, нет. Он увидел что-то внутри тебя, что его заинтересовало. Джеймс непонятный парень, я же говорил, - сказал Джордж.

Глава 8.

Чарльз раздумывал почти неделю. Странно, что он так серьезно отнесся к предложению написать его портрет. У Чарльза было несколько своих портретов в разных возрастах, выполненных замечательными художниками, так что же изменит еще один? Чарльзу казалось, что этот портрет будет особенным.

“Каким видит меня Джеймс Паркер? – размышлял Чарльз, - что он найдет в моей душе и вытащит наружу?”

Лорд понял особый взгляд Паркера на мир, и ему не хотелось быть объектом насмешек. С другой стороны, Джеймс сам захотел нарисовать его, значит, он не относится к Чарльзу со снисходительным равнодушием или цинизмом. Лорду Честертону льстило внимание такого неординарного человека, как Джеймс Паркер, ему было бы приятно назвать его своим другом или просто приятелем. Общение с необычными, эксцентричными личностями всегда доставляет удовольствие. Но слова Джорджа, да и собственные ощущения Честертона не давали ему покоя. Что за человек Джеймс? Почему стал таким убежденным циником в таком юном возрасте? Чего он вообще ждет от жизни, чего хочет добиться с помощью своего искусства? Что сказать людям?

“В конце концов, это просто портрет, а не публичная исповедь, - уговаривал себя Чарльз, - отнесись к этому как к интересной творческой работе, а не глубокому анализу души”.

В конце концов, Чарльз решил принять предложение Джеймса. Он собирался заехать к Джорджу и узнать, как найти художника, но до этого лорд решил совершить утреннюю прогулку по Гайд-парку. Погода в Англии – это особая тема, и если с утра нет тумана, можно считать, что день выдался особым. В майское утро было еще прохладно, но быстрая скачка разгорячила Чарльза. Он пустил коня трусцой, чтобы дать ему отдых и отдышаться самому. Первые тонкие листики приподняли настроение Чарльза. Жизнь показалась ему радужной и насыщенной. Светло-голубое небо высоко поднималось над Лондоном, охватывая город куполом. Тишину нарушали только птицы и стук копыт. В такой ранний час люди предпочитали понежится в постели, а не гулять по парку. Именно тишина и была нужна сейчас Чарльзу, чтобы поразмышлять о своей жизни. Это были легкие, приятные мысли, потому как судьба всегда была добра к Чарльзу, и мелкие неудачи не могли нарушить его жизнерадостного существования. На данный момент главную печаль Чарльза представляли разногласия с отцом. Они хорошо ладили, не смотря на разные взгляды на жизнь, но сейчас желание отца вмешаться в жизнь сына переросло в настойчивое упрямство. Лорд Честертон-старший, как и большинство представителей его поколения, считали, что все знает о жизни и, лучше чем сын, может решать, что тому нужно.

“И почему ему непременно хочется женить меня сейчас? – гадал Чарльз, - да еще на этой невзрачной Виоле? Все дело в ее семье. Бедная девица тут ни при чем”. Чарльзу стало жаль девушку, которая еще в меньшей степени, чем он, могла решать свою судьбу сама. У Чарльза, но крайней мере, есть выбор, ведь он мужчина. А девушке всю жизнь придется слушать мужа, едва освободившись от внимания отца. “Впрочем, некоторые дамы совсем не заботятся о мнении мужа”, - подумал Честертон, вспомнив леди Харпер. От нее мысли тут же перекинулись к Джеймсу Паркеру, и все началось по новой. В сотый раз спрашивал себя Чарльз, что его тревожит и настораживает в Джеймсе, но понять он не мог. Причин не было, просто какое-то смутное чувство.

-Доброе утро, лорд Чарльз, - услышал он знакомый насмешливый голос.

Джеймс Паркер сидел на газоне, прямо на влажной траве, на коленях он держал неизменную папку и ловко водил карандашом по листу.

-Джейм… э … мистер Паркер, - растерялся Чарльз, - не ожидал увидеть вас здесь.

-Все в порядке, - снисходительно улыбнулся художник, - можете называть меня Джеймсом.

-Очень приятно, Джеймс, встретить вас здесь, - более уверенно сказал Чарльз, спешиваясь и подходя ближе к лужайке, на которой расположился художник.

-Что выгнало вас из дома в такую рань? - удивился Джеймс.

-Я люблю утренние прогулки верхом. К тому же, сегодня отличная погода, совсем нет тумана…

-Ах, оставьте эти разговоры о погоде, - недовольно сказал Джеймс, - я их не переношу.

Он встал с травы, даже не потрудившись отряхнуть брюки, зажал папку под мышкой и подошел к Чарльзу, нарочито манерно пожимая ему руку и опять усмехаясь.

Они вместе пошли по дороге. Чарльз молча вел коня под уздцы, не решаясь произнести ни слова. Странно, он сам хотел найти Джеймса, чтобы сообщить, что согласен позировать, а теперь вдруг вся уверенность куда-то пропала. Лорд ждал, что Джеймс сам спросит, но художник от чего-то тоже молчал, медленно шагая рядом с Честертоном и глядя по сторонам.

-Почему вы молчите, лорд Чарльз? – наконец спросил он.

Чарльз пожал плечами, не зная, что сказать.

-Не нужно меня стесняться, - шутливо поддел Джеймс, - я не буду над вами смеяться.

-Я и не боюсь ваших насмешек, Джеймс, - вспыхнул Чарльз, - просто я иногда теряюсь, не зная, как вести себя с вами.

Художник улыбнулся.

-Да, у меня очень непредсказуемый характер и часто меняется настроение. А вы боитесь моей критики? – Джеймс пристально заглянул в лицо лорда, вскидывая брови.

-Конечно, нет, - пытался уверенно произнести Чарльз, - просто иногда я теряюсь, когда не знаю, что сказать вам, - признался лорд.

-Я люблю смущать людей, заставляя их нервничать и терять контроль над собой.

-Вам это удается, - откровенно сказал Чарльз.

-Отлично, - вновь улыбнулся юноша, - ну, ладно, не буду больше вас смущать.

Он ненадолго задумался, а потом спросил с любопытством:

-Вы все еще хотите увидеть мою мастерскую?

-Конечно, - оживился лорд, - с большим удовольствием. Когда же?

-Сейчас.

-Сейчас? - удивился Чарльз.

-А чего ждать? – тоже удивился Джеймс, - или вам нужно письменное приглашение?

-Конечно, нет, - растерялся Чарльз, - ну, что ж, поехали… - он энергично вскочил на коня, - а вы что же, собираетесь идти пешком?

-У меня нет лошади, да и экипаж – дорогое удовольствие. Я привык обходится своими двоими.

-А далеко добираться? Где находится ваша мастерская?

-В центре, не Блюбекер-стрит, - беспечно ответил Джеймс, которого не пугало такое большое расстояние.

-Да… не близко, - протянул Чарльз, - если вы будете топать пешком, то это займет много времени.

Джеймс вопросительно посмотрел на него.

-И что вы предлагаете?

-Садитесь позади меня, я вас подвезу, - предложил Чарльз и от чего-то страшно засмущался.

-Не люблю я лошадей, - Джеймс, ворча и вздыхая, взобрался в седло.

Руки его легли на плечи Чарльза. Дыхание касалось его шеи, и это заставило лорда чувствовать себя неуютно и двусмысленно. Он пустил коня легким галопом, стараясь не думать о Джеймсе, прижимающемся сзади. Художника ситуация ничуть не волновала, наоборот, даже забавляла.

-Расслабьтесь, лорд Чарльз, - шепнул Джеймс на ухо лорду, - не надо меня бояться, я вас не трону.

Чарльз пытался уверенно ответить на насмешливое замечание Джеймса:

-Я же сказал, я вас не боюсь, с чего вы взяли?

-Наверное, мне просто показалось, - художник усмехнулся.

Мастерская на Блюбекер-стрит поразила воображение Чарльза. Это было просторное светлое помещение с большими окнами и высокими потолками.

-Я люблю, когда много воздуха и естественного света, - сказал художник.

Мебели почти не было, лишь стол, на котором художник изготовлял краски, диван и несколько стеллажей, на которых лежали кисти, краски, палитры, холсты, натянутые на рамы – все художественные принадлежности.

Все помещение было заполнено картинами, рисунками, эскизами. Они висели на стенах, мольбертах, стояли на полу.

С широко открытыми глазами Чарльз рассматривал картины. Обилие красок и сюжетов сбивал его с толку, ему хотелось долго и внимательно рассматривать каждое полотно. Будучи достаточно разборчивым в живописи, Чарльз мгновенно отметил особую манеру художника и его собственный стиль – чистые цвета, точные легкие мазки, воздушные формы, идеальные композиции. Все картины были проникнуто теплом, любовью, каждое творение было особенным, неповторимым.

-Что скажете? - спросил художник.

- Джеймс, это неподражаемо! – выдохнул Чарльз, - никогда не видел такого откровения в живописи. Каждая работа похожа на кусочек жизни и вместе с тем кажется фантастической, нереальной!…

-Оставьте эти громкие слова для кого-нибудь, вроде Бродерика, - нахмурился Джеймс, - просто скажите, вам нравится?

-Я потрясен, - восторженно начал Чарльз, но осекся, заметив недовольное выражение Джеймса, - да, мне нравятся ваши картины, очень.

-Наверное, вы хотите получше рассмотреть. С первого взгляда создается только общее впечатление.

-Но оно решает все! – заявил лорд, - если картина не захватывает сразу, то к чему вглядываться в нее, разбираться в ее логичности, продуманности. Если в картине нет волшебства, то это - не искусство.

Джеймс изумленно смотрел на Чарльза.

-Лорд Честертон! Я не ожидал от вас такого тонкого понимания.

-Я думал, вы очень проницательны, - с легким упреком произнес Чарльз.

-Да, признаю, я вас недооценил. Но я приятно удивлен! Все же, посмотрите картины.

Лорд Честертон стал медленно расхаживать по студии, разглядывая работы Джеймса.

-У вас много пейзажей, - заметил Чарльз.

-Ну, это сейчас главная тема живописи - новое понимание пейзажа как самостоятельного жанра. Я пытаюсь осмыслить природу, а не просто рисовать красивые виды.

-А это и есть “Ночной Лондон”, - Чарльз указал на угольный набросок, сделанный на холсте, прикрепленном к мольберту.

-Да, я только начал работу. Пока продумал лишь композицию.

Лента реки и набережной убегали к горизонту, схваченные мостом. Дома вырастали неровным обрамлением, но создавали иллюзию стройности лондонской набережной.

-Дух самой Англии, - улыбнулся Чарльз.

-Еще рано судить, - скромно отозвался Джеймс.

-Мне нравится вот эта, - лорд указал на небольшую картину, изображающую речную мельницу среди деревьев и лугов. Радующая глаз работа - свежесть красок, просторы, тишина и очарование сельской природы.

Чарльз не любил бывать за городом, но он вынужден был признать, что в этом месте ему было бы приятно отдохнуть.

-“Мельница”, - прокомментировал Джеймс, - она навеяна работами Джона Констебла. Великолепный мастер, но не признанный, как все настоящие гении.

-И все же людей вы любите рисовать больше, особенно в набросках, - заметил Чарльз.

-Да, мне нравятся люди.

- Судя по вашему скептическому отношению ко всему, этого не скажешь. Я думал, вы не слишком общительны.

-Напротив, люди мне интересны. Да, большинство из них меня не привлекает, но для работы мне подходит любой материал. Чем сложнее характер, тем больше захватывает работа над ним.

-А вот и акварель, - произнес Чарльз, - подражаете Тернеру?

-Да, это мои учебные работы, - сказал художник, - пытался освоить его технику, чтобы найти свою. Признаться, с акварелью мне работается труднее, чем с маслом.

-Мне нравится, - кивнул Чарльз, - столько эмоций.

Тут он заметил небольшой портрет на стене, написанный акварелью – легкие, светлые, почти прозрачные мазки, создающие ощущение воздуха и печали. Это был портрет Джеймса Паркера. Немного моложе, чем он сейчас, целеустремленный, молчаливый, задумчивый юноша, каким Чарльз увидел его на залитой луной террасе. Художник повернул голову налево, но фигура была изображена анфас. Юноша шел по улице, держа под мышкой папку с эскизами. Ветер трепал его светлые волосы, овевал лицо, раздувал полы пальто, но молодой человек шагал вперед, не обращая внимания на сильные порывы. Портрет очень поразил Чарльза, он словно открывал тонкую, чувствительную и впечатлительную натуру Джеймса. Работа неуловимо отличалась от всех остальных.

-Ведь это не вы рисовали? – заметил Чарльз.

Джеймс был приятно удивлен такой внимательностью лорда.

-Вы правы, - кивнул художник, - этот портрет мне подарил мой друг и учитель Жан-Батист Легьер – французский художник.

-А сами вы не пишите автопортреты?

-Нет, - усмехнулся Джеймс, - чтобы показать всем людям, какой я есть? Ну уж нет!

-Но на этой картине… - пытался возразить лорд.

-На этой картине мне шестнадцать. Я наивен и мечтателен, весь мир кажется волшебной тайной, которая только и ждет, чтобы я ее разгадал. С тех пор я изменился, стал жестче, циничнее, тщеславнее. Мне теперь всего мало, я всем недоволен, я постоянно гонюсь за идеалом.

-Так и должно быть, - подхватил Чарльз.

-Наверное, - Джеймс пожал плечами, - но мне нравится эта работа. Она напоминает мне о человеке, который ее написал, - грустно сказал художник.

Чарльза до глубины души поразили тоскливые нотки в его голосе.

-Вы так печально о нем говорите.

-Он умер, - сказал Джеймс.

Они долго стояли в тишине и смотрели на картину, думая о чем-то своем.

-Знаете, она называется “Настоящий художник”, - уже радостнее сказал юноша, - Жан-Батист считал, что у меня были все задатки для этого. Он мной восхищался, я представлял для него того, кем он хотел стать. Прошло всего три года с тех пор, - улыбнулся Джеймс, - надеюсь, я оправдал ожидания Жан-Батиста.

-Но, Джеймс, вы так молоды, у вас все впереди, - возразил Чарльз.

-Вы правы. Пока меня все увлекает и занимает, я работаю.

“Я и не думал, что он так молод, - поразился Чарльз, он кажется человеком, с уже достаточным жизненным опытом. Все его пресловутая проницательность…”

-Ну, так что же, лорд Чарльз, - оживился Джеймс, - что вы скажете о моем предложении?

Сейчас Чарльз чувствовал, что гораздо лучше узнал Джеймса, стал ближе ему, теперь у лорда не было сомнений.

-Я согласен позировать вам, Джеймс, - сказал Чарльз.

-Отлично! – улыбнулся художник.

Они крепко пожали друг другу руки.

-Когда начинаем? – сразу приступил к делу Джеймс.

-Когда вам будет угодно, - пожал плечами лорд, он готов был начать работу хоть сейчас.

-Тогда завтра, - решил Джеймс, - где вы хотите работать? Здесь или, может, у вас дома?

-Вы художник, вам решать, - улыбнулся Чарльз.

-Я хочу рисовать в привычной для вас атмосфере, где вы будете чувствовать себя удобно.

-Значит, в моем доме?

-Ну, да, - кивнул Джеймс. Он выжидающе посмотрел на Чарльза.

-Что? – не понял лорд.

-Но я не знаю, где вы живете, - пояснил художник.

-Ах, да, - улыбнулся Чарльз, - на Бедфорд-стрит, дом двенадцатый.

Джеймс повторил адрес про себя, запоминая.

-Я приду утром, около восьми. Вас устраивает?

-Конечно, - согласился Чарльз, - может, прислать слугу, чтобы помочь вам привезти все необходимые принадлежности?

-Прекрасная идея, лорд Чарльз!

Глава 9.

-А кто занимался обстановкой вашего дома? – спросил Джеймс, оглядывая апартаменты лорда Честертона на Бедфорд-стрит.

-Ну, можно сказать, я сам. Все сделано по моему вкусу, - сказал Чарльз.

-У вас хороший вкус, лорд Чарльз, - похвалил художник.

-Рад, что вам нравится, Джеймс.

Джеймс Паркер с интересом рассматривал холлы, гостиную, кабинет, библиотеку. Там он задержался подольше, разглядывая корешки книг, картины на стенах, проводил рукой по поверхностям шкафов.

-Приятное место, - наконец сказал он.

-Это мое любимое место в доме, - признался Чарльз.

-Тогда, может, будем работать прямо здесь? – предложил художник.

-Прекрасная мысль, - согласился лорд.

Джеймс собственноручно перенес в библиотеку мольберт, холсты, футляр с кистями, доверив лакею только ящик с красками.

-Я принес все заранее, - объяснил Джеймс, - но пока начнем с эскизом.

-Работа обещает быть долгой?

-Вас это пугает? – вскинул брови Джеймс.

-Ничуть, - улыбнулся Чарльз.

Чарльз уселся в удобное кресло, Джеймс расположился напротив на стуле с высокой спинкой. Он положил на колени папку и взял в руку остро заточенный карандаш.

-Приступим, - сказал художник и склонился над листом.

Чарльз замер, стараясь дышать равномерно, но от волнения руки сжимающие подлокотники кресла вспотели.

Джеймс быстрыми штрихами карандаша стал наносить основные линии. Лицо его стало серьезным и сосредоточенным, он то бросал на Чарльза внимательные взгляды, то вновь опускал глаза к листу.

-Не нужно так напрягаться, лорд Чарльз, - улыбнулся Джеймс, - вы, кажется, даже дышать перестали. Сядьте, как вам удобно, но не разваливайтесь. Поза должна быть слегка напряженной.

-Хорошо, - улыбнулся Чарльз.

-И не обязательно молчать, - усмехнулся художник, - мы можем говорить.

-Это не будет вас отвлекать?

-Конечно, нет.

-Но разве вам не нужно полностью сконцентрироваться на работе?

-Это пока набросок. К тому же мне не нужно полностью отрешаться от мира, чтобы рисовать.

-Что вы чувствуете, когда рисуете? – серьезно спросил Чарльз.

-К своим моделям?

-Нет, - растерялся лорд, - я имею в виду, вообще, когда рисуете, что угодно, будь то портрет, пейзаж или натюрморт.

- Я не рисую натюрморты, - возразил Джеймс, - но я понял ваш вопрос. Не чувствую ли я себя творцом? В некоторой степени – да. Я рад, что могу выразить свои мысли и делаю это хорошо, способом, которым отлично владею. Когда в моих руках карандаш или кисть, я чувствую себя творцом, созидателем – я творю что-то новое. Я не умею красиво говорить, но это как дар, как волшебство. Словно мне дано умение, талант для того, чтобы открыть людям красоту мира. Наверное, звучит слишком напыщенно?

- Вовсе нет, - серьезно сказал Чарльз.

-Но так говорят все художники.

-Значит, все они это чувствуют, - возразил лорд.

-Некоторые рисуют, просто потому что умеют это делать. Я же чувствую в этом потребность, как в пище, как в воздухе, будто невидимая сила заставляет меня брать в руки кисть и направляет мою руку.

Чарльз слушал, затаив дыхание. Слова Джеймса были для него настоящим откровением.

-Вы, наверное, считаете меня странным, не от мира сего? – улыбаясь, спросил Джеймс, не переставая рисовать.

-Скажем так, вы отличаетесь от обычных людей, но это привилегия всех творческих личностей. Если бы все были одинаковыми, жизнь была бы очень скучной, - торжественно сказал Чарльз.

-Да вы романтик, лорд Чарльз, - сказал Джеймс.

-Да, и очень этому рад, - гордо ответил лорд Честертон, - меня не интересуют банальности этого мира. Я жажду прекрасного!

-Тут мы с вами похожи, - улыбнулся художник.

-Только в отличие от меня, вы умеете его создавать, - немного грустно сказал лорд.

-А вы умеете видеть прекрасное, что тоже немало, - возразил Джеймс.

-Благодарю за такое мнение, - скромно улыбнулся Чарльз.

-Что за манера все время благодарить меня? – удивленно усмехнулся Джеймс, - я не пытаюсь вам польстить, а говорю, как есть. Тут нет моей заслуги.

До обеда Джеймс работал, не останавливаясь. Чарльз немного устал, но ни за что бы в этом не признался. Его восхищала увлеченность Джеймса, казалось, тот целый день может работать без перерыва.

В библиотеку заглянул дворецкий и деловым тоном осведомился:

-Сэр, господин художник будет обедать здесь?

Чарльз вопросительно посмотрел на Джеймса, тот пожал плечами.

-Да, Лоуренс, он будет обедать со мной.

Когда дворецкий закрыл дверь, Джеймс немного виновато спросил:

-Это, наверное, невежливо, вам пришлось приглашать меня на обед.

-Ну что вы, Джеймс, - возразил лорд, - мне будет приятно пообедать с вами.

-Получается, что я напросился.

-Вы мой гость, и я вас пригласил, - категорично заявил Чарльз, - так что не чувствуйте неловкости.

Джеймс ел с большим аппетитом и, ничуть не смущаясь, просил добавки. Чарльз с удивлением спросил:

-Вы, наверное, не часто едите досыта?

-Приходится перебиваться с хлеба на воду, - шутливо сказал Джеймс.

-Я думал, за заказы хорошо платят.

-Да, но эти деньги быстро уходят. Приходится платить за жилье, за аренду студии, за материалы, а я всегда покупаю все лучшее для своих работ. Не люблю дешевизны. Я лучше буду грызть сухие корки каждый день, чем писать на плохом холсте.

Чарльза поразила такая преданность и трепетное отношение к своему делу. Он предложил Джеймсу обедать у него, тот с удовольствием согласился.

-Сегодня у Джорджа опять собирается компания, - между прочим сказал Чарльз, - вы пойдете?

-А вы?

-Конечно.

-А мне что-то не хочется, - равнодушно сказал Джеймс.

- Вам скучно там?

- Нет, только не у Джорджа, - возразил художник, - просто сегодня там будет Уильям МакДональд, критик. У нас с ним что-то вроде войны.

-Из-за различных взглядов на искусство?

-Нет, из-за его шотландского темперамента, - ответил Джеймс, - я недолюбливаю шотландцев.

Чарльз от души рассмеялся.

-Это забавно! Знаете, мой друг Саймон МакГрегор тоже вас недолюбливает.

-Саймон МакГрегор, припоминаю, - задумчиво произнес Джеймс, - кажется, я ему сказал что-то, что ему очень не понравилось.

-О его страсти сорить деньгами, - напомнил Чарльз.

- Неужели я мог упрекнуть его в этом? – засмеялся Джеймс.

-Похоже на то. Вы назвали его мотом и бездельником. Его это очень задело.

-У этих шотландцев взрывной темперамент, им сложно угодить. Впрочем, как и ирландцам.

-Ох уж эти темпераменты, - шутливо посетовал Чарльз.

Он искренне наслаждался обедом с Джеймсом. Их беседа носила дружеский, доверительный характер. Чарльзу легко было общаться с Джеймсом, и он не понимал, от чего его предостерегал Джордж, и чего он сам опасался. Джеймс Паркер показался ему искренним, приятным и умным человеком, беседы с которым никогда не бывают в тягость.

После обеда Джеймс выполнил еще несколько эскизов и уехал как раз перед ланчем. Чарльз просил его остаться и на ланч, но художник вежливо откланялся, заявив, что не смеет больше испытывать гостеприимство лорда.

Чарльз вошел в библиотеку. Художественные принадлежности, оставленные Джеймсом, напоминали, что он еще не раз сюда вернется. К сожалению, Джеймс забрал с собой все свои наброски. Чарльз сгорал от нетерпения, ему непременно хотелось увидеть, каким его представляет Джеймс Паркер, но он помнил, что все художники с необъяснимым трепетом прячут свои незаконченные работы. Чарльз подумал, что не увидит свой портрет, пока Джеймс его не закончит. Но общение с Джеймсом компенсировало его нетерпение.

Когда Чарльз прибыл к Джорджу, на него сразу же накинулся Саймон.

-Это правда, что Джеймс Паркер пишет твой портрет? – с недовольной гримасой спросил Чарльза друг.

-Кто тебе сказал? – Чарльз удивился, что это уже стало известно.

-Джордж.

-Ну да, это правда, - ответил Чарльз, думая, “зачем Джорджу нужно было рассказывать об этом?”, - он только сегодня начал. А что, ты чем-то недоволен?

-Я его не переношу, - скривился Саймон

-Может, забудешь ту глупую стычку?

-Он меня оскорбил, - возмутился Саймон.

-Чего же ты не вызвал его на дуэль? – удивился Чарльз, зная неукротимый нрав друга.

-Простолюдина? – изумился граф, - о чем ты говоришь?

-Тогда не бери в голову.

-Ну, ладно, немного успокоился Саймон, - но смотри, ты с ним поосторожнее. Я слыхал, он спит с мужчинами.

-И что с того? – возмутился лорд, - какое мне дело до этого?

-Просто будь поосторожнее, - вновь предупредил Саймон.

Чарльз только вздохнул. У Саймона был непростой характер.

Граф МакГрегор решил поговорить на более интересную для него тему.

-А как у тебя дела на любовном фронте?

-Все тихо, - улыбнулся Чарльз.

-Как? – изумился Саймон, - ты до сих пор не закрутил с какой-нибудь красоткой?

-Я же сказал, что устал от романов. Хочу побыть один, разве это плохо?

-Конечно, плохо, - уверенно заявил граф, - нельзя так относиться к любовным делам. Тут недопустимо пренебрежение.

-Ну что поделать, если мне попадаются совершенно неинтересные женщины? – вздохнул лорд.

-Значит, не те попадаются, - сказал Саймон, - тебе нужна женщина, которая заставит твою кровь кипеть!

-И где же найти такую? – поинтересовался лорд.

-Не обязательно в высшем свете, - подмигнул Саймон, - хочешь, можем посетить заведение мадам де Ланкло?

-Бордель?

-Ну и что? Это очень респектабельное заведение. Его вся знать посещает, - возразил граф.

-Нет, спасибо, - отмахнулся Чарльз, - до этого я пока не дошел.

-Мне жаль тебя, Чарльз, - сочувственно сказал его друг, - ты столько теряешь. Твое равнодушие к амурным делам меня просто убивает.

-Да забудь ты об этом, - сказал лорд, - это моя забота, а не твоя.

-Я беспокоюсь за тебя. Если сейчас ты так холоден в любви, то через десять лет вообще забудешь, как это делается.

Чарльз рассмеялся.

-Неужели, все из-за девицы Гарретс? – смекнул Саймон.

-При чем тут она? – не понял Чарльз

-Я слышал, ты ухаживаешь за ней.

-Просто был любезен с леди. Мой отец хочет, чтобы я на ней женился. Но я этого делать не собираюсь пока.

- Держу пари, когда ты женишься, то будешь верен своей жене, - усмехнулся граф.

-А как же иначе, - улыбнулся Чарльз.

-Нет, дружище, ты неисправим, - покачал головой Саймон, все, что тебя волнует – это книги и картины. Так и жизнь пройдет, а настоящий ощущений ты так и не испытаешь.

-Я не теряю надежды встретить женщину, которую полюблю, и которая будет соответствовать моим требованиям, - сказал Чарльз.

-Честертон, ты безнадежный, неисправимый романтик, - с грустью заявил Саймон, - но ты хороший парень, поэтому давай выпьем.

-С удовольствием.

-Ну, хоть с этим у тебя все в порядке! – засмеялся МакГрегор.

Глава 10.

Джеймс каждый день приходил немного позже восьми, работал до трех часов с перерывом на обед, но даже при такой интенсивности он перешел от набросков к этюдам лишь через неделю. Чарльза это нисколько не огорчало. Ему нравилась старательность художника, и он наслаждался обществом Джеймса.

Постепенно, от общих тем они стали переходить к более личным. Чарльза это немного смущало, но Джеймс сам рассказывал о себе с откровенностью и критикой, даже не думая, что смущает лорда.

-Что вы чувствуете, когда выполняете какой-нибудь заказ? – как-то спросил Чарльз.

Джеймс без всякого стеснения ответил:

-Я чувствую себя последней шлюхой.

Чарльз вытаращил глаза.

-Что вы говорите?

-Даже отдавая свое кому-то тело, я не чувствую себя таким опустошенным, как если я растрачиваю свой дар на пустых, никчемных людей. Продаю за деньги часть своей души, а это очень унизительно.

-Неужели у вас не было ни одного заказчика, который бы по достоинству оценил вашу работу? – удивился Чарльз.

-Очень редко, - грустно сказал Джеймс, - я очень молод и не слишком известен, чтобы получать серьезные заказы. Люди, которые ко мне обращаются, используют картины, как предлог.

-Предлог для чего? – не понял Чарльз.

-Для секса.

-О чем вы говорите? – изумленно воскликнул лорд, ему казалось, он слышит то, что совсем не должен слышать.

-Я предпочел бы быть горбатым карликом, но моя внешность слишком привлекательна. Мне приходится соглашаться делить постель этих богатых ублюдков, да еще и писать их портреты. Правда, в обмен я получаю кров и безбедную жизнь, поэтому в моих интересах, да и в интересах заказчика сделать работу довольно продолжительной.

Лорд Честертон был шокирован:

-Но как вы миритесь с этим? С вашими способностями, амбициями, гордостью, наконец…

- Приходится забыть про гордость, - усмехнулся Джеймс, - иначе не выживешь.

Лорд молчал, пытаясь мысленно переварить услышанное. Джеймс насмешливо улыбался, смешивая цвета на палитре.

-Вас это поразило, лорд Чарльз?

-Не то слово… Признаться, даже не знаю, что сказать…

-Вы потеряли ко мне уважение, как к человеку?

-Ну что вы, Джеймс, - возразил лорд, - просто мне не приятны современные нравы, точнее, их отсутствие. Наверное, у вас огромная сила воли, раз вы терпите это.

-Сила воли? – засмеялся Джеймс, - не идеализируйте меня. Это обычное желание выжить, умение приспосабливаться.

-Я бы давно бросил все это, - с горечью сказал Чарльз.

-Не принимайте это так близко к сердцу, лорд Чарльз, - посоветовал художник.

-Но, Джеймс, вы мне нравитесь. Вы необычный, талантливый человек, вы заслуживаете уважения. Вы не заслужили того, чтобы вами пользовались, как… - вежливость не дала Чарльзу закончить фразу.

-Как шлюхой? – продолжил Джеймс, - как раз это меня не слишком огорчает. Я говорю об эксплуатации моего таланта, вот что для меня действительно больно. А разные интрижки в современном обществе - обычное дело.

Чарльз хотел возразить, но осекся.

-Разве вы не заводите романов, лорд Чарльз?

-Но это совсем другое дело. Я встречаюсь с кем-то по своей воле, а не по принуждению.

-Мы с вами несколько отличаемся, лорд, - сузил глаза Джеймс, - не забывайте, кто вы и кто я. Вы дворянин, у вас положение, репутация, состояние, а я просто нищий художник, которому самому приходится пробивать себе дорогу.

Эти слова, звучавшие как упрек, больно задели Чарльза. Он вдруг почувствовал, что между ним и Джеймсом пролегла пропасть.

-Почему вы так говорите? – огорчился он, - разве я когда-нибудь кичился своим происхождением или пытался указать вам ваше место?

-Нет, Чарльз, я не вас имел в виду. Я знаю, что вы человек со свободными взглядами. Но общество, оно диктует законы, которым и вы, и я должны подчиняться. Тут уж ничего не изменишь. Но я вас ни в чем не упрекаю, - горячо заверил лорда Джеймс, - наоборот, я вами восхищаюсь. Вы не поддались тлетворному влиянию высшего света, вы не стали одним из них, а сумели сохранить индивидуальность. Это сложнее, чем быть нищим, поверьте мне. Когда беден, то не приходится думать о своей гордости, пытаешься просто выжить. Сложнее не потерять себя, когда есть все.

-Богатство развращает? – усмехнулся Чарльз, - похоже на революционный лозунг.

-О, я ни в коей мере не привержен ко всем этим политическим течениям и не пытаюсь изменить государственный порядок. У меня другие цели, иное призвание.

-Воспевать красоту? – улыбнулся Чарльз, - во все времена это было привилегией избранных и достойнейших.

-Вы как всегда романтичны, лорд Чарльз, - усмехнулся Джеймс.

Иногда беседы с Джеймсом носили несколько фривольный и провокационный характер. Художник не мог отказаться от своей страсти смущать людей, и даже его уважительное отношение к лорду Чарльзу не могло помешать ему получить удовольствие от неловкости лорда и своей самоуверенности.

-Я слышал, вы холодны с женщинами, - насмешливо-холодным тоном произнес художник.

Сейчас он занимался смешиванием красок для заключительного этюда. Работа продвигалась очень хорошо, и Джеймс расслабился. Он вновь предстал перед Чарльзом насмешливым, циничным юношей, которого он встретил на вечере у Джорджа, но сейчас в его голосе появились скрытые намеки, которых Чарльз не понимал и опасался, казалось, художник затеял какую-то игру и получал от нее удовольствие.

-Что за вздор? – возмутился лорд Честертон.

-Ну, ходят разные слухи, - улыбнулся Джеймс, - говорят, вы не получаете удовлетворения от любви.

-Не ожидал, что вы верите всяким сплетням, - с укором сказал лорд. Ему очень не нравилось нынешнее настроение Джеймса.

-В сплетнях больше правды, чем вымысла, уж поверьте мне, - заявил Джеймс.

-Просто я не люблю интриги, многочисленные романы, все эти похождения и завоевания, которыми так кичатся мужчины.

-Вы предпочитаете по любви? – удивленно спросил художник, не глядя на Чарльза, все его внимание было приковано к холсту.

-Да, - ответил Чарльз.

-А вы были когда-нибудь влюблены, лорд Чарльз? – Джеймс оторвал взгляд от мольберта и направил его на лорда.

-Почему вы спрашиваете? - растерялся Чарльз.

-Потому что вижу, что вы не просто не были влюблены, но и разочаровались в этом чувстве. Не так ли?

-Просто мне кажется, что любовь - это литературная фантазия, - признался Чарльз, подивившись вновь почти ясновидящим способностям художника, - я не встречал ни одной женщины, которая хоть сколько-нибудь серьезно относилась к чувствам. Их интересуют только физические удовольствия, но внутри они черствы и пусты.

-Вы ждете от женщин чего-то большего? – удивленно спросил Джеймс.

-Я хочу встретить женщину, которая действительно бы была увлечена чем-нибудь, умна, чтобы ее интересы простирались дальше, чем от нее ждут…

-Вы полагаете, есть такие женщины? - насмешливо спросил художник.

-Моя мать именно такая, - гордо сказал Чарльз, - у нее множество достоинств, которые мой отец, к сожалению, не в состоянии оценить.

-Да, женщины старшего поколения не боятся иметь свое мнение. Поскольку физические удовольствия им уже недоступны, они предпочитают интеллектуальные.

Чарльз ничего не ответил. Он посмотрел на Джеймса и спросил серьезно:

-Может, виной всему общество, в котором мы живем?

-Да бросьте, Чарльз, знатные женщины достаточно свободны по сравнению с их несчастными сестрами из средних и низших слоев. Что мешает им быть начитанными, образованными, что мешает им высказывать свою точку зрения. Они сами пренебрегают привилегиями, которые у них есть.

-Может, вы и правы, - вздохнул Чарльз.

-Вообще-то, я с самого начала спрашивал не об этом, - сказал Джеймс, - неужели глупость женщины лишает вас любовного пыла?

Чарльз вспыхнул:

-Мистер Паркер, не кажется ли вам ваш вопрос несколько неприличным?

-О, я человек, который не знает, что такое приличия, - заявил Джеймс, он понизил голос и сказал, - почему вы боитесь признаться, что разочаровались в женщинах?

-Мистер Паркер, - возмутился Чарльз, - по-моему, это вас не касается.

-Ну почему же, - возразил Джеймс, - я вас понимаю. Все женщины глупые, жадные, похотливые существа. Если женщина не удовлетворяет в постели, да еще и поговорить с ней не о чем, зачем она вообще нужна?

Чарльза все больше и больше настораживал непонятный тон Джеймса. Художник что-то выпытывал у него, но Чарльз не мог угадать его скрытых намеков.

-Признаюсь вам, ни одна женщина не могла по-настоящему удовлетворить меня, - откровенно заявил Джеймс.

-Зачем вы мне это рассказываете? – недоумевал лорд.

-Просто, если вам разонравились женщины, можно обратить свое внимание на мужчин.

-Так, как вы? – холодно спросил Чарльз.

-Вот именно. Мужчины гораздо интереснее, к тому же их легче понять…

-Мужчины меня не привлекают, - решительно оборвал Чарльз разглагольствования Джеймса.

Художник от души рассмеялся.

-А вы пробовали?

-Нет, и не желаю, - твердо сказал Чарльз, - и вообще, Джеймс, прошу вас, прекратим этот разговор, он слишком личен.

-Хорошо, - равнодушно согласился художник, - думал, вы хотите поболтать по душам.

-Вы ошиблись, - холодно произнес лорд.

0

6

Глава 11.

Весь день Чарльз чувствовал нервозность. Джеймс сегодня особенно пытливо разглядывал его с ног до головы.

“Он художник, я его модель, - уговаривал себя Чарльз, - он просто смотрит на модель, которую рисует…”

Но это не помогало. Лорда охватывала дрожь, когда внимательные глаза Джеймса медленно скользили по его телу. Что было в этом взгляде - профессиональный или личный интерес? Чарльз не мог понять. Казалось, в равной степени и то, и другое.

Джеймс приступил к работе над картиной. Он тщательно наносил угольком на холст набросок, заранее им утвержденный, соответствующий его представлениям о том, какой должна быть эта работа.

После недавнего откровенного разговора Чарльз во всех действиях и словах Джеймса улавливал какую-то двусмысленность.

“Может, я все это себе придумываю, - уговаривал он себя, - наверняка, все это мне кажется. Ну, с чего я взял, что он мною интересуется? А почему бы ему не делать этого?…” Все же Чарльз надеялся на профессионализм Джеймса, он знал, что настоящие художники не интересуются своими натурщиками, они делают свое дело, не вмешивая ничего личного.

Джеймс медленно, дразняще покусывал нижнюю губу, Чарльз надеялся, что это машинальный жест. Губы Джеймса были сухими, шершавыми, будто обветренными. “Я с ума схожу? – испуганно спрашивал себя Чарльз, - почему я смотрю на его губы?”

-Вы сегодня какой-то задумчивый, - сказал Джеймс, - что-то случилось, лорд Чарльз?

Чарльз вздрогнул, голос художника вырвал его из задумчивого оцепенения.

-Ничего не случилось, Джеймс, - заверил его лорд, - просто у меня такое настроение сегодня.

-И часто у вас такое настроение, как сегодня? - немного насмешливо поинтересовался Джеймс.

-Иногда, - равнодушно ответил Чарльз.

Джеймс пристально посмотрел на лорда, и от этого взгляда Чарльзу снова стало не по себе.

“Он как будто заглядывает мне в душу, - подумал Чарльз, - или раздевает донага", - от этой мысли холодок пробежал по спине.

-Вы устали позировать? – спросил Джеймс.

-Нет, мы ведь недавно начали.

-Я имею в виду, может, вам все это наскучило, может, вы потеряли интерес? – допытывался художник.

-Ну что вы, Джеймс, - возразил лорд, мне очень нравится позировать, и это меня по настоящему увлекает. Не берите в голову, просто у меня такое настроение, задумчивое, что ли, - попытался заверить его Чарльз, но голос прозвучал неубедительно.

-Вы будто снова стали остерегаться меня, держите дистанцию, - холодно заметил Джеймс.

-Вам показалось, - заверил лорд.

-Вы не боитесь меня?

- Конечно, нет, - улыбнулся Чарльз.

-И я вас не смущаю? - выпытывал художник.

-Ну, иногда вы затрагиваете очень интимные темы, это смущает меня. Я предпочел бы более нейтральные области.

-Интимные темы? – вскинул брови Джеймс, - разговоры о сексе для вас интимная тема?

-Ну, в общем да, - согласился лорд, - а разве нет?

-Эта тема давно стало публичной. Интимные – это разговоры о душе, о том, что принадлежит только вам, и никому больше. А кто с кем спит, обсуждают все, кому не лень.

-И все же я предпочел бы воздержаться от подобных разговоров, - деликатно произнес лорд.

-Вас шокирует моя откровенность? – спросил Джеймс.

-Да, и ваша небрежность в этом вопросе. Вы говорите о физической близости, как о чем-то обыденном, не заслуживающим внимания.

-Да так и есть! – воскликнул художник, - я уже настолько пресытился сексом, что в этой теме для меня нет ничего пикантного, волнующего. А вас волнует эта тема, лорд Чарльз?

-Я предпочел бы обсуждать это не с вами, Джеймс, - вежливо уклонился Чарльз.

-А чем я плох? – улыбнулся художник, - я могу считать себя знатоком в этом вопросе. Могу рассказать вам много интересного.

-Спасибо, не стоит, - вновь уклонился Чарльз.

Вновь разговор переходил в слишком интимную плоскость. Чарльз боялся обсуждать подобные вопросы с Джеймсом именно из-за опытности и развращенности юноши. Лорд не боялся, что Джеймс просмеет его, как несмышленого в любовных делах юнца, напротив, он боялся, что тот захочет более детально просветить Чарльза в этом вопросе. Только не Джеймс. Лорду не хотелось, чтобы такой неординарный и впечатляющий человек опускался до обсуждения столь низменных тем. Для таких разговоров у Чарльза было достаточно приятелей. От Джеймса он хотел слышать размышления на возвышенные темы и всячески пытался перевести разговор в сферу искусства, но художник ловко возвращал беседу в прежнее русло.

-Вы где-нибудь выставляли свои работы, Джеймс?

-В Париже, в небольших салонах. Там это очень модно.

-А в Лондоне?

-Здесь сложнее. Я ведь не состою при Королевской Академии Искусств. Я свободный художник. Мне нужен меценат, который бы устроил для меня выставку.

-Неужели никто этим не заинтересовался? - удивился Чарльз.

-Практически нет. Был один, - Джеймс поморщился, - устраивать выставки для молодого неизвестного художника довольно рискованно. А вдруг его работы не будут никому интересны, тогда не будет никакой прибыли.

-Не верю, что выставки устраивают ради прибыли, - заявил Чарльз.

-Вы действительно так наивны? – подивился Джеймс, - я думал так два года назад. Я верил, что мною интересуются ради моих работ, действительно хотят мне помочь. Но этих людей моя задница интересовала больше, чем картины.

Чарльз нахмурился.

-Неужели современное общество так безнравственно, что не осталось людей, которые бескорыстно хотят помочь развитию искусства?

-Конечно, такие люди есть. Только они помогают кому-то другому.

-Хотите сказать, вам не везет с покровителями?

-Смотря кого называть покровителем, - усмехнулся Джеймс.

Чарльз вновь почувствовал нервную дрожь. “Обязательно ему делать грязные намеки? Его это, похоже, забавляет”.

-А вы взялись бы за мою выставку? - с интересом спросил художник.

-Да, я бы хотел этим заняться, - посиял Чарльз, думая, “почему эта мысль не пришла мне в голову?”

-И что же вы попросите взамен? – пытливо спросил Джеймс, с каким-то явным намеком.

-Много хороших работ, - невозмутимо ответил Чарльз, попуская мимо ушей скрытую двусмысленность.

Джеймс улыбнулся

-Я был прав, вы оригинальный человек, - заметил художник.

-Просто я увлекаюсь искусством, и я в восторге от ваших работ. Так что же, вы действительно хотите, чтобы я занялся этой выставкой?

-Нет, Чарльз, - грустно сказал художник, - я просто так спросил.

-Вы не хотите выставку? – удивился лорд.

-Год назад это было единственное, о чем я мечтал, но сейчас понял, что еще не готов к этому.

-Но вы блестящий мастер, - пытался возразить лорд.

-Но еще не зрелый. Я чувствую, что работы мои еще сырые, им не хватает продуманности, законченности.

-Но они полны эмоций, они поражают воображение! – воскликнул Чарльз.

-Для меня этого недостаточно. Мне нужно еще многому учиться.

-Вам виднее, - печально согласился лорд, он уже загорелся идеей выставки, - а было бы замечательно такому молодому художнику, как вы получить признание.

-Я не гонюсь за известностью.

-Но разве вы не хотите поделиться своим творчеством с людьми?

-Хочу, конечно, хочу, согласился Джеймс, - я делаю это для людей, я многое хочу им сказать, но пока чувствую, что не готов.

Чарльз не стал возражать, в конце концов, художнику лучше знать, чего он хочет. Приятно, что Джеймс не гонится за популярностью и славой, но и не хочется, чтобы он на всю жизнь остался непризнанным гением.

-А вы бы хотели увидеть свой портрет на стене галереи? – с улыбкой спросил Джеймс.

-Вы бы выставили мой портрет, - удивленно спросил Чарльз.

-Конечно. Это будет очень впечатляющая работа.

-Вы видите, какой она будет, заранее? – изумился лорд.

-Нет, до конца я ее не вижу, могу лишь предполагать. Но работа во многом зависит от отношения к ней. Мне приятно писать эту картину, потому что мне приятны вы, Чарльз.

Джеймс загадочно улыбнулся. Чарльз незаметно вздохнул. Опять этот фамильярный тон, подтекст. “Чего он добивается?” – гадал Чарльз.

-Вы вновь стали серьезным, напряженным, - упрекнул его Джеймс, - расслабьтесь, подумайте о чем-нибудь приятном, - голос Джеймса стал тихим, вкрадчивым.

Чарльз попытался расслабиться и вообразить что-то приятное, но перед глазами стоял только Джеймс.

“Тьфу ты, черт, - выругался про себя лорд.

-Вы сегодня очень красивы, Чарльз, - заметил Джеймс

-Только сегодня? – почти с вызовом спросил лорд.

Джеймс рассмеялся.

-Нет, не только. Но когда вы задумчивы, благородство ваших черт особенно выразительно. Именно это мне и бросилось в глаза, когда я вас увидел впервые.

Чарльз вспомнил, как незнакомый юноша подсел к нему.

-Вы уже тогда решили рисовать меня? – спросил лорд.

-Может, да, - неопределенно развел руками художник. Кисти рук были перепачканы углем, но Джеймс не обращал на это никакого внимания, - а может, просто хотел с вами познакомится.

-Признаюсь, при первом знакомстве вы произвели на меня не лучшее впечатление, - признался Чарльз.

-Вот как? От чего же?

-Ваша самоуверенность и презрительное отношение к окружающим подействовали отталкивающе.

-А теперь? – Джеймс склонил голову набок, от чего его длинная светлая челка рассыпалась блестящими прядями. Чарльз невольно залюбовался игрой света в золотистых на солнце волосах.

-Теперь вы кажетесь мне более приятным, - улыбнулся лорд

Джеймс улыбнулся в ответ.

Глава 12.

Еще с порога Чарльз заметил странную отчужденность в лице Джеймса. Художник витал где-то весь день, его мысли были далеки от картины.

“Неужели он потерял весь пыл, - недоумевал Чарльз, - работа его больше не увлекает?”

Джеймс в полной тишине наносил мазки на полотно, он почти не смотрел ни на картину, ни на оригинал, но если Чарльз ловил его взгляд, ему казалось, что художник ушел куда-то глубоко в себя. Это очень разочаровывало лорда.

-Что с вами, Джеймс? – спросил, наконец, Чарльз, - вы как будто потеряли интерес к работе.

-Дело не в этом, - задумчиво произнес художник, - видите ли, Чарльз… Вы ведь знаете, что все творческие люди довольно странные. Они вечно кидаются в крайности, то им нужно одно, а на другой день совершенно иное.

-К чему вы клоните? - настойчиво спросил лорд, - вы больше не хотите работать над этой картиной?

-Хочу, эта работа меня по-прежнему очень интересует, но сейчас меня увлекла другая идея, и я жажду воплотить ее в жизнь. Мне кажется, это будет замечательная работа, может, одна из моих лучших! – с воодушевлением произнес художник.

-Это имеет отношение ко мне? – вскинул брови Чарльз.

-Конечно, вы по-прежнему моя модель.

-Ну, если эта идея действительно потрясающая и так увлекает вас, я заранее согласен! – радостно заявил лорд.

-Не спешите, Чарльз, - предупредил Джеймс, - знаете, что у меня получается рисовать лучше всего?

-Что же? – с интересом спросил Чарльз.

-Обнаженную натуру.

-Обнаженную натуру? – удивился Чарльз, - но я не видел ни одной такой работы.

-Конечно, не видели, усмехнулся Джеймс, - они не для всеобщего обозрения.

-Подождите, - сообразил Чарльз, - вы хотите, чтобы я?…

-Позировал мне обнаженным, - закончил фразу Джеймс.

От удивления Чарльз не мог произнести ни слова.
Что вас пугает, лорд Чарльз? –с усмешкой спросил Джеймс.

-Но я не могу, - попытался возразить лорд.

-Почему? – удивленно поднял брови художник, - у вас прекрасное тело.

-Но это неприлично, - наконец сумел произнести Чарльз.

-Неприлично? – изумленно воскликнул Джеймс, - в мире нет ничего прекраснее, чем человеческое тело – венец божественного творения. Разве работы Микеланджело кажутся вам неприличными?

-Нет. Конечно, нет… - стушевался Чарльз, - но тут совсем другое дело… я не понимаю, зачем это все.

-Зачем? – усмехнулся Джеймс, - мне так хочется, я вдохновлен, я хочу сделать эту работу. Зачем тут какие-то объяснения?

-Нет, - решительно произнес лорд, - простите, Джеймс, можете назвать меня замкнутым, консервативным, каким угодно, но в этом я не могу участвовать.

-Чего вы боитесь, лорд Чарльз? – хмуро спросил Джеймс.

-Я ничего не боюсь, но не вижу в этом смысла.

-В этом есть смысл. Когда человек снимает одежду, исчезают покровы с его души, он более искренен, он не может лгать…

-По-моему, я достаточно искренен с вами, мистер Паркер, - возразил Чарльз, - мне приятно работать с вами, все продвигалось прекрасно. Мне непонятна ваша блажь.

-Это не блажь, как вы не поймете, - почти в отчаянии воскликнул Джеймс, - когда приходит идея, нужно просто реализовать ее, это необходимо…

-Я понимаю вас, но это не для меня.

Расстроенный Джеймс ушел раньше времени, он не сказал Чарльзу ни слова, лорд даже не был уверен, вернется ли он. Чарльз подошел к мольберту, завешенному тканью, ему захотелось откинуть ее и взглянуть на портрет, но что-то его остановило.

“А вдруг Джеймс не вернется и не закончит портрет? – спрашивал себя лорд, - нет, по крайней мере, он не оставит тут свои принадлежности, ведь без них он не сможет работать. Но что нашло на него? Обнаженная натура… За кого он меня принимает? У меня все-таки есть честь, достоинство, я не могу позволить, чтобы меня изобразили нагишом. Пусть он что угодно говорит о красоте человеческого тела… Да, я согласен, оно прекрасно, но когда смотришь на него. Но позировать самому? Нет уж, увольте. Лорд Чарльз Честертон позирует обнаженным? Отца бы просто удар хватил…”

-Это все ваша природная скромность, - мягко сказал Джеймс.

Он пришел к Чарльзу с доброжелательной улыбкой и не терял надежды уговорить лорда.

-Может, вы и правы, - сухо произнес Чарльз.

-Почему бы вам не отбросить оковы, почувствовать себя свободным. Тут нет ничего постыдного и неприличного, в искусстве просто не может быть ничего неприличного.

-Это все, что вам нужно? - недовольно спросил Чарльз, - чтобы я разделся?

-Я лишь хочу воплотить в жизнь свою идею, создать прекрасную картину, откровенную, чувственную, вызывающую восхищение. И я вижу вас на этой картине, - взахлеб рассказывал Джеймс.

-А почему тогда вы не воспользуетесь своим воображением? – с издевкой спросил Чарльз.

-Это будет обман, и это будете не вы. Тут ведь важен сам настрой, отношение к объекту, чувства. Нельзя это ничем подменить. Конечно, я мог бы просто нарисовать обнаженного мужчину, но это меня не удовлетворит, не даст до конца раскрыться, выплеснуть свои эмоции. Мне нужна именно натура, обнаженная натура! Мне нужны вы, Чарльз, - низким проникновенным голосом сказал Джеймс.

Лорда это смутило и напугало. Казалось, Джеймс был просто болен этой идеей. Все что его интересует – воплотить ее в жизнь. Это настойчивое желание Джеймса пугало Чарльза больше, чем стыд и потеря достоинства.

“Я лорд. Я должен быть тверд. Я должен дать ему понять, что не изменю своего решения”.

-Джеймс, я окончательно решил, – нет. Вы можете прекратить работу над портретом, если вы сердиты на меня, но это мое последнее слово.

-Вы уверены? – настойчиво спросил Джеймс. Тон его не понравился Чарльзу.

-Да, я уверен, - не слишком уверенно произнес Чарльз.

-У меня нет причин бросать эту работу. Но предупреждаю, она не будет такой хорошей, как та, которой я брежу сейчас.

-Я переживу это.

-Я надеюсь, вы передумаете, - не отставал художник, - я не теряю надежды.

Чарльз устало вздохнул. Похоже, что Джеймс не собирается сдаваться. С одной стороны, Чарльз мог его понять – вдохновение, это то, что приходит свыше, не зависимо от воли и желания, и художник готов на все, чтобы сделать его реальностью. Чарльза это восхищало, он уважал стремление Джеймса, но заставить себя не мог.

“Может, я слишком скован, может мне нужно отбросить предрассудки? – спрашивал себя Чарльз, - но если я не хочу, если меня не впечатляет идея позировать обнаженным, почему я должен пойти на это? Почему нужно согласиться, переступив через себя? Каким бы великим ни был художник, нельзя потакать всем его капризам. Для них тоже существуют определенные правила и нормы. Джеймсу нужно научиться уважать мнение и желание других и мириться с этим. В конце концов, не умрет же он, если не напишет эту картину…”

Чарльз и Джеймс молчали до конца сеанса. Художник внимательно работал, украдкой бросая любопытные взгляды на лорда, на лице которого были написаны сомнения и раздумья. Джеймс надеялся, что любовь Чарльза к искусству и его свободомыслие пересилят консервативное воспитание и понятия о приличиях.

Чарльз решил, что уже все сказал. Ему больше не хотелось возвращаться к этой теме. Он надеялся, что этот отказ не повлияет на их отношения с Джеймсом и на работу над портретом. Эта работа очень интересовала Чарльза, и он не хотел портить отношения с таким интересным человеком, как Джеймс. Чарльз только вздыхал, сетуя на странности художников. “Все ведь было так хорошо, и почему Джеймсу вдруг пришла в голову эта идея?” - размышлял Чарльз.

Ему хотелось нарушить неловкое молчание, разбить внезапно возникшую стену отчуждения. Они уже почти подружились с Джеймсом, свободно говорили на любые темы. “Иногда, даже слишком свободно!”, - усмехнулся Чарльз. А теперь Джеймс будто стал чужим, посторонним человеком, которому нечего сказать тебе. Лорд Честертон опять чувствовал себя неуверенно рядом с Джеймсом Паркером, как при первой их встрече.

-Вы придете завтра? – с надеждой спросил Чарльз, когда художник собрался уходить.

-Конечно, - насмешливо ответил Джеймс, - я никогда не оставляю работу незаконченной, - художник приблизил свое лицо к Чарльзу, сузил холодные голубые глаза и почти шепотом произнес, - я всегда воплощаю в полной мере все свои идеи.

Это прозвучало, как предупреждение. Чарльз нахмурился, ему не понравились эти слова Джеймса. Лорд попытался выкинуть их из головы, отвлечься от неприятных мыслей.

Чарльз пошел в библиотеку, но накрытый мольберт вновь напомнил о Джеймсе.

Глава13.

-Вы не изменили своего решения, лорд Чарльз? – холодно спросил Джеймс, откладывая кисть и вытирая руки от краски.

Это было первое, что он сказал, кроме сухого приветствия, когда пришел этим утром в особняк на Бедфорд-стрит. Чарльз сразу же подметил его холодную сосредоточенность. Джеймс бросал колючие, пронзительные взгляды, в которых лорд не видел ничего хорошего. От мрачной молчаливости Джеймса по телу Чарльза пробегала беспокойная дрожь. Ему казалось, что Джеймс что-то задумал и теперь выжидает.

-Я не меняю своего мнения, - спокойно и невозмутимо произнес лорд, - я всегда верен своему решению.

-Я тоже всегда остаюсь при своем мнении, - ледяным тоном заявил художник, - и я всегда добиваюсь, чего хочу, Чарльз. Чего действительно очень хочу.

С этими словами он быстро приблизился к Чарльзу, схватил его за руку и резким движением выдернул из кресла. От удивления и неожиданности Чарльз не смог воспротивится. Его глаза широко раскрылись, когда Джеймс уверенно стал расстегивать его штаны.

-Джеймс, что вы делаете?… - изумленно выдохнул Чарльз, чувствуя, что рука Джеймса проникла внутрь.

Он пытался что-то сказать, возмутится, но слова потонули в жарких волнах, охвативших все тело, когда Джеймс начал медленно двигать рукой. Горячие прикосновения Джеймса и его холодные глаза ввели Чарльза в оцепенение, разум потонул в невероятных ощущениях. Дыхание Чарльза стало прерывистым, он чувствовал, что срывается в пропасть безумия, все мысли исчезли из головы, осталась только дрожь желания, наслаждение, сводящие с ума прикосновения и непроницаемое лицо, не выражавшее ничего, кроме мрачной решимости.

Из неведомых глубин разум кричал Чарльзу: “Останови его, прекрати это…”, но тело уже жило своей жизнью, отказываясь подчиняться чему-то, кроме пьянящей ласки. Чарльз закрыл глаза, не в силах совладать с острыми ощущениями, охватившими его всего, каждую клеточку тела, каждую фибру души. Все в мире исчезло, кроме горячей точки наслаждения. Чарльз почувствовал сквозь блаженный туман, что Джеймс убирает руку. “Не останавливайся”, – хотел крикнуть он, но издал лишь мучительный вздох. Он почувствовал губы Джеймса на своих, теплые, шершавые, властные. Они прижимались к губам Чарльза, дразня, обещая, но, не принося заветного ощущения. Чарльз потянулся за ними, пытаясь усилить поцелуй, но губы ускользали, а потом вновь захватывая его в плен. Уверенные быстрые пальцы уже расправлялись с одеждой Чарльза. Ловким незаметным движением Чарльз был опрокинут на ковер. Не прерывая поцелуя, Джеймс навалился сверху. Чарльз уже ничего не понимал, он лишь хотел больше, сильнее ощущать сладостные прикосновения, которым он сдавался без боя. Сводящие с ума губы, руки, теплое тело опрокинули весь мир, который был от Чарльза далек, как никогда. Все тело напряглось, стремясь к выпуску, долгожданному облегчению. Страсть крепко захватила Чарльза в свои объятия, но он и не пытался освободиться от волшебного плена.

Джеймс скатился на пол с дрожащего Чарльза и принялся застегивать одежду, которую даже не потрудился снять. Ошеломленный Чарльз тяжело дышал, он был не в силах открыть глаза. Реальность болезненными ударами терзала его мозг. Чарльз приоткрыл глаза, пытаясь разогнать мутную пелену, заполнившую сознание. Тело его постепенно приходило в себя после сильнейшего потрясения. Чарльз с тоской вздохнул, увидев перед собой насмешливое лицо Джеймса.

-Очень неплохо, Чарли, учитывая, что это твой первый раз, - послышался издевательский и довольный голос, - мне понравилось. А тебе?

-О Боже, - простонал Чарльз, осознавая, что случилось, - это отвратительно…

-Отвратительно? - удивился Джеймс, - может, ты еще не совсем все понял? Стоит повторить, - он вновь потянулся к Чарльзу.

-Нет, - с трудом произнес Чарльз, откидывая его руку, - убирайся, - эти слова дались ему огромным усилием воли, - убирайся из моего дома.

-Как хочешь, Чарли, – равнодушно произнес Джеймс и неслышно покинул библиотеку.

Преодолевая ужасную слабость, Чарльз поднялся с пола и стал собирать свою небрежно раскиданную одежду. Ноги подгибались, пальцы не слушались. Чарльз не помнил, как добрался до своей комнаты. Он залез под одеяло, укрылся с головой сжимаясь в комок. Отчаяние, стыд и боль захватили его неумолимо и властно, осознание происшедшего болезненно поразило рассудок Чарльза.

“О боже, какой позор, - думал Чарльз, - какой стыд. Как я допустил это, как я мог позволить ему?… - отвращение и презрение к себе вытеснили все другие чувства, - как это могло произойти? Он изнасиловал меня, - пытаясь излить весь гнев на Джеймса, Чарльз осознавал, что его вины тут ничуть не меньше, - я позволил ему, я сам ему позволил. Я хотел этого… о боже, если бы я этого не желал, ничего бы не было. И мне это понравилось, - с отчаянием понял Чарльз, - мне понравилось… но как это возможно? Боже, как я мог допустить это?”

Чарльз не спал всю ночь, терзая себя, обвиняя в слабости. Лишь под утро пришел короткий, глубокий сон, больше похожий на обморок, беспамятство, бред.

Все внутри болело, тело казалось чужим, незнакомым, распухшие губы горели, уродливые красно-пурпурные пятна покрывали шею и плечи, в голове стоял туман. Чарльз не мог смотреть на себя в зеркало. Он хотел спрятаться от всего мира и самого себя и никогда не показываться. Ему хотелось умереть от стыда и унижения.

Когда дворецкий подал утренний кофе, Чарльз даже не мог чашку удержать дрожащими руками.

-Сэр, с вами все в порядке, - участливо спросил Лоуренс, - вы выглядите бледным. Может, вы больны?

-Все в порядке, Лоуренс, - сухо ответил Чарльз, не поднимая глаз на слугу. Он считал, что не достоин смотреть в глаза этому порядочному, пожилому человеку.

После завтрака дворецкий доложил:

-Прибыл мистер Паркер.

“Да как он посмел?” – изумился лорд.

Он спустился, с трудом сдерживая дрожь ярости и возмущение, ему хотелось выплеснуть все свои кипящие чувства на Джеймса, но лорд Честертон лишь натянул маску невозмутимого спокойствия.

Джеймс довольно улыбнулся, увидев его. Вид у художника был сияющий. На плече висел вещевой мешок.

-Как вы себя чувствует, лорд Чарльз? – с издевкой спросил Джеймс.

-Что вы здесь делаете? – возмущенно воскликнул Чарльз, чувствуя, что в присутствии Джеймса теряет самообладание.

-Ну, после того, что случилось, - художник заговорщически улыбнулся, - я решил, что перееду в твой дом, Чарли.

От этой неслыханной дерзости Чарльза охватило возмущение:

-Что вы себе позволяете? Убирайтесь немедленно!…

Джеймс не дал ему договорить. Гневно сверкнув очами, он бросился на Чарльза, переплетая его руки со своими, захватывая губы сильным глубоким поцелуем. Вмиг Чарльз забыл о гневе, о стыде, об отвращении. Он забыл обо всем, даже имя его потеряло всякий смысл. Голова кружилась от теплого тумана, мелкая дрожь била его тело, пальцы выскальзывали из захвата Джеймса. “О боже, слуги… - только и мог подумать Чарльз, но не было сил и желания оторваться от умелых, сладких губ.

Джеймс сам прервал поцелуй. Он холодно посмотрел в глаза Чарльзу и низким голосом спросил:

-Ты позволишь мне пожить у тебя, Чарли?

“Боже, если он захочет взять меня прямо здесь, в прихожей, я не смогу ему воспротивится…”

- Да, - с трудом выдохнул Чарльз.

-И я буду писать твой портрет, обнаженную натуру? – гневно спросил Джеймс.

-Да, - ответил Чарльз, чувствуя, что предательская слабость охватывает тело, и противно дрожат колени.

-Вот и отлично, - улыбнулся Джеймс, выпуская Чарльза, - где я могу разместиться? В твоей комнате?

-О нет, - испуганно замотал головой лорд.

Он вызвал Лоуренса.

-Мистер Паркер поживет здесь некоторое время, - спокойствие давалось Чарльзу огромными усилиями, - приготовь ему комнату.

Довольный Джеймс отправился обустраиваться. Чарльз скорее поспешил покинуть дом, его уход больше напоминал побег.

В смятении лорд бродил по набережной. В воздухе висела мелкая морось, серые облака заволокли небо, вновь обещая дождь, темная Темза бурлила, но Чарльз ничего не замечал вокруг. Он, не разбирая пути, шел вперед, подняв воротник пальто.

“Я сошел с ума, - думал он, - я окончательно лишился рассудка, позволив ему остаться в моем доме. Я не выдержу такой пытки. Но Джеймс, как он мог? – недоумевал Чарльз, - почему он сделал это? И почему я попался в эти сети? Где моя гордость, воля, где моя мораль? Неужели это все еще я?”

Глядя на мутную воду, Чарльзу захотелось свести счеты с жизнью, но он быстро отверг эту недостойную мысль. “Я – лорд Честертон. Я должен вспомнить о гордости, о достоинстве, я должен проявить твердость. Я не могу позволить этому мальчишке безнаказанно издеваться надо мной”.

Тело Чарльза сладко сжалось, когда он вспомнил о вчерашних ласках, о наслаждении настолько сильном, что он позабыл обо всем на свете.

“Нет, это аморально, - решительно сказал себе Чарльз, - это недостойно меня. Я не трус, я не должен бегать от этого мальчишки. Он больше не посмеет застигнуть меня врасплох. Я буду тверд и прогоню его из моего дома”.

Когда Чарльз вернулся домой, Лоуренс сообщил, что мистер Паркер куда-то ушел, никого не предупредив. “Хоть бы он не вернулся”, - понадеялся Чарльз, но он знал, что Джеймс вернется. Придется отложить разговор.

Но Джеймс все не приходил. Лорд уже лег в постель, но спать не хотелось, он взял книгу, пытаясь делать пометки, но строчки расплывались, и мысли витали где-то далеко. Внезапно Чарльз почти физически ощутил на себе чей-то взгляд. Он поднял голову и увидел Джеймса. Художник стоял в дверях, небрежно прислонившись к косяку, играя пояском халата. Вид у него был довольный и расслабленный.

Чарльза охватила злость, но вместе с тем он почувствовал возбуждение, и это заставило его испугаться.

-Что ты здесь делаешь? – сердито спросил он.

-Я хорошо устроился и пришел поблагодарить тебя, Чарли, - Джеймс стал медленно приближаться к кровати.

Чарльз замер, не в силах пошевелиться, сказать что-то. Он забыл все, что хотел высказать Джеймсу, все его тело уже предательски требовало удовольствия. Джеймс взобрался на кровать и уселся на вытянутые ноги Чарльза. Он быстро стал расстегивать его пижамную рубаху, на его лице играла хитрая улыбка. Чарльз презирал себя за беспомощность, но сейчас он не хотел ничего, кроме объятий Джеймса.

Боль и неудобство быстро потонули в плавном ритме Джеймса. Тело Чарльза начало отвечать на жаркие ласки, пробуждающие в нем нестерпимое желание. Горячее дыхание Джеймса сливалось с его собственным, их губы были так близки…

“Я должен остановить его, - стучалась в голове Чарльза разумная мысль, - должен прогнать…”

Но с губ срывался только сладострастный стон, полный наслаждения:

-Джим!…

Ошеломленный Чарльз с трудом сглотнул, он пытался восстановить дыхание, приятная нега расслабила все его мышцы. Чарльз не мог шевелиться, не мог думать, он все еще жил невероятным потрясением, которое только что испытал. Но холодный разум вновь упрямо напоминал о падении лорда.

-Почему ты молчишь, Чарли? – насмешливо спросил Джеймс, он лежал на боку и смотрел на Чарльза. Его рука лениво обнимала бедро лорда. Чарльз знал, стоит Джеймсу совершить малейшее движение, и он пробудится вновь.

-Не смей называть меня Чарли, - сквозь зубы процедил лорд.

Он увидел легкую улыбку на лице художника.

-Мы не должны были этого делать, - устало сказал Чарльз, - это неправильно…

-Почему неправильно? – Джеймс сделал удивленное лицо.

-Это аморально, отвратительно. Мы оба мужчины. Это…

-Содомский грех, - подсказал Джеймс.

-Да, - кивнул Чарльз.

-Оставь свой пуританизм, Чарльз, забудь обо всех предрассудках. Это приносит наслаждение. Так зачем же отказывать себе в этом?

-Но это низко, недостойно… - Чарльз не мог найти слов.

-Прекрати эти проповеди, преподобный Чарльз, - усмехнулся Джеймс, - это ханжество. А я этого не терплю. Ты этого хотел, так что забудь о грехе, о раскаянии.

Чарльз закрыл глаза, зная, что не может спорить с Джеймсом.

-Завтра мы начнем работу над картиной, - сообщил Джеймс, Чарльз вздрогнул, - будем работать здесь.

-Здесь? В спальне? – поразился Чарльз.

- А ты хочешь позировать обнаженным в библиотеке? – усмехнулся художник, Чарльзу нечего было возразить, - нет, мне нужна кровать и красные простыни

-Почему красные? – удивился лорд.

-Красный – цвет страсти, порока, он усиливает желание, - томным шепотом рассказывал Джеймс, поводя кончиками пальцев по бедру Чарльза. Эффект не заставил себя долго ждать, - ты будешь сам соблазн, Чарли.

-Прекрати, - Чарльз скинул руку, от чего его тело содрогнулось, чувствуя пустоту, - уходи.

-Хочешь, чтобы я ушел? – с сомнением спросил Джеймс, глядя на вновь возбужденного Чарльза.

-Пожалуйста, Джеймс, - умолял его Чарльз.

-Можешь называть меня - Джим, - художник слез с кровати и накинул халат, - мне понравилось, как ты это произнес.

Чарльз почувствовал, что готов сгореть от стыда.

-Спокойной ночи, Чарли, - сладко сказал Джеймс, покидая спальню.

Чарльз плотно закрыл глаза и сжал губы, пытаясь избавиться от недостойных желаний. Но воля была гораздо слабее плоти.

Глава14.

Перед завтраком Чарльз оправил слугу в лавку за красной материей.

-Какой должна быть ткань? – сухо спросил он у Джеймса.

-Подойдет любая, главное – цвет. Конечно, шелк или атлас были бы идеальны, но я смогу обойтись чем угодно и сам изобразить нужную ткань.

-Искусство не терпит подделок, - заметил Чарльз.

Джеймс соблазнительно улыбнулся.

-Ты быстро учишься, Чарли.

Слуга принес целый рулон переливающейся алой атласной материи. Джеймс с восхищением прикасался к гладкой, скользящей ткани. Он с любовью и рвением создавал живописные драпировки на кровати, уделяя внимание каждой складочке. Он уже сиял в предвкушении, ему не терпелось приступить к работе.

Чарльз молча смотрел на увлеченного Джеймса, дрожа от волнения. Он пытался придать лицу равнодушное выражение, и это ему почти удавалось, но внутри кипели страсти.

Когда Джеймс был полностью готов начать работу, он удивленно посмотрел на Чарльза.

-Чего же ты ждешь? Раздевайся.

Дрожащими, непослушными пальцами Чарльз медленно снял пиджак и принялся развязывать галстук. Джеймс, улыбаясь, подошел к нему и стал расстегивать жилет.

-Позволь, я тебе помогу, Чарли.

Чарльз с трудом удерживал контроль над собой, все его тело подалось вперед, когда Джеймс стал расстегивать брюки.
Не сейчас, Чарли, - дразняще прошептал художник, заметив напряжение Чарльза, - позже…

Раздетый Чарльз чувствовал себя беспомощным и уязвимым под пристальным взглядом Джеймса. Художник с удовлетворением осматривал Чарльза, словно ощупывая каждый кусочек кожи проникновенным взором. Легкая усмешка появилась на его губах, когда он задержал взгляд ниже пояса. Чарльз не знал, куда скрыться, Джеймс видел его насквозь.

-Ложись на кровать, - наконец скомандовал художник.

-Как мне лечь? - растерянно спросил Чарльз.
На живот. Не волнуйся, Чарли, все интимные места будут прикрыты.

“ Я готов умереть, а он лишь надсмехается”, - с тоской подумал Чарльз.

Джеймс глубоко вздохнул и приступил к работе. Лицо его приобрело приятную задумчивость и сосредоточенность. Таким он Чарльзу нравился больше, и лорд не мог не восхищаться им в этот момент. Но и забыть своего позора тоже не мог.

Взгляд Джеймса деловито скользил по телу Чарльза, выражая лишь профессиональный интерес мастера к модели.

“Он получил то, чего хотел, - с отчаянием думал Чарльз, - теперь я для него бездушная модель. Я ему больше не нужен.… Тем лучше. Будем просто натурщиком и художником, ничего лишнего. Раз уж он вынудил меня позировать ему, я буду просто позировать…” Но это было так мучительно для Чарльза, равнодушное внимание Джеймса просто убивало его, хотелось вновь почувствовать уверенные руки на своей коже, прикоснуться к сухим теплым губам.

-Согни ногу, - скомандовал Джеймс, его резкий тон вывел Чарльза из оцепенения, - подтяни ее к себе.

Молчание нарушали лишь короткие замечания Джеймса, который с упоением делал набросок за наброском.

Карандаш, словно жил своей жизнью, он плясал по бумаге, оставляя именно те линии, которые хотел Джеймс, создавая неповторимый рисунок. Художник с радостью наблюдал за возникающим на белом листе изображением. Общие контуры лежащей фигуры, овал лица с высокими скулами, точеным упрямым подбородком. Пышная челка темно-русых волос, обрамляющая высокий лоб. Прямой нос, правильной формы, широкий разрез глаз, карих, бархатистых, насыщенного оттенка, красивые губы, манящие, чувственные, пухлая нижняя губа немного выступала вперед, создавая впечатление, что приоткрытый рот приглашает к поцелую. Острый грифель быстро наметил раковины ушей и прикрыл волосами, длинными у висков. Голова прислонилась к округлому сильному плечу, согнутая в локте рука покоилась на подушке, левая кисть держала запястье расслабленной правой руки. С восхищением Джеймс нарисовал гладкую широкую грудь, изгиб спины, переходящей в тонкую талию, округлые упругие ягодицы, стройные узкие бедра, длинные голени. Вся фигура Чарльза излучала красоту, настоящую, тонкую. В лице лорда не было смазливой прелести Джеймса, оно светилось благородством, очарованием, шармом…

-Твоя поза чересчур напряженная, - сказал Джеймс, - расслабься немного, склони голову, нет, не так… Может, мне подойти и самому уложить тебя, Чарли? – шутливо спросил художник.

Чарльз тут же понял, чего тот от него требует, и нашел нужное положение.

-Ты выглядишь недовольным, Чарли. Тебя что-то не устраивает?

Чарльз с горечью посмотрел в глаза Джеймса. “Он еще издевается!”

-Ты считаешь, что я тебя обманул, воспользовался тобой. Но разве ты остался в проигрыше? – томно спросил Джеймс, - я получил твое тело, а ты – мое. По-моему, это честное, выгодное соглашение.

Лорду не хотелось ничего говорить. Слова Джеймса унижали его, ранили еще сильнее, но он собрал всю волю в кулак и решил не поддаваться на провокации.

Джеймс отложил в сторону папку и встал со стула. Чарльз удивленно посмотрел на него.

-Все на сегодня, - объявил художник, - ты был прекрасной моделью, Чарли, - он подошел ближе, - я знаю, работа натурщика очень непростая, но ты прекрасно с ней справляешься. Ты хочешь получить награду?

-Нет, - решительно сказал Чарльз, - я позирую тебе. Ты ведь этого хотел. На этом и остановимся.

Твердый голос Чарльза не оставлял сомнений в его решении.

-Ну что ж, Чарли, как хочешь, - Джеймс пожал плечами, - будем просто работать.

Когда он ушел, Чарльз откинулся на подушки и закрыл глаза. Скользкий атлас неприятно холодил тело. “А что мне делать с этой тряпкой?” - с раздражением подумал Чарльз.

Он был доволен и зол на себя – он устоял перед соблазном и проявил твердость, но лишил себя несказанного наслаждения, которое сулил Джеймс.

Следующие три дня стали настоящей пыткой для Чарльза. Чем равнодушнее был Джеймс, тем сильнее он страдал.

“Я для него бездушная форма, объект для изучения, мертвая мраморная статуя. Он получил то, что хотел. Я его больше не интересую”, - вновь думал он.

По ночам Чарльз метался в холодной постели, тело охватывала мучительная истома, оно жаждало ласки.

“Джим, Джим, - стонал Чарльз, - я хочу тебя…. Приди, возьми меня всего, ты же видишь, как я страдаю без твоих объятий. Избавь меня от мук, подари мне счастье… пожалуйста, Джим…”

На утро Чарльз презирал себя за низменную слабость, недостойные желания. “Я раб своей постыдной страсти”,- горько думал он.

Джеймс рисовал этюды, бросая изредка беглые взгляды на Чарльза, который изнывал от тоски и желания, беззвучно молил Джима услышать его, но художник оставался верен своему делу. Он с неусыпным рвением бросал кистью легкие мазки на холст, создавая живую картину на плоской поверхности холста.

Глава15.

Джеймс перенес свой последний набросок на холст, уже окончательно утвердив его для себя. Картина идеально воплощала его замысел, и он готов был приступать к окончательному варианту, его расстраивало только одно – выражение лица Чарльза, которое совсем не устраивало художника – мрачное, с трудом скрывающее гнев и желание, а ему нужно было нечто иное.

-Чарли, улыбнись, - почти ласково попросил Джеймс.

Чарльза удивил этот мягкий тон после всех насмешек и холодных, небрежно брошенных фраз, которые он только и слышал от Джеймса в последние дни.

-Зачем? – недоверчиво спросил лорд.

-Твое хмурое лицо портит всю картину, - улыбнулся художник.
Мне все равно, - холодно произнес Чарльз, - это ведь твоя картина. Ты же ее для себя рисуешь.

Джеймс с удивлением и грустью посмотрел на него. Он отложил уголек, быстро вытер руки об тряпку. Джеймс подошел к кровати и сел на край.

-Зачем ты так, Чарли? – нежно спросил он, - я делаю это и для тебя, это ведь и твоя картина тоже.

-Я для тебя лишь модель, - горько произнес Чарльз.

-Нет, конечно, нет, - Джеймс ласково провел ладонью по щеке Чарльза и соединил его губы со своими.

На этот раз поцелуй был нежным, долгим, но он не переставал дразнить Чарльза. Джеймс водил полуоткрытым губам, касался кончиком языка, легко захватывал нижнюю губу Чарльза, отпуская, потом вновь припадал к губам, усиливая поцелуй. Кончики пальцев ласкали шею Чарльза, касаясь легко, как перышко, проводили щекочущие дорожки вниз и вверх по груди.

И вновь Чарльз поддался магическому притяжению Джеймса, отдал всего себя в его власть. Нерешительно пальцы лорда расстегивали пуговицы на одежде Джеймса, скользя по плотной черной материи.

-Джим, - шептал Чарльз, прижимаясь к нему сильнее, воплощая в реальность безумные мечты прошлых ночей.

“Он мой, - победная мысль мелькнула в голове Джеймса, - от корней волос до кончиков ногтей”.

Джеймс умел заниматься любовью, он делал это не спеша, растягивая удовольствие. Он то ускорял темп, приближая восхитительный финал, то опять замедлял, отодвигая долгожданную развязку и продляя агонию наслаждения Чарльза. Его руки не останавливались ни на минуту, они жили своей жизнью, не подчиняясь ритму тела. Они были ласковыми, манящими, порхали по телу Чарльза, принося все новые и новые волны наслаждения. Никогда прежде не доводилось Чарльзу испытывать ничего подобного, и даже выпустив всего себя без остатка, он лежал с закрытыми глазами, пытаясь пережить шок и восстановить дыхание.

Джеймс лежал на боку, положив руку на грудь Чарльза, ноги их переплелись, горячие потные тела медленно остывали, принося блаженный покой.

-Это невероятно! - прошептал Чарльз, - раньше секс был для меня лишь физиологическим процессом, он позволял расслабиться, выпустить напряжение, но никогда не дарил особого наслаждения, а теперь все по-другому… - Чарльз повернул лицо к Джиму и увидел его светящиеся глаза и дразнящую улыбку.

-А как же грех, преподобный Чарльз? – усмехнулся Джим, - прелюбодеяние?

-Это так восхитительно! Это не может быть грехом! – восторженно произнес Чарльз.

-А я что тебе говорил? - улыбнулся художник.

-Джим, почему ты меня соблазнил? – серьезно спросил Чарльз, он крепко сжал ладонь Джеймса и заглянул в его глаза.

-Чтобы получить свою обнаженную натуру, - сказал художник.

-Только поэтому? – с досадой спросил Чарльз.

-Да, - кивнул Джим, - я могу сказать, что хотел тебя, но поверь, это не так важно для меня.

-Значит, я для тебя только модель? – грустно спросил Чарльз.

-Выходит, что не только, - Джеймс легонько коснулся губами шеи Чарльза, - мне нравится с тобой, Чарли. И тебе ведь тоже?

-Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, - сказал Чарльз с восхищением.

-Значит, ты хочешь продолжать эту постыдную связь? – насмешливо спросил Джим.

-Хочу.

-И ты хочешь, чтобы я спал в твоей постели?

-Каждую ночь, - Чарльз поднес к губам кисть Джеймса и стал покрывать нежными поцелуями каждый палец.

Джеймс удивленно смотрел на него. “Я и не думал, что покорить его будет так легко. Он сдался без всякого сопротивления, он полностью мой, - Джеймса радовала и немного настораживала эта мысль, - должен ли я был так сильно привязывать его к себе?”

-Я всегда так легко поддаюсь соблазну, - вдруг произнес Чарльз, - все этим пользуются, и я не в силах сопротивляться. Ты будто знал это, Джим. Ты – умелый соблазнитель.

-Напротив, я совсем не силен в этом, мне не приходится прилагать усилия, они все сами идут ко мне в руки. Признаюсь, завоевать тебя было приятно, Чарли.

Счастливый лорд вновь начал покрывать ладонь Джима поцелуями. Художник резко выдернул руку, Чарльз с досадой просмотрел на него.

-Нужно сразу же кое-что прояснить в наших отношениях, Чарли, - заявил Джим. Его серьезный тон не нравился Чарльзу, - мы только спим вместе, безо всяких обязательств, ничего не требуя друг от друга.

-О чем ты, Джим? – расстроился Чарльз.

-Не жди от меня верности, не жди, что я буду предан одному тебе. Я волен делать то, что хочу, встречаться с кем хочу. Я не буду тебе ни о чем сообщать. Я здесь тогда, когда я рисую, в остальное время я могу быть где угодно.

Чарльз мучительно прикрыл глаза, пытаясь справиться с болезненной жестокостью Джима.

-Ты согласен с этим? - настойчиво спросил художник.

-Я согласен, - печально произнес лорд, - что я еще могу ответить?

0

7

Глава16.

Для Чарльза начались дни неописуемого счастья и страданий безмерных, и виной всему был Джим. Как личность неординарная, неуравновешенная, он был склонен к частой смене настроения, которое всегда выплескивал на окружающих. Джим был то весел, то хандрил, был подвержен меланхолии, свойственной всем творческим натурам, но чаще всего он вел себя, как эгоистичный, капризный мальчишка. Циничный Джим никому не прощал слабостей и не желал признавать своих и уж тем более что-то менять в своем характере. Вне постели и мольберта он был невыносим, принося Чарльзу множество мучений. Джим не считал нужным щадить его чувства, он мог запросто исчезнуть на всю ночь, и Чарльз, не смыкая глаз, умирал тысячью смертей от ревности и беспокойства. Но он был слаб, очень слаб перед Джимом, гордый лорд терпел все, стараясь угодить несносному художнику, терпя его непростой характер, угождая всем его прихотям. Джим был сибаритом, любил роскошь, несмотря на то, что почти всю жизнь привык прозябать в нищете. Джим требовал лучшего вина, редких деликатесов, изысканных, способных удовлетворить его тонкий вкус гурмана, требовал от слуг почтительного отношения, в открытую выражая им свое презрение. Бедный Чарльз не мог спокойно смотреть в глаза людям, служившим его семье всю жизнь верой и правдой, но и урезонить Джима тоже не мог. Джим привык главенствовать везде - за мольбертом, в постели, в доме. Он заставлял Чарльза исполнять все свои изысканные капризы, щедро расплачиваясь жаркими ласками. Чарльз был в плену, он был ослеплен желаниями, захвачен в водоворот наслаждений и безумия, он напрочь забыл о существовании иного мира, где нет Джима – весь мир теперь вращался вокруг взбалмошного, жестокого и соблазнительного художника.

Отец прислал Чарльзу приглашение на ужин, точнее, это было целое письмо, где сэр Честертон сетовал на то, что сын совсем забыл его, и теперь нужно посылать особые приглашения, чтобы повидаться. Чарльз с раскаянием осознал, что напрочь позабыл отца, друзей, общество. Остался только Джим.

Чарльз аккуратно одевался перед зеркалом, он всегда старался выглядеть безупречно. Джим неслышно вошел в комнату и уселся на стул у зеркала, перед которым стоял Чарльз. Сегодня у него весь день было дурное настроение, он мало писал, огрызался с дворецким и почти не смотрел на Чарльза. Лорд даже не решался заговаривать с ним, боясь нарваться на грубость или насмешку.

-Куда ты собираешься, Чарли? - немного раздраженно спросил Джим.

-На ужин к отцу, - спокойно объяснял Чарльз, - мы давно не виделись.

Чарльз взял галстук и пытался аккуратно повязать его, этот процесс всегда утомлял его, и он прибегал к помощи Лоуренса, но сейчас звать слугу казалось неуместным.

-Бросаешь меня одного? – недовольно произнес Джим, он подошел к Чарльзу, взял из его рук галстук и принялся ловко его завязывать.

-Это очень важно, Джим, - с трудом произнес Чарльз.

Быстрые пальцы Джима уверенно справлялись с галстуком, почти не касаясь Чарльза. “Если сейчас он скажет мне остаться, если он меня коснется, этого будет достаточно, - думал лорд, - я останусь с ним, я забуду об обещаниях, об обязательствах перед отцом…”

Но Джим только приколол булавку и вновь сел на стул.

-Что ж, порадуй старика, - усмехнулся он, - ты же примерный сын, Чарли. А леди Виола там будет?

-При чем тут она, - удивился лорд.

-Я слышал, ты вроде ухаживаешь за ней.

-Ты ревнуешь? – с надеждой спросил Чарльз.

-Что за глупости? – фыркнул Джим, думая, “зачем мне ревновать, ты мой без остатка”, - наоборот, было бы неплохо, если бы ты за ней ухаживал.

Чарльз удивленно посмотрел на Джима.

-Для отвода глаз, - пояснил тот, - чтобы прикрыть твой позор в глазах общественности.

-Джим, зачем ты так говоришь? – обиделся Чарльз, - ты ко мне жесток.

Джим сделал равнодушное лицо.

-Ну, раз ты уходишь, я тоже уйду.

-Куда? – с беспокойством спросил лорд.

-Развлекаться, - улыбнулся Джим, - таверну. Ты дашь мне денег, Чарли? - Джим был бессовестным вымогателем и ловко играл на чувствах Чарльза, - ты же не хочешь, чтобы меня кто-нибудь угостил.

Чарльза все больше тревожили жестокие слова его любовника.

-Прошу тебя, Джим, будь осторожен, опасно в одиночку шляться по таким местам.

-Не будь такой заботливой наседкой, Чарли, - усмехнулся Джим, - я не буду шляться. Я просто иду выпить.

Нэйтан недовольно посмотрел на Чарльза, который с отсутствующим видом ковырялся в своей тарелке. От ревности и волнения за Джима Чарльз не находил покоя, его нервозность стала очень заметной, и вечно сующий нос в его дела Нэйтан счел своим долгом сообщить об этом.

-Что с тобой, кузен, ты где-то витаешь? Твои мысли очень далеки отсюда.

Чарльз неприязненно посмотрел на брата.

-Да, сынок, - заметил лорд Альфред, - что с тобой творится в последнее время?

Сердце Чарльза учащенно забилось, но он придал голосу спокойный, чуть небрежный тон.

-Со мной все в порядке, отец.

-Ты перестал совсем ходить на приемы. Я, конечно, понимаю, тебе интереснее общаться с богемой. Но ты не должен забывать о приличиях, тебе следует почаще принимать приглашения от влиятельных уважаемых людей.

-Конечно, отец, согласился Чарльз. Слова Джима никак не выходили у него из головы, - я бы хотел поговорить о леди Гарретс.

-Ты наконец-то понял, что это – блестящая партия! – обрадовался лорд Альфред.

-Отец, если ты хочешь, я могу быть внимателен к ней, ухаживать, посещать их дом, но в качестве друга. Я не хочу пока жениться.

Но лорд Честертон-старший втайне уже поздравлял себя с победой, - стоит Чарльзу сблизиться с Гарретсами, он сам захочет с ними породнится.

-Что ж, как благородный, хорошо воспитанный молодой джентльмен ты можешь сопровождать леди Виолу в свет. Это даже очень хорошо. Кстати, совсем скоро герцог Мервин устраивает грандиозный бал. Ты ведь знаешь, это особа, приближенная к Королевской семье. Мы просто обязаны, наш долг посетить этот прием.

-Конечно, отец, - согласился Чарльз, - как скажешь. Наш долг – служить английской короне, - с сарказмом добавил юный лорд, но отец этого не понял.

Нэйтан уловил пренебрежительный тон брата и злобно посмотрел на Чарльза. “Его обеспеченное будущее, блестящее положение сами плывут в руки, а он брезгливо морщится”, - бесился Нэйтан, это заставляло его еще больше ненавидеть Чарльза, у которого есть все, и он волен выбирать то, что ему по душе.

Отец и сын удобно устроились на диване, попивая бренди. Лорд Честертон-старший закурил сигару, а Чарльзу вспомнилась трубка Джима, которую, по его словам, ему подарил какой-то голландский матрос.

-И все же ты где-то витаешь, - заметил лорд Альфред.

Без Нэйтана Чарльз чувствовал себя свободнее.

- Просто, я очень задумчив в последнее время.

-И в чем же причина? – настойчиво спрашивал отец, потом вдруг его осенила догадка, - ты влюблен, Чарльз?!

Чарльз вздрогнул и уставился на отца.

-Кто же она? – не унимался лорд Альфред.

-Я не могу тебе сказать, - неуверенно произнес Чарльз, чувствуя, что покрывается потом от волнения.

-Она замужем? – предположил отец, сын только кивнул, - поэтому ты не хочешь жениться на леди Виоле?

-Да, - подтвердил Чарльз, - именно поэтому.

-Но, сын, женитьба не означает, что все другие женщины для тебя исчезнут.

Чарльз с недоумением уставился на отца. Этот добропорядочный, богобоязненный человек с твердыми убеждениями и суровыми нравственными принципами – лорд Альфред Честертон, неужели он говорит такое?

Отец усмехнулся:

-Почему ты удивлен, Чарльз? Думаешь, я не знаю, в какое живу время, какие сейчас нравы? Я человек старого поколения, я всегда был примерным семьянином, но я не смею требовать этого от тебя.

Доброжелательный тон отца, его понимание тронули Чарльза, но он чувствовал себя виноватым за то, что обманывает его.

-Так что пересмотри еще свои взгляды на женитьбу, - посоветовал напоследок лорд Альфред.

-Я по-прежнему не хочу спешить с этим, - сообщил Чарльз.

Когда Чарльз вернулся домой, Джима уже не было. А лорд так надеялся, что застанет его, уговорит остаться и не делать глупостей, но Джим поступал так, как ему вздумается.

Джим вернулся глубокой ночью. Чарльз быстро очнулся от беспокойного сна, он слышал, как Джим быстро разделся, скользнул в постель и улегся на край, натянув на себя одеяло. Это очень расстроило лорда. “Если бы сейчас он прижался ко мне, я забыл бы обо всех его жестокостях, я бы все ему простил”. Но Джим лежал так далеко от него, пара футов превратились в бесконечную пропасть, разделившую их.

Глава17.

Обычно Джим просыпался раньше, но сейчас он спал, как убитый. “Наверное, вчера была добрая попойка”, - невесело заметил Чарльз.

Он отправился перед завтраком на верховую прогулку, чтобы подышать воздухом и отвлечься от грустных мыслей, но обида на Джима не проходила.

Джим блаженно развалился в постели, счастливый от того, что у него не бывает похмелья. Он видел хмурое лицо Чарли, когда тот одевался, и это его позабавило. Джим откинул одеяло, лег на живот и прижал к лицу подушку, вдыхая еще не исчезнувший запах Чарльза. В комнату вошла молоденькая горничная, чтобы убрать постель. Она оцепенела, увидев на кровати прекрасного обнаженного мужчину. Джим уставился на нее, заставляя девушку смутиться от его наглого взгляда и довольной усмешки. Девушка густо покраснела, пролепетала слова извинения и выскочила из спальни. От неожиданности и смущения она даже не подумала задаться вопросом, что делает этот мужчина в постели хозяина.

За завтраком Чарльз молчал. Джим с веселой улыбкой наблюдал за ним.

-Где ты был, Джим? – нервно спросил Чарльз.

Джим сделал вид, что задумался.

-О, я даже не помню, - ответил он, потешаясь над сердитым Чарли.

-О боже, - устало простонал Чарльз.

-Ты так и будешь молчать? – спросил Джим, выглядывая из-за мольберта. Хмурое лицо Чарли сбивало весь его настрой.

-Почему ты решил писать эту картину маслом? – безразлично спросил Чарльз, чтобы отвязаться.

- Темпера или акварель тут никак не подойдут, - оживился Джим, - тут нужно именно масло. Атмосфера должна быть тяжелой, насыщенной, пронизана эротизмом. Она будет говорить о желании, страсти.

Алые, темно-рубиновые, багряные переливы бросали теплые отсветы на тело Чарльза, от чего оно казалось бархатистым. Джим увлеченно выписывал каждый дюйм матовой кожи, придавая ей трепет и очарование.

-Улыбнись, Чарли, - попросил он, - я хочу, чтобы ты улыбался.

Этот нежный тон сломил недовольство Чарльза, и он улыбнулся. Именно эту улыбку запечатлел в своей картине Джим – легкую, нежную, зовущую. Чарльз казался невинным, но эта улыбка дразнила и обещала.

-Эта картина будет венцом чувственности, соблазна, она будет говорить наслаждении, - с упоением рассказывал Джим, делая мазок за мазком.

-Что ты там такое рисуешь? – удивился Чарльз, - я даже не могу себе этого представить.

-Почему бы тебе ни взглянуть?

Чарльз удивился:

-Но ведь работа еще не закончена.

-И что с того? – Джим усмехнулся, - хочешь сказать, ты не разу не посмотрел на портрет в библиотеке.

-Нет, я ждал, пока ты сам мне его покажешь, - растерялся Чарльз

-Какое благородство, какая честность, Чарли! Но мне это приятно, - Джим улыбнулся, - ну, подойди же, посмотри, я разрешаю.

Чарльз медленно подошел к мольберту и взглянул на почти неготовую картину, – по всему телу и драпировкам были разбросаны россыпи мазков, но они уже создавали настрой и ощущение жизненности портрета. Чарльз с трудом узнал себя в юноше, лежащем на кровати, он казался нежным, но в нем была скрыта страсть, невинность лишь оттеняла порочную чувственность. Юноша словно ждал кого-то – того, на кого смотрели его глаза.

- Неужели это я? – изумленно воскликнул Чарльз.

-Конечно ты, - улыбнулся Джим, - кто же еще? Я же тебя рисую.

-Значит, таким ты меня видишь – соблазнительным и страстным.

-Ты такой и есть, - улыбался Джим.

В порыве нежности и восхищения Чарльз схватил ладони Джима, перепачканные рубиновыми пятнами краски, он уже собирался поднести к губам эти гениальные руки, но сердитый голос Джима его остановил:

-Не смей тянуть их в рот.

Чарльз с досадой посмотрел на него.

-Это – верный яд, - объяснил Джим, - крошечная частичка этой краски попадет в слюну, и ты умрешь в страшных муках. А вот леонская зелень, - Джим показал баночку с бледно-зеленой краской, - от нее мучения не так сильны, но зато очень продолжительны, есть еще лимонная…

Чарльз не стал слушать рассказ Джима о ядовитых красках. Он тщательно вытер руки художника и блаженно припал к ним – восхитительным рукам, творящим чудо, талантливым, нежным, создающим Искусство. Бесконечное счастье охватывало Чарльза, когда эти неповторимые руки прикасались к нему.

-Я не представляю, что кто-нибудь, кроме нас, увидит эту картину, - улыбнулся Чарльз, глядя на свой портрет.

Джим прижался сзади, обнял его за талию и положил подбородок на плечо. Чарльз крепче прильнул обнаженной спиной к его груди.

-Может, последуем примеру великого Гойи, - предложил Джим, - и создадим два варианта – обнаженный и одетый.

Чарльз засмеялся:

-Это будет полнейшее безобразие – элегантно одетый лорд Честертон привлекательно развалился на красных простынях!

-Что будет дальше, Джим, когда ты напишешь картину? – позже спрашивал Чарльз, когда они, обнявшись, лежали в постели, уставшие и насытившиеся любовью.

-Буду писать другую, - ответил художник, - ты не перестаешь меня вдохновлять.

Чарльз прижался губами к светлой макушке. Джим ясно уловил настоящий смысл вопроса - как долго будут длиться их отношения. Чарльз всегда с опаской думал о будущем, он боялся, что Джим потеряет к нему всякий интерес. Сам Джим не любил заглядывать вперед и думать, что там будет. Пока его все устраивало. Как человек непоследовательный он никогда не задумывался о будущем.

-Если я надоем тебе, ты ведь бросишь меня? – грустно спросил Чарльз.

-Забудь об этом, Чарли. Я не знаю, что там будет. Сейчас нам хорошо вместе, больше меня ничего не волнует.

Джим любил дразнить Чарльза, рассказывая о свои похождениях и заставляя его мучиться.

-У меня было много любовников обоих полов. Но я говорил, что женщины меня никогда не удовлетворяли. Все эти леди считали, что дарят мне неземное счастье, отдавая свою любовь. Но я ими просто пользовался…

-Не надо, Джим, - умолял Чарльз, - я не хочу слышать об этом.

Но Джим не унимался.

-Я всегда пользовался своими любовниками. Они думали, что покорили меня, но сами были в моей власти. Ты не представляешь, какие тайны я знаю об этих благородных аристократах, все их извращенные причуды. Ты бы удивился, Чарли, узнав много нового о высшем свете с другой стороны. На приемах они одни, а в постели совсем другие. Знаешь, что лорд Валентайн…

-Я ничего не хочу знать, - Чарльз зажал ладонью рот Джима, - я не желаю слушать о твоих любовниках. Ты с такой небрежностью и цинизмом говоришь о них, наверное, и обо мне ты так же будешь кому-нибудь рассказывать.

Джим убрал с лица ладонь Чарльза и крепко сжал ее.

-Нет, Чарли, - серьезно сказал он, - я тобой дорожу, я тебя уважаю. Ты совсем не похож на них. Если я и бываю жесток с тобой, то виной всему мой ужасный характер и несносный нрав.

Чарльз только вздыхал, он в полной мере ощутил переменчивость настроений Джима и дальше был готов безропотно сносить это.

После секса удовлетворенный и расслабленный Джим был добродушно настроен и любил пооткровенничать, иногда он заводил разговоры на самые неожиданные темы.

-Я не считаю себя грешником. Знаю, многие со мной не согласятся, но у меня на это свой взгляд. Да, я грешу постоянно, нарушаю все приличия, но я абсолютно уверен, что Бог мне все простил заранее, он отпустил все мои прегрешения, наделив меня талантом. Мои картины – гимны его славе, я восхваляю его творения, дарю их красоту другим. Не важно, понимают меня или нет. Рисовать и заниматься любовью, наверное, единственное, что я умею, и я делаю это хорошо.

Чарльз заворожено слушал Джима, который раскрывал свою душу. Лорд и не мог представить, что Джим такая тонкая, религиозная натура. Чарльз считал, что Джим привык отвергать все, обесценивать то, что приводило в трепет других.

-Я умею дарить людям радость, - продолжал откровения Джим, - они всегда получают от меня, чего хотят в полной мере, даже если меня это нисколько не трогает. Я, как мои картины, - приношу счастье, оставаясь равнодушным.

-И мои объятия не волнуют тебя? – растерянно спросил Чарльз, - ты говорил, что уже пресытился.

-Нет, так бывает, когда мне приходится с кем-то спать. Но когда я сам выбираю себе любовников, это приносит наслаждение, - Джим прижался к теплому боку Чарльза и положил щеку на его грудь, - и мне очень хорошо с тобой, Чарли. Твоя неискушенность мне очень нравится, это вносит особую прелесть. Пойми, с каждым человеком это всегда по-разному.

Чарльз обнял Джима, словно не желал отпускать от себя никогда.

-По-моему, слуги все знают о нас, - улыбаясь, сказал Джим.

Чарльз вздрогнул и с волнением спросил:

-Почему ты так думаешь?

-Слуги всегда любопытны и все знают. Как ты объяснишь горничной, что я не сплю в своей постели?

-Ну, она меня как-то спросила, и я ответил, что ты любишь уходить по ночам, а когда возвращаешься, то спишь на диване…

-Сказал бы еще – на коврике, - засмеялся Джим, - ну а как ты объяснишь ей перепачканные простыни? Думаешь, она ничего не замечает, когда стирает их?

-Ну, - совсем засмущался Чарльз, - думаю, она слишком молода и наивна, чтобы понять что-то.

-Она видела меня в твоей постели, - сообщил Джим, - думаю, она все поняла.

Чарльз совсем растерялся.

-Я не знаю, я совсем не думал о слугах.

-Ну, будем надеяться, они достаточно преданы тебе и не слишком болтливы.

-А тебя, похоже, это забавляет.

-Как ты считаешь, что они думают, мы делаем в спальне целыми днями?

-Занимаемся живописью, - неловко ответил Чарльз, - я как-то говорил им об этом. Ведь так и есть.

Джим поднял голову с груди Чарльза, посмотрел в его лицо и рассмеялся:

-О, да, Чарли мы занимаемся живописью, умопомрачительной, восхитительной живописью! Думаешь, они верят?

-Не знаю, Чарльз пожал плечами.

-Не думаю, что они так глупы.

-Мне все равно, что думают слуги, - сказал Чарльз, но в действительности его волновало, что они думают о нем.

-Мне тоже, но я забочусь о твоей репутации.

-Заботишься, как же, - заворчал Чарльз, прижимая губы Джима к своим.

Джим легонько ухватил зубами нижнюю губу Чарльза и потянул, потом отпустил, легко поцеловал и вновь стал покусывать и ласкать. Сейчас Чарльза меньше всего на свете волновало, что знают слуги или кто бы то ни был.

Вечером он спустился на кухню. Он всегда любил бывать там и разговаривать со старой кухаркой Бетти, которая напоминала ему о детстве. Бетти служила в доме отца Чарльза еще до рождения юного лорда, она всегда заботилась о нем и дарила тепло, большее, чем родная мать. Когда Чарльз решил жить отдельно, Бетти напросилась к нему на службу, не желая расставаться с юным лордом, которого любила как сына. Младшая дочь Бетти – Мэри тоже служила у Чарльза горничной. С появлением в его доме Джима, Чарльз стал мало времени проводить с Бетти, это ее очень огорчало, и она не скрывала неприязни к художнику.

-Хочешь молока с медом? – ласково спросила Бетти.

-Конечно, Бетти, - улыбнулся Чарльз. Он как ребенок обожал сладости Бетти и ее заботу.

Чарльз сел за стол, а старая женщина стала готовить питье. Кухарка поставила стакан перед Чарльзом, уселась напротив, подперев лицо кулаком, и стала с нежностью и беспокойством глядеть на молодого хозяина. Чарльз видел, что она хочет сказать что-то, но не решается.

-В чем дело, Бетти? – спросил он, допивая молоко, - ты хочешь что-то спросить?

Женщина грустно покачала головой.

-Ах, Чарльз, я тебя знаю с рождения, я всегда пеклась о тебе, чтобы ты был сыт и здоров. И сейчас, когда ты уже взрослый, сердце мое не перестает болеть за тебя.

Ее жалобный тон насторожил Чарльза.

-А все дело в нем, - Бетти укоризненно кивнула подбородком вверх, очевидно, указывая на покои Чарльза, - все этот художник. Я знала, что этот бездельник тебя до добра не доведет.

Чарльз тревожно замер, слушая Бетти.

-Я знаю, что вы занимаетесь непотребными делами, - сурово прошептала кухарка.

Чарльз молча смотрел на нее, чувствуя, что готов сгореть от стыда. От проницательного взгляда Бетти невозможно было укрыться, и Чарльз понимал, что ее не обманешь.

-Прогони его, Чарльз, - умоляющим голосом произнесла Бетти, - он сбил тебя с пути истинного. Прогони этого распутника и проси у Бога прощения за свои грехи, а то будешь гореть в аду, - Бетти была ирландкой и ревностной католичкой, она всегда твердила о раскаянии и адских муках.

Чарльз ласково накрыл ее ладонь своей и мягко сказал:

-Я уже взрослый, Бетти, я сам знаю, чего хочу. Не надо больше опекать меня, как маленького.

Бетти смахнула передником набежавшую слезу.

-Чарльз, этот бесстыдник тебя совратил, он ничему хорошему тебя не научит…

-Хватит, Бетти, - твердо сказал Чарльз, - я благодарен тебе за заботу, но со своей жизнью разберусь сам.

Чарльз вылез из-за стола и вышел из кухни, не обращая внимания на всхлипывания Бетти.

“Значит, слуги все знают, - сухо констатировал он, - что ж, по-другому и быть не могло. Мы ведь совсем не думали об осторожности…” Чарльз представил, что в постели его ждет Джим, и все грустные мысли исчезли сами собой.

Глава18.

Чарльз и Саймон сидели в уютной кофейне на Бэйкер-стрит. Саймон без предупреждения заехал в гости к Чарльзу, предложил прогуляться, попить кофе. На его счастье Джим уехал с утра в свою мастерскую. Чарльз страдал от одиночества, поэтому с радостью принял приглашение друга.

-Ты что-то совсем дома засиделся, - с упреком сказал Саймон, сделав глоток ароматного, обжигающего кофе, - перестал бывать в свете, у Джорджа давно не был, даже на прогулки в парк не ездишь.

Чарльз с наслаждением вдыхал густой аромат крепкого черного напитка.

-Я был занят, - небрежно ответил он.

-С Джеймсом Паркером? – саркастически заметил граф.

-Он пишет мой портрет, - все так же спокойно сообщил лорд.

-Я слышал, он живет в твоем доме, - сообщил Саймон, - ты что, спишь с ним?

-Да, - решительно сказал Чарльз, он не видел смысла прятаться от друга и лгать ему.

-Что? – открыл рот Саймон. Он задал этот вопрос просто так, из вредности и совсем не ожидал получить положительный ответ, - ты, что?…

-Я сплю с Джеймсом Паркером, - разборчиво и твердо произнес лорд, с вызовом глядя на друга.

От шока Саймон не знал, что сказать. Чарльз втайне наслаждался его замешательством и тем, что мог в открытую сказать ему о своих отношениях с Джимом.

-Я тебя предупреждал, - наконец заявил граф МакГрегор, - я ему с самого начала не верил. Он все-таки добился своего, залез в твою постель.

-Ну и что? – Чарльз сделал вид, что не понимает возмущения друга, - мне это нравится, и я ничуть не против.

-Но, Чарльз, он же мошенник, - горячо произнес Саймон, - вечно пристраивается к кому побогаче, чтобы его содержали. Он ведет себя, как…

- Замолчи, - Чарльз не дал ему договорить, - если хочешь остаться моим другом, немедленно замолчи.

Саймон рассердился:

-Этот художник для тебя важнее, чем я? Но, Чарльз, мы же знакомы с детства, а он? Он же просто тебя использует.

-Что тебя волнует? Это или то, что он мужчина? Уверен, если бы меня окрутила какая-нибудь ловкая мошенница, это добавило бы тебе азарта.

Саймон хмуро посмотрел на друга. Лорд стал каким-то чужим, незнакомым.

-Ладно, я ничего больше тебе не скажу, - нервно заявил МакГрегор, - ты все равно меня не слушаешь. Ты вообще никого не слушаешь, только сам горазд поучать других. Если хочешь, чтобы тебя провел этот мальчишка - дело твое. Я здесь ни при чем…

Саймон бросил на стол монеты и быстро ушел, не прощаясь.

Настроение Чарльза испортилось. Они редко ссорились с Саймоном, но если это случалось, то надолго, гордость мешала обоим попросить прощения, и особенно Саймону мешал его шотландский темперамент, так что Чарльзу приходилось первым делать шаг к примирению. Он тяжко вздохнул, решив немного позже поговорить с Саймоном и убедить его, что они, как и прежде, друзья. Чарльз расплатился за кофе и покинул уютное заведение.

Джима по-прежнему не было. Чарльзу стало тоскливо и одиноко. “Я только что повздорил с лучшим другом, но меня больше угнетает то, что я не видел Джима несколько часов. Что со мной? Может, я влюбляюсь?” Чарльз понял, что давно попал, но свое влечение к Джиму он не считал серьезным чувством. Но чем дольше они были вместе, тем сильнее Чарльз нуждался в Джиме. Он с трепетом рассматривал картину. Джим работал медленно, методично. Получив в свое безраздельное пользование модель, художник не спешил, растягивая удовольствие от работы над картиной. Помимо обнаженной натуры он иногда работал над первым портретом, но Чарльз все еще не видел его. Он твердо решил, что посмотрит на портрет, когда тот будет окончательно готов. С другой стороны, для Чарльза не было ничего очаровательнее, чем наблюдать, как постепенно из ничего возникает картина это было сродни чуду! Джим постоянно делал свои эскизы. Иногда он в постель брал свою любимую папку. Чарльз обожал смотреть, как Джим рисует, сидя в постели и держа папку на коленях. Юный художник пребывал в это время в хорошем настроении, лицо его сияло, и он с особым рвением делал наброски, позволяя Чарльзу смотреть. В основном, это были человеческие фигуры в сложных ракурсах, композиции из кистей рук, глаза, губы. Тренируясь таким образом, Джим оттачивал свое мастерство в изображении человека, шлифовал линию, совершенствовал движение руки, развивал воображение. Чарльз восхищенно задерживал дыхание в этот момент, глядя в лицо Джима.

После очередного любовного путешествия Джим лежал на животе, повернув лицо к своему любовнику. Чарльз лежал на спине, положив руки под голову, и смотрел на Джима.

-Расскажи о себе, - вдруг попросил он, - я так мало знаю о твоей жизни.

-Рассказать мою биографию? – насмешливо спросил Джим.

-Да, - кивнул Чарльз.

-Что ж, - Джим приподнялся на локтях, лениво выгибая спину, - я родился в Лондоне девятнадцать лет назад. Мой отец был простым фабричным рабочим, а мать работала в пекарне. В семь лет родители заметили мои художественные способности и отдали меня в мастерскую к художнику Майклу Присту, который был женат на сестре моей матери. Я постигал живописную науку, как в средние века, так что, можно сказать, что я самоучка.

-Почему ты не посещал художественную школу? – с интересом спросил Чарльз, он перевернулся на бок и смотрел на Джима.

-Из-за денег, из-за своей наглой самоуверенности. Я решил, что там мне не дадут ничего такого, чему бы я сам не научился. Уже в пятнадцать лет я отправился путешествовать по стране. Через год в каком-то портовом доке я встретил художника, который сидел прямо на мостовой и увлеченно рисовал суету причала. Он меня очаровал. Это был Жан-Батист Легьр, он стал моим другом и наставником во всем, - Джим сделал ударение на последнем слове, - он учил меня искусству живописи и наслаждения. Вместе с ним мы почти год путешествовали по Европе, посетили Антверпен, Кельн, Мюнхен, Париж, Флоренцию, Рим – множество городов, где я изучал и копировал шедевры великих мастеров, рисовал великолепные развалины, торжественно восславляющие прошлое. Мы уже собирались ехать в Грецию, когда Жан-Батиста одолел какой-то страшный недуг, - Джим с болью закрыл глаза, пытаясь защититься от грустных воспоминаний. Чарльз с нежностью и печалью погладил его по щеке, Джим оживился и продолжил, - я поехал в Париж – любимый город Жан-Батиста. Он с восторгом мне рассказывал о нем, учил меня французскому, мечтая о тех днях, когда мы поедем туда. Но нам было не суждено вместе побродить по парижским улочкам, - Джим с грустью улыбнулся, тихая печаль закралась в голубые глаза, - я нашел друзей Жан-Батиста, многие были художниками, они всерьез заинтересовались моей работой, всячески мне помогали. Я много раз выставлялся в художественных салонах и получал восторженные отклики. Эти три года я жил между Лондоном и Парижем, почти каждые пару месяцев пересекал Ла-Манш, заводя знакомых тут и там.

-Значит, ты вскоре опять уедешь во Францию? - грустно спросил Чарльз.

Джим легко поцеловал его и прошептал:

-Только с тобой. Но по правде, Париж мне немного наскучил. Все эти праздники, фейерверки, водоворот событий – лишь мишура. На самом деле, Париж тот же Лондон, только более распущенный и сверкающий. Сейчас мне хочется английской сдержанности, хотя, вращаясь среди знати, я видел тот же разврат и вседозволенность. Ну а ты, Чарли? Расскажи что-нибудь о себе, - попросил Джим.

Чарльзу было приятно его внимание, но рассказывать о себе совсем не хотелось.

-Нечего особенно рассказывать. Я молодой лорд. Мой отец занимается политикой, мать и сестра живут в поместье. А я прожигаю жизнь. Хожу на ужины балы, в театр, общаюсь с богемой, люблю искусство, я учился в университете, знаю четыре языка, несколько раз покидал Англию и путешествовал. В детстве я грезил Америкой и Индией, мечтал посетить чудесные колонии, совершить массу увлекательных открытий, а когда вырос, то понял – в жизни так мало настоящих чудес, но много дешевых подделок.

-И ты сделал целью своей жизни защиту истинной красоты? – усмехнулся Джим.

-Нет, слишком громко и театрально. Бог не дал мне талантов, но наградил умением видеть их в других. Встреча с тобой была настоящим открытием.

-Правда? – соблазнительно улыбнулся художник.

Джим обнял Чарльза. Лорд крепко прижал его к себе, легко касаясь губами светлых прядей.

-Твоя жизнь не так уж скучна, - заметил Джим.

-Теперь, когда я встретил тебя, она мне кажется более осмысленной и захватывающей. Знаешь, по-моему, я влюбился в тебя.

Джим нахмурился.

-Не нужно этого, Чарли. Я не тот, к кому можно испытывать серьезные чувства. И не жди их в ответ. Давай оставим все как есть.

Джим быстро перевел разговор с пугающей его темы. Чарльз согласился, он понял, что Джим не готов к такому проявлению чувств. Лорд решил подождать, надеясь, что если не любовь, то хотя бы теплая привязанность вспыхнет в Джиме. Художника устраивали свободные отношения без обязательств, но Чарльз хотел большего, с самого начала. Но во всем верховодил Джим, а Чарльз только смирялся. Он решил, что будет любить Джима молча.

Глава19.

По утрам Чарльз и Джим блаженно нежились в объятиях друг друга, не желая расставаться. Ласковое солнце лениво пробегало по их коже, придавая ей золотистое свечение. Волосы Джима сияли бледным золотом. Он облизывал вечно сухие губы, Чарльз обожал чувствовать их шершавое, царапающее прикосновение к своей коже. Он умиротворенно обнимал Джима, едва заметно поглаживая по позвоночнику кончиками пальцев. Джим радостно выгибал спину и сонно улыбался. С утра он был ласковым, податливым, похожим на невинного мальчика. Это всегда удивляло и будоражило Чарльза.

-Чем займемся, - нарочито небрежно спрашивал Джим, - живописью или любовью?

Чарльз соблазнительно улыбался в ответ. Они оба знали, что не могут отказаться ни от одного, ни от другого.

Часто Джим вскакивал с постели, подбегал к полотну и что-то торопливо рисовал, изредка потрудившись накинуть хотя бы рубаху. Чарльз опирался на локоть и удовольствием рассматривал статную, но худощавую фигуру Джима, свидетельствующую о его непростой жизни. Джим улыбался, замечая внимательный взгляд Чарльза, чувство стыда не было ему знакомо. Чарльза часто охватывала ревность, когда он думал, сколько же рук прикасалось к телу Джима, его Джима.

-Я хочу, чтобы ты был всегда со мной, только со мной, - пылко признавался Чарльз, - я хочу, чтобы ты был моим и ничьим больше, чтобы эти губы целовали только меня, чтобы эти руки ласкали лишь мою кожу и чтобы только мое имя ты кричал в порыве страсти.

-Чарли, ты жуткий собственник, - отшучивался Джим, пытаясь скрыть свою неуверенность. Он совсем не был готов к такому сильному проявлению чувств. Не то чтобы ему не нравилось, просто не хотелось ранить Чарли, но и подарить ему столь же глубокое чувство он не мог. “Почему он не похож на моих обычных любовников? С ним все по-другому. Черт, я уже не могу контролировать ситуацию, это очень меня нервирует”, - думал Джим, хмуря брови.

Неделя прошла для Чарльза отлично, Джим был ласков и весел, но, похоже, он не мог долго оставаться ангелом и превращался в маленького чертенка. Первое, что увидел Чарльз утром – сердито сдвинутые брови Джима. Чарльз знал почему. Сегодня он шел на грандиозный прием в Хэдвортском дворце, который устраивал герцог Мервин. Чарльз пригласил леди Виолу, но Джим злился совсем не поэтому, просто его раздражало, что Чарльз идет на этот пышный бал, а он остается один, безо всякого внимания. Чтобы подпортить Чарли удовольствие, Джим сообщил, что идет кутить в таверну на всю ночь и может закончить ее не один. Этого было достаточно, чтобы любой праздник превратить в кошмар для Чарльза.

Лорд Честертон немного волновался, не смотря на всю нелюбовь к балам, он придавал большое значение этому вечеру, где все становятся прекрасными, купаются в улыбках и красивой музыке. К тому же, этим Чарльз весьма порадует отца. Как же! Он пригласил именно леди Виолу на такой торжественный вечер. Похоже, Гарретсы уже слышали звон свадебных колоколов, когда провожали взглядами Чарльза и Виолу, идущих под руку к карете.

Юная девушка была счастлива и возбуждена. Она с волнением теребила платочек, бросала смущенные улыбки и взгляды на Чарльза, поглядывала в окно. Сердце ее учащенно билось – она едет на великолепный праздник с самым красивым мужчиной, который неравнодушен к ней! Виола чувствовала, что скоро сбудутся все ее мечты. Чарльз улыбался, глядя на девушку. Ему было приятно сделать ее счастливой и подарить сказку на один вечер. “Как бы я хотел увидеть такое же выражение восхищения и благодарности на лице Джима”, - подумал Чарльз. Воспоминание о непутевом любовнике согнало улыбку с его лица.

-Я так благодарна вам, Чарльз, - с волнением произнесла Виола, ее охватила легкая дрожь, это были первые слова, которые она сказала Чарльзу наедине. Это вообще был первый раз, когда она оказалась наедине с мужчиной. От этих мыслей прелестные щечки юной леди покрывались румянцем, а сердце бешено колотилось.

-Я очень рад, что доставил вам удовольствие, - галантно произнес лорд, - надеюсь, этот вечер станет для вас незабываемым.

-О, несомненно, - воскликнула Виола. “Он уже незабываем, - думала она, - хорошо бы, он сегодня сделал мне предложение. А если он захочет меня поцеловать?”… - легкая дрожь пробегала по телу Виолы.

Весь ее мир разбился бы вдребезги, если бы она узнала, о ком сейчас думает лорд Чарльз. А лорда ни на минуту не покидали мысли о светловолосом любовнике и его последних словах. “Он говорил, ему хорошо со мной, а сейчас он может быть в чьих угодно объятиях. Может, он сказал это лишь, чтобы позлить меня?” - Чарльзу очень хотелось надеяться на это.

Леди Виола распахнутыми от восхищения глазами рассматривала окружающее ее великолепие, когда Чарльз под руку вел ее по залам дворца. Великолепные помещения сверкали безупречной красотой и изысканностью. Вокруг важно прохаживались элегантные джентльмены и роскошные дамы в платьях с большим декольте, они сверкали своими украшениями, стараясь перещеголять одна другую. С удовольствием Чарльз отметил, что его спутница не была похожа на наряженную елку, а выделялась скромным изяществом и невинным очарованием. Чарльз лишь покровительственно ухаживал за ней с теплыми побуждениями, но это юное создание никак не могло заменить его соблазнительного, развратного, жестокого мальчика.

Лорд Альфред издалека заметил сына, ободряюще улыбнулся и приветственно помахал рукой, Чарльз лишь тепло улыбнулся в ответ. В конце концов, прийти сюда было не такой уж плохой мыслью, если бы только не слова Джима… Чарльз вновь нахмурился и попытался на вечер выкинуть мальчишку из своей головы. К сожалению, это было совсем не просто

Чарльз танцевал вальс за вальсом, не сбавляя темп ни на минуту. Он приглашал разных дам, мило улыбался, отвечал на их шутливые вопросы, но основной его партнершей была Виола. Чарльз испытывал жалость к юной Гарретс, когда оставлял ее.

-Наслаждаешься приемом, сынок? – радостно спросил сэр Альфред.

-Мне здесь нравится, - признался Чарльз.

Леди Виолу пригласил танцевать какой-то молодой офицер, и Чарльз мог немного поговорить с отцом.

-Я знал, что тебе понравится. Вот это настоящий бал, не то, что все эти доморощенные приемы, которые устраивают все, кому не лень

Отец и сын улыбнулись.

-Пойдем, сэр Мервин желает с тобой познакомится, - отец потянул Чарльза за собой.

-А как же?… - пытался возразить Чарльз.

-Думаю, леди Виола не будет обделена вниманием, - сказал сэр Альфред, указывая на танцующую пару.

Герцог Ховард Мервин был приятным седеющим мужчиной лет сорока пяти. Он с достоинством сидел на диване, смаковал ликер и беседовал с другими знатными особами.

-Сэр Мервин, - обратился к нему лорд Альфред, - позвольте представить моего сына Чарльза.

Что Чарльзу всегда нравилось в отце, так это то, что он всегда держался с достоинством и ни перед кем не заискивал.

Лорд Честертон-младший и сэр Мервин пожали друг другу руки. Герцог угостил Чарльза ликером, поспрашивал ради приличия об отношении к политике, об увлечениях. Чарльз сдержанно отвечал, стараясь при этом не выглядеть холодным. Он вдруг с удовольствием представил, как Джим бы нахамил этому важному господину. Сердце болезненно сжалось, когда Чарльз подумал о Джиме. Где он сейчас? Что делает, о чем думает? “Джим, я больше всего на свете хочу быть с тобой, но мне приходится быть джентльменом”. Чарльз улыбнулся, Джим никогда не был джентльменом.

После беседы с герцогом Чарльз возвращался к своей спутнице. С облегчением он заметил, что Виола танцует с графом Бэкинсдейлом. Чарльз решил найти интересного собеседника и к своей великой радости увидел Джорджа Слейтера. Тот тоже заметил Чарльза и замахал рукой, подзывая к себе.

-Ты не представляешь, Честертон, как я рад тебя видеть, - сообщил Джордж, было видно, что вечер уже начал его утомлять. Они отошли в сторону, чтобы поговорить спокойно.

-Что же ты делаешь здесь? - с улыбкой спросил Чарльз.

-Да, так, просто интересно было посмотреть. Довольно приятный прием, но для меня он уже несколько затянулся.

Чарльз согласно кивнул, поднося к губам бокал шампанского, которое казалось безвкусным после густого сладкого ликера.

-Недавно я видел Саймона, - сообщил Слейтер, - он очень сердит на тебя. Сказал, что ты променял его на Джеймса Паркера. Что это значит?

-Просто Джи… Джеймс пишет мой портрет, я провожу с ним много времени и почти не вижусь с Саймоном.

-Джеймс до сих пор пишет твой портрет? Месяц уже скоро…

-По правде, он пишет сразу два портрета.

-Да, Джимми очень трудолюбив и талантлив.

Чарльз вздохнул с облегчением, когда Джордж миновал эту тему. Ему вовсе не хотелось и от него услышать: “Я тебя предупреждал”.

-Почему перестал бывать у меня? – немного сердито спросил Джордж, - работа натурщика так утомляет тебя, что ты не можешь потом из дома выбраться?

-Почти, - улыбнулся Чарльз.

-И Паркеру скажи, чтоб приходил. О нем там часто спрашивают, похоже, его грубые манеры и развязная откровенность имеют положительный эффект.

Чарльз вдруг подумал, что уже смутно представляет то время, когда они с Джимом еще не были любовниками, с просто знакомыми, и как Чарльзу нравилось беседовать с ним. “Все мои мысли возвращаются к нему”, - усмехнулся про себя Чарльз.

-У тебя серьезно с леди Гарретс? – лениво спросил Джордж.

-Мой отец хочет, чтобы я женился на ней.

-Ну а ты?

- Я ее не люблю, - вдруг ответил Чарльз.

Джордж с недоумением посмотрел на друга и рассмеялся:

-С каких это пор жениться стали по любви?

Чарльз понял, что сказал не то. Ему хотелось ответить: “Я люблю Джима”, но он не посмел, а произнес какое-то объяснение:

-Скажем так, я не представляю ее в качестве моей жены.

-Ну, это сейчас, - улыбнулся Джордж, - а стоит ей прибрать к рукам тебя и твое состояние, этот нежный птенчик превратится в настоящую светскую львицу.

-Я не хочу пока жениться.

-Вот это правильно, - порадовался Слейтер, - так бы сразу и сказал, а то что-то о невесте начал говорить. Жениться можно на ком угодно, но только когда нагуляешься вволю.

-Моему отцу это трудно объяснить, - заметил Чарльз.

-Да, отец у тебя человек с принципами, но ведь у всех есть отцы, что делать?

-У тебя-то ведь нет отца. Ты богатенький наследник и можешь вообще не жениться, - с досадой произнес Чарльз.

-Может, так и сделаю, - подхватил Слейтер, - а может, лет в пятьдесят возьму себе молоденькую леди, чтобы она за мной ухаживала.

-Да в пятьдесят ты еще сам будешь обхаживать молоденьких леди! – улыбнулся Чарльз.

-Это точно, - рассмеялся Джордж.

Чарльзу всегда нравилось общаться со Слейтером, с ним было все легко и просто, совсем не так, как с Саймоном, который мог взорваться ни с того, ни с сего, и с Джимом тоже… С ним всегда было интересно, но довольно непросто, Чарльз постоянно ждал насмешки, а Джорджу можно было сказать, что угодно, не боясь, что тот рассмеется или обидится. Но про отношения с Джимом Чарльз не собирался ему рассказывать, и не потому, что Джордж не поймет, а потому что он с самого начала предостерегал Чарльза от этого.

Чуть позже Джордж отошел выразить почтение каким-то своим родственникам. Чарльз остался в одиночестве, окруженный множеством людей. Он подумал, что они с Джимом нигде не бывали, даже у Джорджа, с тех пор, как были вместе, не потому что осторожничали, просто Чарльз совсем не думал об этом. А что думал Джим, он не знал.

Чарльз приветствовал знакомых и незнакомых, был внимателен и галантен, как и подобает настоящему джентльмену. Но внутри у него все бушевало и клокотало, мысли о Джиме не отпускали ни на минуту.

-Добрый вечер, лорд Честертон, - мягко промурлыкала Ингрид Стэнфорд, очаровательная немка, жена английского лорда. Года три назад Чарльз был ей очарован, но сейчас лишь равнодушно улыбнулся, натягивая маску вежливого восхищения.

-Леди Стэнфорд, - Чарльз склонился к руке, - приятно встретить вас. Мы давно не виделись.

-Я уезжала в Берлин на два года, - объяснила Ингрид, - это мой первый прием в Лондоне. А как вы, не женились еще?

“Да что они все говорят о женитьбе?” – с раздражением подумал Чарльз.

-Я пока наслаждаюсь холостяцкой свободой.

-Да, все мужчины любят свободу, - ослепительно улыбнулась Ингрид. Раньше Чарльз за одну эту улыбку был готов отдать жизнь, а сейчас она его нисколько не трогала. Усмешки Джима были ему гораздо дороже.

Ингрид была умной женщиной, с ней было приятно поговорить, и это действительно восхищало Чарльза. Ингрид отличалась от других его знакомых дам, но все-таки она была женщиной. После рассказов о Германии, о постыдном для дворянина интересе ее мужа к коммерции, о политике Ингрид стала во всю кокетничать с Чарльзом, в открытую показывая свой интерес.

-А вы изменились, лорд Честертон, - восхищенно улыбнулась она, - я помню вас еще совсем мальчишкой, а теперь вы такой интересный, привлекательный мужчина.

Чарльз очаровательно улыбнулся, он уже привык к тому, что женщины восхищаются его внешностью.

-Вы ведь, кажется, были влюблены в меня? – спросила Ингрид.

-Молодости свойственна влюбленность, - уклончиво ответил Чарльз.

-А теперь? – вкрадчиво спросила леди.

-Я по-прежнему очарован и очень вас уважаю, - солгал Чарльз. Он напрочь забыл, что пришел на прием с леди Гарретс. Ему захотелось поскорее избавится от Ингрид и найти бедную Виолу.

-Мой муж уехал, оставив меня на попечение друзей. Но мне тоже хочется уехать с бала пораньше и отнюдь не в их компании, - интимно прошептала Ингрид на ухо Чарльзу.

Он сделал вид, что не понял намека:

-Вы хотите, чтобы я отвез вас домой? – с притворной наивностью спросил лорд.

-К себе домой… - томно сказала леди.

“Она хочет переспать со мной”, - подумал Чарльз. Раньше он и мечтать не смел о таком, а теперь леди Ингрид сама предлагает. “Да она же просто шлюха, - посмотрел на нее Чарльз глазами Джима, - мы едва с ней знакомы, а она уже спешит забраться в мою постель”.

-Простите, леди Стэнфорд, - продолжал ломать комедию Чарльз, - сейчас в моем доме остановился друг, он приехал издалека…

-Он нам не помешает, - уверила его Ингрид.

Чарльзу вдруг захотелось увидеть лицо Джима, если бы он привел Ингрид к себе домой. Ему надоели нескромные предложения леди, и он холодно сказал:

-Простите, но сегодня я должен проводить другую леди.

-Ах, как жаль, - разочарованно сказала Ингрид, она плотно прижалась к Чарльзу и спросила, - но мы еще увидимся?

-Не думаю, - ледяным тоном произнес лорд и покинул леди Стэнфорд.

“Джим прав, - раздраженно думал он, - все они похотливые потаскушки, так и норовят залезть в чью-то постель”.

Он увидел Виолу, которая скромно сидела на диванчике и растерянно озиралась. “Неужели и она станет когда-нибудь такой же?” – удивился Чарльз.

На обратном пути он не произнес ни слова. Недвусмысленное предложение Ингрид вывело его из себя, а сейчас он думал еще и о том, что Джима не будет дома.

Леди Виола была в отчаянии. Лорд Чарльз не только не сделал ей предложение, но и казался абсолютно к ней равнодушным, пропал куда-то на вечере, и ей пришлось танцевать с другими мужчинами, а хотелось быть только с Чарльзом.

Лорда Честертона меньше всего волновало состояние леди Виолы. Он становился все мрачнее, приближаясь к дому.

Глава20.

Джим как обычно вернулся под утро. Он ничего не соображал и еле держался на ногах. Тяжело вздыхая, Чарльз усадил его на кровать и принялся осторожно раздевать. Волосы и одежда Джима были влажными от тумана, он дрожал от холода и весь пропах сыростью утра. Мутными глазами он смотрел на Чарльза, но даже не видел его. Когда Чарльз уложил Джима, и тот уснул, лорд стал нервно расхаживать по комнате. Его охватила злоба. “Да что он со мной делает? Почему я все это терплю от него? Его совсем не заботят мои чувства”. Глядя на Джима, Чарльз хмурился, за одну его улыбку лорд готов был сносить подобное пренебрежение и дальше. “У меня совсем не осталось гордости”, - грустно заметил лорд.

Днем Джим был хмурым и злым. Он не рисовал, не разговаривал, мрачно расхаживал по дому, приводя в замешательство слуг. Они пытались смириться с причудами хозяйского гостя и не обращать на них особого внимания.

Ближе к вечеру Джим стал раздражительным, его движения были резкими, он гневно раздувал ноздри и сдвигал брови.

-Джим, что с тобой? – осторожно спросил Чарльз за ужином. Он понял, что Джим решил покапризничать.

-Мне надоело это есть, - нервно заявил Джим, отодвигая блюдо с телятиной, - наверное, на приеме у герцога ты ел изысканные деликатесы, почему мне подсовываешь всякую гадость?

Чарльз тяжело вздохнул и пожал плечами, он взглянул на Лоуренса, тот сделал тоже самое.

-А чего ты хочешь? – спросил Чарльз.

-Я хочу устриц и шампанского, - произнес Джим, - настоящую, тонкую пищу для гурманов.

-Хорошо, Джим, - спокойно сказал лорд, - завтра с утра я отправлю слугу в порт, и он купит свежих устриц для тебя.

-Но я хочу их сейчас, - с раздражением произнес Джим.

“Он просто несносный ребенок”, - сердито подумал Чарльз.

-Сейчас уже поздно, - убедительно говорил он, - не думаю, что в такой час можно купить устриц. Подожди до завтра.

-Нет, Чарли, я хочу сейчас, - возразил Джим, - это ведь и в твоих интересах тоже.

-Это еще почему? – удивился лорд.

-Устрицы и шампанское – волшебное сочетание, они усиливают либидо и повышают любовный пыл… - проговорил Джим томным голосом.

Чарльз почувствовал, как внутри возник приятный жар, он с опаской покосился на слугу и зашипел на Джима:

-Прекрати, веди себя сдержаннее.

Джим соблазнительно облизал сухие губы, бросив презрительный взгляд на дворецкого, словно не придавал его присутствию никакого значения.

-Ну, так что же, Чарли? Принеси мне устриц, и я устрою незабываемый вечер для тебя.

Чарльз чувствовал, что готов залиться краской. Лоуренс стоял с невозмутимым видом, словно его ничего не волновало.

-Лоуренс, позови Дэрека, - приказал Чарльз и взглянул на Джима, который победно улыбался.

Дэрек был расторопным, сообразительным парнем, которого всегда отправляли с разными поручениями. Чарльз всучил ему деньги и попросил:

-Найди устриц любой ценой, не поскупись. Я уверен, в порту есть какие-нибудь лавки, где их можно купить.

Дэрек был смышленым малым. Он согласно кивнул и быстро испарился, спеша выполнить поручение хозяина.

Тем временем Чарльз отправился в винный погреб, чтобы самому выбрать бутылку шампанского.

-Ты не хочешь пойти со мной? – спросил он Джима.

-Я подожду тебя здесь, - соблазнительно улыбнулся тот.

“Черт, он вертит мной, как ему вздумается, - ругал себя Чарльз, - в следующий раз он попросит свежей клубники, и мне ничего не останется, как разыскивать ее в начале лета”. Чарльз часто ругал себя за слабость, и каждый раз напрасно.

Он выбрал бутылку “Шереньон” урожая тринадцатого года, решив, что это изысканное вино придется Джиму по вкусу. “Наверное, во Франции он пил лучшие вина”, - с ревностью подумал Чарльз.

Дэрек вернулся на удивление быстро, радостно протягивая Чарльзу сверток с устрицами.

-Там есть один магазинчик в порту, который работает допоздна, - объяснял парень, - хозяин сказал, что у него покупают морепродукты специально для ужинов. У него все хорошо хранится в подвале, во льду, поэтому долго остается свежим…

-Спасибо, Дэрек, - Чарльз оборвал рассказ слуги, заплатив ему щедрое вознаграждение, - вот, выпей пива в свое удовольствие.

-Благодарю, хозяин! – засиял Дэрек.

Чарльз сам принес блюдо с устрицами и шампанское, сказав Лоуренсу, что его помощь больше не понадобится. В обеденном зале было темно, лишь горело несколько свечей на столе. Джим плотно закрыл дверь за Чарльзом и взял блюдо из его рук. Когда он поднял крышку, лицо его просияло.

-Восхитительно! – произнес он, - спасибо, Чарли, ты не пожалеешь!

Чарльз уже был счастлив, увидев радость и благодарность на лице Джима. Он ловко откупорил бутылку и разлил пенящееся шампанское по бокалам, Джим взял один, легонько звякнул о бокал Чарльза и произнес:

-За прекрасный вечер! – он сделал маленький глоток и улыбнулся, - чудесное вино.

-Рад, что тебе нравится, - сказал Чарльз.

Он с удивлением смотрел, как Джим увлеченно извлекает из раковин противных скользких тварей и с аппетитом поглощает их, запивая легкими глотками вина.

-Чарли, ты уверен, что не хочешь попробовать? – спросил Джим, - это очень вкусно.

-Нет, спасибо, - поморщился Чарльз, - предпочитаю есть мясо. Это во Франции ты приучился есть улиток?

-О, да! – улыбнулся Джим, - я там многому научился. Один мой знакомый повар готовил изумительные деликатесы из мидий.

Восхищенный тон Джима заставил Чарльза нахмуриться, неожиданно для себя он спросил:

-Этот повар был твоим любовником?

-Ты слишком ревнив, Чарли, - игриво произнес Джим, вдыхая тонкий аромат вина. Свечи бросали на его лицо таинственные отблески, от чего он казался загадочным и прекрасным, - я не спал со всеми своими знакомыми, то есть, я знакомлюсь с людьми не только для того, чтобы спать с ними. Они мне интересны сами по себе. Люблю общаться, заводить новые знакомства, получать новые впечатления. Это так захватывающе! Иногда беседа с человеком приносит большее наслаждение, чем секс с ним. Хорошо, когда и то, и другое радует в равной степени.

Чарльз улыбнулся, зная, что Джим его имеет в виду.

-Ты сейчас очень красив, Чарли, - нежно произнес Джим.

-Ты тоже.

Джим вылез из-за стола, подошел к Чарльзу и протянул ему руку.

-Иди сюда, Чарли, - позвал он.

Чарльз положил ладонь в руку Джима, и тот подтянул его и прижал к себе. Они медленно двигались, словно танцуя, и глядели друг другу в глаза. Чарльз улыбнулся, только сейчас он заметил, что Джим на пару дюймов ниже него и гораздо слабее. Он вспомнил их первый раз, на полу в библиотеке. “Боже, я тогда хотел умереть, - с улыбкой подумал Чарльз, он посмотрел на хрупкую фигуру Джима, - он так легко справился со мной, а я даже не смог сопротивляться. Его магическое обаяние раз и навсегда сломило мою волю…”

Чарльз вздохнул с наслаждением, чувствуя, как Джим целует его скулу. Он закрыл глаза и откинул немного голову, подставляя шею теплым губам Джима.

-Завтра мы отправимся в парк, - прошептал Джим, почти не прекращая поцелуи.

-Зачем? – Чарльз уже почти ничего не соображал.

-На прогулку, - объяснил Джим, расстегивая одежду Чарльза, - а потом ты возьмешь меня в клуб, да?

-Зачем тебе в клуб? – удивился лорд, - ты же там умрешь со скуки.

-Наоборот, - Джим покрывал поцелуями каждый кусочек кожи, который медленно освобождал от одежды, - мне будет очень интересно.

-Хорошо, Джим, все, что хочешь, - пообещал Чарльз.

-Чарли, ты не хочешь помочь мне раздеться?

Когда они оба были обнажены, Джим подтолкнул Чарльза к столу, отодвигая приборы и заставляя его сесть, Чарльз подчинился. Джим крепко прижался к нему, обвивая ноги Чарльза вокруг себя…

“Что мы делаем? – мелькнула в голове Чарльза непрошеная мысль, - а если сюда кто-нибудь войдет? – он знал, что дверь просто закрыта, а не заперта, но потом Чарльз послал эти мысли к черту, - в конце концов, это мой дом, я могу делать, что хочу и где хочу…”. Чарльза сейчас волновал только Джим, который обнимал его всего, был внутри него, они страстно занимались любовью… При чем тут какие-то слуги?…

Чарльз открыл глаза и посмотрел на Джима, лицо которого по-прежнему горело от страсти.

-Неужели, ты уже обмяк, Чарли? – шутливо спросил он, - нужно было съесть немного устриц, а то ты не выдержишь. У меня еще много сил.

-Ну, давай же, Джим, покажи, на что ты способен. Дай мне доказать, что и без улиток, я полон сил у желания, - поддразнил Чарльз.

Джим улыбнулся и вновь захватил губы Чарльза, крепко прижимая его к себе и медленно начиная движение…

Под утро Чарльз подхватил Джима на руки и понес в спальню, тот сонно улыбнулся:

-Это были чудесные устрицы, спасибо, Чарли, - и устало прикрыл глаза.

21.

-Чарли, просыпайся, - толкал его Джим, - уже почти десять.

-Джим, мы не спали всю ночь, так что, оставь меня, - отмахивался Чарльз, утыкаясь лицом в подушку и закутываясь в одеяло.

-Ты обещал мне прогулку, - Джим сдернул одеяло, - так что не отлынивай.

Чарльз мрачно посмотрел на Джима, тот был уже полностью одет. Белоснежная рубашка, черный галстук, черный бархатный пиджак, плотно облегающий стройную фигуру, узкие черные брюки. Джим выглядел изысканно и загадочно, он даже обликом своим не походил ни на кого другого. Чарльз с гордостью смотрел на своего любовника.

Джим нахмурился и сердито сказал:

-Чарли, не испытывай моего терпения или я вылью на тебя ведро холодной воды.

Недовольно ворча, Чарльз встал с кровати.

-И зачем тебе эта прогулка?

-Ты знаешь, какой сегодня день? – загадочно улыбнулся Джим.

-Нет, какой?

-Первое июня! – торжественно объявил Джим, - первый день лета!

-И что? – равнодушно спросил Чарльз.

-Как что? – удивился Джим, - Чарли, это же прекрасно! Сегодня великолепный день, воскресенье, и все отправляются гулять по городу.

-Ну ладно, ладно, - заворчал Чарльз и отправился умываться.

Джим не скрывал усмешки, глядя на представительного молодого джентльмена, идущего рядом с ним. Чарльз был безупречно одет, он даже надел шляпу и взял трость, чем очень позабавил Джима. Художник прижимал к боку свою папку. По совету Чарльза он прикрепил к ней тонкий кожаный ремешок, который перетягивал теперь грудь Джима, но он все равно неуверенно придерживал папку.

В Гайд-парке было очень оживленно. Казалось, вся лондонская знать выбралась сегодня сюда. Кроме аристократов по парку разгуливали и представители буржуазии с не менее важным видом. Люди гуляли парами, семьями, иногда в одиночку. Важные господа чинно прохаживались, с достоинством заложив руку за спину. Чарльз и Джеймс шли бок о бок, совсем не касаясь друг друга, со стороны все выглядело вполне пристойно – два гуляющих друга. Никто бы и не предположил, что эти счастливые молодые люди - любовники. К Джиму вновь вернулось хорошее настроение, и он от души радовался прогулке.

-Вновь мы видим всю лондонскую верхушку, - сказал Джим, - все они улыбаются, целуются, пожимают друг другу руки, делая вид, что ужасно рады. Но аристократия все так же ненавидит буржуазии, а капиталисты – дворян. Простые же сословия ненавидят и тех, и других.

-А ты? - спросил Чарльз.

-Ну, я принадлежу к особому социальному слою – творческой интеллигенции, я всегда как бы в стороне от всех передряг.

-Но в то же время тебя все интересует, - добавил Чарльз.

Джим согласно улыбнулся в ответ. Он постоянно усаживался на газоны или скамейки и делал наброски. Сейчас его внимание привлекла группа детей, играющих в мяч, он сел на траву, скрестив ноги, и стал увлеченно рисовать детвору. Чарльз присел рядом на корточки и удивленно посмотрел на Джима.

-Я люблю рисовать детей, - заявил художник.

-Ты не похож на человека, который любит детей, - с улыбкой заметил Чарльз.

-А я не сказал, что люблю детей, - поправил его Джим, - я сказал, что люблю их рисовать. Они такие чистые, невинные, искренние, они не умеют лгать, но умеют радоваться и любить. Не правда ли, они похожи на ангелочков?

-Ты не перестаешь удивлять меня, - изумленно произнес лорд.

Джим только улыбнулся, склоняясь над листом.

-У меня есть сестра, - сообщил Чарльз, - ей уже почти восемь лет. Я ее очень люблю. Она действительно похожа на ангелочка, всегда веселая и счастливая, она дарит счастье тем, кто ее окружает.

-Как ее зовут? – с интересом спросил Джим.

-Леди Роуз-Энн Честертон, но все зовут ее просто Рози, и она называет меня Чарли.

Джим посмотрел на Чарльза и улыбнулся, в глазах его блеснул хитрый огонек.

-Представляешь, что будет, если я тебя сейчас поцелую?

Чарльз смутился, а Джим рассмеялся:

-Я пошутил, думаешь, мне хочется портить твою репутацию.

-Я был бы не против, - сказал Чарльз.

-Ну, нет, только не на глазах этих невинных созданий.

Чуть позже они брели по улицам Лондона, где было немного меньше народу. Гремели экипажи, мальчишки, продающие газеты, зазывали покупателей, простые горожане весело беседовали, наслаждаясь выходным днем.

-Видишь, их улыбки искренние, - сказал Джим, - простой люд более открытый, им не нужно притворяться, лебезить друг перед другом.

-Ты всегда с таким снобизмом говорил о незнатных людях, а теперь восхищаешься ими, - удивился Чарльз.

-Но я ведь один из них, - сказал Джим, - и я никогда не был снобом, просто циником.

-Очень красивым циником, - ласково сказал Чарльз, легко прикоснувшись к руке Джима.

-Лорд Честертон, - шутливо возразил Джим, - вы забываетесь. Ведите себя прилично на людях.

Чарльз и Джим зашли в уютную кофейню, где лорд любил бывать с друзьями. Джим тут же потребовал себе кофе с коньяком, а Чарльз предпочел черный.

-Здесь очень мило, - похвалил Джим, - напоминает маленькие кафе и ресторанчики под открытым небом, которых много в Париже.

-Ты ходил туда с друзьями?

-И не только, - поддразнил Джим, заставляя Чарльза нахмуриться.

-Джим, я могу задать тебе личный вопрос? – осторожно спросил Чарльз.

-Конечно, - Джим мило улыбнулся.

-Этот художник, Жан-Батист, ты его любил?

-Нет, - спокойно ответил Джим, - мы просто были вместе. Я вообще не хочу говорить о любви, - нахмурился он.

-Странно, ты художник, ты видишь красоту, ты просто создан для того, чтобы любить все и всех, а ты бежишь от этого чувства, отворачиваешься от него.

-Я не идеален, - сказал Джим, - что поделать, такой уж я – холодный и бесчувственный.

Чарльз осторожно прикоснулся кончиками пальцев к руке Джима.

-Ну, нет, ты не бесчувственный, просто не достаточно серьезный. Наверное, ты еще слишком молод.

-Может быть, - Джим пожал плечами, - тем не менее, давай не будем говорить об этом. Почему бы тебе ни рассказать мне о своих любовницах?

-Что? – изумился Чарльз, - зачем это?

-Мне интересно, с какими женщинами ты спал, что тебя в них привлекало.

Чарльза удивила эта тема. Но для Джима не было ничего запретного и неприличного в разговорах о прошлых романах.

-Сам не знаю, что меня привлекало в этих женщинах. Их ум, вкус, утонченность, неординарные качества – мне нравились оригинальные женщины, способные оценить мою романтическую натуру. Но это было лишь иллюзией, искренне они мной не интересовались.

-Им нужно было только твое тело?

-Да, - кивнул Чарльз, - я всегда попадаю на одну и ту же удочку. Говорил же, что я легкая добыча.

-Ну, и кому же посчастливилось нежиться в твоих объятиях? У тебя было много любовниц?

-Нет, не много, гораздо меньше, чем обязывает положение.

Джим засмеялся.

-Еще несколько месяцев назад я днями и ночами грезил о Хелен Гришип, ты ее знаешь?

-Нет, не слышал, - Джим отрицательно покачал головой.

-Она мне казалась уникальной женщиной. С ней я верил, что отношения могут быть честными и искренними. Она живет с мужем в Бристоле, но иногда приезжает в Лондон к родителям, так что наш роман проходил в письмах.

-Вот это да! – изумился Джим, - любовь на расстоянии?

-Да, я верил, что такая любовь возможна, - Чарльз грустно усмехнулся, - хорошо, хоть она была достаточно честна и сообщила мне, что встретила другого. Меня это сильно потрясло, но я на удивление быстро смирился. Окончательно уверившись в вероломстве женщин.

-Знаешь, чем беднее женщины, тем они честнее и порядочнее, - сказал Джим, - бедные женщины очень гордые. Они не изменяют мужьям, чтут семью, молятся Богу и считают секс тяжкой супружеской обязанностью.

Они рассмеялись, привлекая внимание женщины, сидящей неподалеку за столиком с двумя подругами. Джульет Харпер подошла к Чарльзу, демонстративно не замечая художника.

-Лорд Честертон, какая приятная встреча.

-Леди Харпер, - Чарльз встал и галантно поцеловал ей руку.

-Вы позволите присесть за ваш столик?

-Конечно, прошу вас, - Чарльз отодвинул стул, он посмотрел на Джима встретив его недовольный взгляд, Чарльз виновато улыбнулся. Но что поделать, он был вежлив и хорошо воспитан и не мог отказать даме.

-Добрый день, мистер Паркер,- равнодушно поздоровалась Джульет.

-Что за официальный тон, Джульет? Помнится, ты называла меня “мой сладкий”, - с издевкой произнес Джеймс.

Леди Харпер недовольно фыркнула и повернулась к Чарльзу.

-Мне было не по себе, когда я оставила вас тогда с этим грубияном, лорд Честертон, - виновато поджала губы Джульет, - и как вы находите с ним общий язык?

Чарльз смущенно улыбнулся.

-Ты забыла, Джульет мы неплохо ладили, - презрительно сказал Джим, - или ты не помнишь, как приезжала ко мне среди ночи, покинув супружеское ложе.

Джульет сердито нахмурилась.

-С кем ты сейчас изменяешь мужу, - продолжал художник, - с садовником или бакалейщиком?

Леди Харпер с надеждой посмотрела на Чарльза, ищи у него поддержки от грубости художника, но лорд невозмутимо смотрел на нее.

-Простите, лорд Чарльз, - произнесла она, - мы поговорим с вами позже, когда рядом не будет этого нахала, - она с достоинством вылезла из-за стола и направилась к своим товаркам.

Джим по-прежнему смотрел ей вслед, сердито раздувая ноздри.

-Как ты думаешь, она догадалась про нас?… - нерешительно спросил лорд.

-Эта дура? – усмехнулся Джим, - не думаю. Но даже если и догадалась, что с того? Боишься огласки?

-Да нет, - покачал головой Чарльз, - что у тебя было с ней? Ты писал ее портрет?

-Нет, просто спал с ней. Сам не знаю, почему.

-Зачем же ты спал с ней, если она тебе не нравится?

-Я же говорил, я пользовался многими своими любовниками. Она хотела меня заполучить, я ей позволил, а потом бросил, когда она мне надоела.

-Это очень жестоко, Джим, - покачал головой Чарльз.

-Я жесток только с теми, кто этого заслуживает, - холодно сказал Джим.

-Значит, я тоже этого заслуживаю? – в тон ему спросил Чарльз.

Джим ничего не ответил и отвернулся.

После небольшой паузы Джим спросил:

-Чарли, когда мы пойдем в клуб?

-В какой клуб? – удивился Чарльз.

-Ну, не знаю, в каком ты состоишь. Ты обещал взять меня с собой.

-Я обещал? – Чарльз вытаращил глаза, - когда?

-Как это когда? – возмутился Джим, - вчера вечером. Или ты забыл, что было вчера вечером?

Чарльз смущенно улыбнулся.

-Нет, не забыл…но про клуб не помню.

-Идешь на попятную? – рассердился Джим

-Нет, если обещал, то сдержу слово.

Когда они покинули кофейню, то еще немного прогулялись, решив пешком добраться до Уайт-клуба.

-А я тебе случайно больше ничего не наобещал? – спросил Чарльз немного сконфуженно.

Джим только хитро улыбнулся.

0

8

Глава 22.

Чарльз играл в покер с Джимом, лордом Кингсли, графом Элмондом и мистером Сандерсом, крупным промышленником.

Атмосфера в клубе была приятной, расслабляющей, музыканты наигрывали легкую мелодию, столы освещали только лампы с зелеными абажурами. Мужчины вполголоса разговаривали, курили, пили виски или бренди и, конечно же, играли в карты.

Чарльз почти два месяца не был в клубе. Раньше он частенько приходил сюда с Саймоном, где тот проигрывал кучу денег, занимал у Чарльза и никогда не отдавал. Теперь Саймона заменил Джим, и, если графу хронически не везло, то художник откровенно не умел играть. Джим блаженно развалился на стуле, расстегнув пиджак, и покуривал трубочку. Он проиграл уже пятьсот фунтов и вышел из игры. Чарльз поблагодарил Бога за это, так как знал, что ему придется оплатить долг Джима, именно поэтому тот так азартно вступил в игру. Апоненты Чарльза подтрунивали над Джимом.

-Паркер, тебе лучше пойти за столик для новичков, - посоветовал лорд Кингсли, не вынимая изо рта сигару, - здесь тебе делать нечего.

-Я посмотрю, как играет Чарли, - невозмутимо ответил Джим, не желая двигаться с места. Ему нравилось такое общество, где мужчины по-дружески общались, не притворяясь, ни перед кем не заискивая, не задирая нос. Знатность не имела значения, тут главную роль играл капитал. Чарльзу пришлось заплатить за Джима входной взнос, и тот мог свободно провести в клубе этот вечер. Он сходу проиграл триста фунтов, потом еще двести, наконец, сообразив, что положение безнадежное, вышел из игры. Джим ни о чем не беспокоился, зная, что Чарли за него заплатит. Он наслаждался спокойствием вечера, скрытым азартом, написанным на лице игроков. Чарльз был серьезным, задумчивым, он долго размышлял над каждым ходом, похоже, лорд решил сегодня сорвать банк. Джим залюбовался им. Сейчас Чарли был особенно хорош - истинный джентльмен с тонкими манерами, приятным обхождением, он прямо-таки излучал обаяние. Джим даже завидовал этим людям, которые дружески хлопали Чарльза по плечу, поощряя его хорошую игру. Между ними чувствовалось особое единение, что-то наподобие братства. Их могло ничего не связывать в жизни, но во время игры они казались родственными душами.

-Сегодня тебе везет, Честертон, - похлопал по плечу лорда мистер Сандерс.

-Да, Патрик, похоже, сегодня удача мне улыбается, - согласился Чарльз. Он посмотрел на Джима, тот довольно улыбался, будто сам выиграл.

После игры Чарльз еще немного побеседовал с лордом Кингсли и отправился искать Джима, который куда-то испарился, лорд нашел его за столом для игры в вист, где художник умудрился продуть еще шестьсот фунтов. Чарльз только вздохнул. К счастью, его выигрыш намного превосходил долг Джима.

-Тебе не было очень скучно? –спросил Чарльз, когда они поймали экипаж и возвращались домой.

-Нет, мне очень понравилось, - Джим развалился на сиденье напротив Чарльза, - было очень интересно пообщаться с этими людьми. Раньше мне не приходилось бывать в таких местах. Мужчины там расслабляются, они доверчивы и открыты и настроены весьма дружелюбно. Наверное, потому что там нет женщин.

-Может быть, - усмехнулся Чарльз.

-Сегодня был замечательный день, ты не слишком устал, Чарли? Ты, наверное, не привык так много ходить пешком.

-Не считай меня слабаком, - заявил лорд Честертон, - сил у меня предостаточно. Хочешь повторить прошлую ночь?

-Было бы неплохо, - улыбнулся Джим.

В середине ночи, уже засыпая и прижимая к себе Джима, Чарльз решил, что это был один из самых счастливых дней в его жизни. “Я влюблен! Влюблен, как мальчишка, влюблен в мальчишку!” – от этих мыслей по усталому телу разливалось мягкое тепло.

Джим почти закончил картину, оставалось несколько деталей, заметных лишь опытному глазу. Джим еще поправлял мелкие недочеты, но через пару дней портрет будет совсем готов. Было приятно и грустно осознавать это.

Джим провел рукой по холсту, любуясь своей работой. Художник не стал слишком тщательно прорабатывать драпировки, показав живыми мазками игру складок, переливы насыщенного цвета. Особое внимание он уделил теплому матовому тону кожи. Тело Чарли было освещено ярким послеобеденным солнцем, щедро льющимся через большое окно, его тело купалось в ласковых лучах, которые освещали почти всю фигуру целиком. Джим не стал создавать эффектную игру светотени, он хотел, чтобы видна была каждая частичка кожи Чарли. Его улыбка становилась постепенно менее соблазнительной, приобретая мягкую теплоту. Незнакомая нежность охватывала Джима, когда он рассматривал портрет Чарли. “Это моя лучшая работа”, - решил он. Джим понял, что как бы ни сложились в дальнейшем их отношения с Чарли, с этой картиной он не расстанется. Он вложил в нее все мастерство, все чувства, на какие был способен, эта картина стала нераздельной частью его самого, он не только запечатлел в ней душу Чарли, но и вложил свою.

-Джим, ты идешь? – Чарльз заглянул в спальню.

Они, наконец, решили выбраться к Джорджу.

-Да, сейчас, - отозвался Джим, не отрывая глаз от картины.

Чарльз подошел к Джиму и обнял его.

-Ты знаешь, я немного ревную к нему, - Чарльз кивнул на свой портрет, - мне кажется, тебя портрет интересует больше, чем оригинал.

-Не говори глупостей, Чарли, - нежно улыбнулся Джим, - просто я не отождествляю тебя с портретом. Он совсем другое, он – мое творение, часть меня.

-А я весь твой, - нежно сказал Чарльз, целуя Джима в шею.

-Знаю, мягко сказал Джим, - ну, пойдем что ли, а то опоздаем.

-Джордж привык к моим опозданиям, - сказал Чарльз.

Глава23.

Джордж сидел рядом с Чарльзом на диване и хмуро смотрел на него. Лорд Честертон поискал глазами Джима, который увлеченно беседовал с Мэтью Дэниэлсом, журналистом. Легкая улыбка тронула губы Чарльза, когда он посмотрел на своего любовника.

-Что у тебя с ним? – мрачно спросил Джордж.

-С кем?

-Не прикидывайся, Чарльз, - оборвал его Слейтер, - с Паркером. Я слышал, что вы любовники.

-Откуда ты это слышал? - недовольно спросил Чарльз.

-Да все наши общие знакомые говорят об этом. Я и сам кое-что вижу, как ты смотришь на него, улыбаешься, говоришь с ним. Раньше ты вел себя скованно в его присутствии, а сейчас полностью открыт.

-Ну, мы достаточно времени общались, чтобы подружиться.

-Конечно, он больше месяца живет в твоем доме.

Чарльз сердито посмотрел на Джорджа, он не видел смысла скрывать:

-Да, Джордж, ты можешь поверить слухам, Это правда, что мы с Джимом любовники.

-Это он окрутил тебя? – спросил Слейтер.

Чарльз усмехнулся:

-Он вдруг решил написать мой портрет с обнаженной натуры, я отказался, тогда он меня соблазнил.

-Узнаю, Джимми, - заметил Джордж, - ловкий малый. Чарльз, послушай меня, это нехорошо. Эти отношения не приведет ни к чему хорошему, я думаю, что лучше тебе прекратить их сейчас, нужно прогнать Джеймса из твоего дома, из твоей жизни, пока ты не привязался к нему слишком сильно.

-Боюсь, что я влюбился в него по уши, - сказал Чарльз.

-О Боже, - вздохнул Джордж, - хуже и быть не может. Но послушай моего совета, расстанься с ним, иначе будешь жалеть и страдать всю жизнь. В этих отношениях нет ничего хорошего, - повторил он.

-Да почему я должен расстаться с Джимом? - вспылил Чарльз, - я счастлив с ним, он дарит мне то, что не давала ни одна женщина – наслаждение…

-Я так говорю не потому, что он мужчина, в конце концов, такие отношения хоть и необычны, но имеют место. Дело в другом, в самом Джеймсе как в человеке. Чем счастливее ты сейчас, тем больнее будет тебе потом.

-Почему ты так говоришь? – горько спросил Чарльз.

-Джимми очень жестокий мальчик, эгоистичный, циничный. Он не считается ни с чьими чувствами. Это не тот человек, которого можно любить, он растопчет твою любовь.

-Но он привязан ко мне, он меня уважает, я уверен, со временем он меня полюбит, - пытался убедить Чарльз, но скорее себя, чем Джорджа.

-Я знаю Джеймса, поэтому и говорю тебе это, он не любил никого и, не знаю, способен ли на это. Сейчас ему хорошо с тобой, это единственное, что его удерживает. Скажи, Чарльз, разве кроме постели он дает тебе что-то еще, какую-то ласку, нежность, разве не бывает жесток и холоден с тобой?

-Я все готов терпеть, - прошептал Чарльз.

Джордж с удивлением посмотрел на друга.

-Крепко он тебя захомутал.

-Я полностью в его власти, Джордж, я знаю это. Иногда он делает мне очень больно. Но я все готов терпеть и прощать ему.

-Ты стал его рабом, - недовольно сказал Джордж.

-Так и есть, - согласился Чарльз, - но я добровольно пошел на это.

-И где же твоя гордость, чувство собственного достоинства?

-Не знаю, - Чарльз пожал плечами, - с ним они мне не нужны.

Джордж с жалостью посмотрел на друга.

-Одумайся, пока не поздно, - предупредил он, - я очень уважаю Джеймса, но я знаю, каков он есть, и я очень уважаю тебя, Чарльз, поэтому и прошу держаться от него подальше.

-Не надо, Джордж, - попросил лорд, - оставь свои разумные доводы, они на меня не действуют.

-Я вижу, - хмуро произнес Слейтер.

Чарльз сидел в одиночестве на диване. Джим по-прежнему разговаривал с газетчиком. Глядя на него, Чарльз забыл обо всех словах Джорджа, сейчас он верил только Джиму, его улыбке, обращенной к нему, его губам, его рукам. Иногда жестокость Джима сводила с ума, хотелось разом прекратить все, но Чарльз не представлял теперь, что сможет обойтись без Джима. “Может, ты и прав, Джордж, - размышлял Чарльз, - может, Джим не тот человек, которого нужно любить, но пока он нежен со мной, я не могу расстаться с ним”.

-Вы не против, если я присяду? – спросил Чарльза черноволосый молодой человек.

-Конечно, - сказал лорд равнодушно.

-Бенджамен Уэрвик, - представился мужчина, протягивая руку.

Чарльз отметил, что он не назвал свой титул, но на вечеринках у Джорджа многие так делали.

-Чарльз Честертон, - лорд пожал руку, - я вас раньше не видел.

-Я только вернулся из-за границы, меня сюда позвал Кертон, вы его знаете?

Чарльз кивнул.

-Мне нравятся такие вечера, - сказал Бенджамен, - а вам?

-Конечно, - улыбнулся Чарльз, - иначе бы меня здесь не было, - он, наконец, увидел Джима, которого ненадолго потерял из виду.

Уэрвик проследил за его взглядом.

-А тот блондин в черном костюме случайно не Джеймс Паркер?

-Да, это он, - кивнул Чарльз, - а вы знакомы?

-О, да! – воскликнул Уэрвик, - я познакомился с ним в Париже, где общался с той же компанией. Он настоящая легенда среди парижской богемы, - загадочно произнес мужчина.

-Вот как? – удивился Чарльз.

-Я бы мог многое о нем рассказать, чего не слышали в Лондоне. Хотите? – Уэрвик был немного поддат, поэтому настроен довольно откровенно.

Чарльзу было интересно послушать что-то о Джиме, хоть он и не был уверен, что ему это понравится.

-Так вот, - продолжал Уэрвик, - там Джеймс Паркер очень известен, как талантливый художник и блестящий гомосексуалист, - мужчина усмехнулся, - но не это самое интересное. Когда я познакомился с ним, то порядком устал от порочных французов и желал увидеть английскую сдержанность в своем соотечественнике, но не тут-то было. Мы часто с ним разговаривали, он всегда был довольно откровенен.Он обожал секс, готов был спать с кем угодно, считая себя чуть ли не жрецом любви, который осчастливливает людей, даря им себя. Джеймс предлагал человеку написать портрет, да еще и себя в придачу. И это ему нравилось – принадлежать всем. Он никогда не брал денег, считая это кощунством, правда, позволяя себя содержать, так как был беден, как церковная крыса…

Чарльз в оцепенении слушал Уэрвика, не веря до конца, что тот говорит о Джиме, о его Джиме. Хотелось вбить эти слова в его глотку. Чарльз мог заставить Уэрвика заткнуться, мог уйти, но вместо этого сидел и слушал. А Уэрвик продолжал свои пьяные откровения:

-Иногда я даже завидовал его свободе, легкости отношений с людьми. Он никому не давал никаких обязательств, отдавая себя всем, он не был ничьим. Джеймс говорил, что любит дарить людям счастье обладания собой, ощущение власти, но на самом деле, это они принадлежали ему. Он и мне как-то предлагал, - Уэрвик усмехнулся, - но я не интересуюсь мужчинами. Мне больше нравилось разговаривать с ним, слушать его рассуждения. Признаться, я никогда не считал его шлюхой, какой он, несомненно, был. Он превращал любовный акт в какой-то ритуал, понятный ему одному, будто позволял людям прикасаться к неведомому. Он говорил, что так пишет свои картины, – отдает частичку себя другим, позволяя людям увидеть мир по-новому…

Чарльз почувствовал, что задыхается, он отказывался верить Уэрвику, отказывался принимать его слова.

-Что с вами, вы бледны? - беспокойно сказал Уэрвик.

-Со мной все в порядке, - сказал Чарльз, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

-Сэр, может принести вам выпить?

-Нет, не нужно, все хорошо.

Джим, наконец, отвязался от Дэниэлса и направился к Чарли. Он оцепенел, когда увидел, с кем разговаривает Чарльз. Бледное лицо Чарли и его растерянные глаза объясняли все без слов.

-Чарли? – испуганно выдохнул Джим.

Чарльз вскочил с дивана и кинулся к выходу, расталкивая людей.

-Чарли! – крикнул Джим вдогонку, но лорд Честертон уже скрылся из виду.

Он посмотрел на растерянного Уэрвика и мрачно спросил:

-Ты что-то рассказал ему обо мне?

-Здравствуй, Джеми, - улыбнулся Уэрвик, - не ожидал увидеть тебя здесь.

Джим схватил Уэрвика за грудки и яростно посмотрел в глаза.

-Что ты ему рассказал обо мне? – зашипел он.

-Правду, - испуганно ответил Уэрвик, - а что? Кто это?

Но Джим уже не слушал его, он кинулся вдогонку за Чарльзом.

Чарльз бродил под дождем в каком-то захолустном квартале, но лорд ничего не замечал вокруг. Из глаз лились бессильные слезы, смываемые холодными каплями дождя. Чарльз до сих пор не мог принять услышанного. “Я знал, что у него было много любовников, они содержали его, но чтобы так… кому угодно… неужели это Джим? Тот самый гордый Джим? Впрочем, он легко справлялся со своей гордостью. И что теперь? Что изменилось? – спрашивал себя Чарльз, - я готов принять его каким угодно, но нужно ли ему это? Возможно, Джордж прав, это слишком больно ранит. Джим не из тех, кого можно любить. Похоже, это чувство ему совершенно не знакомо и не нужно. Но как можно жить лишь одной физической близостью? Если бы я только знал, что он испытывает ко мне, нужен ли я ему… Что мне делать? Боже, Джим, зачем я вообще тебя встретил? Зачем ты тогда подсел ко мне? Зачем я поехал с Саймоном на тот прием? Зачем мне вообще жить, если ты меня не любишь?”

Истерзанный несчастный Чарльз вернулся домой, когда все в особняке заснули. Все, кроме Джима. Он беспокойно расхаживал по гостиной. Джим замер, увидев Чарльза. Они долго смотрели друг на друга, не зная, что сказать.

-Он рассказал обо мне? – наконец спросил Джим, хмуря брови.

-Да, - растерянно кивнул Чарльз, - Джим мне все равно, что было в прошлом. Я люблю тебя…

-Тебе все равно? – в гневном возмущении воскликнул Джим, - я не верю. Что ты чувствуешь, Чарли, узнав, что спал с последней парижской шлюхой, и я делал с тобой то, что ты мог бы делать со мной?…

-Джим, я люблю тебя, - громко сказал Чарльз.

-Любишь? – поразился Джим, - да как ты можешь любить меня? Ничтожество, жалкого бродягу, который отдавался всем подряд…

-Перестань, Джим, - оборвал его Чарльз.

-Ну, сделай же что-нибудь, ударь меня, прогони, - наступал Джим, - только не делай вновь это покорное лицо, не смотри жалобными глазами.

-Я люблю тебя, Джим, - вновь сказал Чарльз почти шепотом.

-Черт, - разозлился Джим, - да очнись ты, где твоя гордость, лорд Честертон. Не смей унижаться передо мной, покажи свою силу, сделай что-нибудь! – Джим сорвался на крик.

-Я просто хочу быть с тобой, - прошептал Чарльз.

На лице Джима появилось отвращение.

-Но я не хочу. Как ты жалок, Чарли, посмотри на себя. Я смешиваю тебя с грязью, а ты покорно терпишь. Неужели в тебе не осталось ни капли достоинства, неужели ты не можешь быть хоть раз сильным?!

“Чего он хочет от меня? – недоумевал Чарльз, - я люблю его, я готов его простить, а он обвиняет меня”.

-Думаешь, я должен бросится тебе в ноги за то, что ты мне прощаешь все грехи, преподобный Чарльз? Я ни в чем не раскаиваюсь. Черт, - скривился Джим, - ну скажи же что-нибудь.

-Я люблю тебя, больше мне нечего сказать, - покорно произнес Чарльз.

Джим взревел:

-Меня тошнит от тебя, Чарли. Я испытываю к тебе сейчас только отвращение. Я уважал тебя, думал, ты сильный, а ты так жалок! Может, тебе нравится, когда тебя унижают, а? Ну, скажи…

Чарльз чувствовал, что его охватывает злоба, она клокотала где-то внутри, заполняла разум, и каждое жестокое слово Джима лишь усиливало ее.

-Может, ты любишь страдания, Чарли, любишь боль? Может тебя нужно охаживать кнутом? Валентайн любил это…

Эти слова стали последней каплей. “Он ждет от меня силы, - яростно подумал Чарльз, - он ее получит”.

Чарльз так неожиданно набросился на Джима, что тот даже ничего не успел сообразить. Чарльз крепко удерживал его, наваливаясь сверху и грубо стаскивая одежду. Джим понял, что бесполезно сопротивляться, физически Чарльз гораздо сильнее, поэтому покорно лежал, не двигаясь. Джим только мучительно запрокинул голову, когда Чарльз резко вошел в него…

Чарльз отпустил дрожащую тонкую фигуру. Трепещущий Джим распластался перед ним, его глаза смотрели с грустью и укором. На бледной коже проступали уродливые синяки от грубых прикосновений Чарльза.

“О Боже, что я наделал? – осознал лорд, - как я мог?”

Он легко дотронулся до плеча Джима, тот отдернулся.

-Прости меня, Джим, - прошептал Чарльз в раскаянии.

Джим обхватил руками колени и горько сказал:

-Никогда не извиняйся, Чарли. Ты сделал то, что хотел.

-Я тебя изнасиловал. Я не хотел этого, я потерял контроль.

-Ты просто поставил меня на место, показал мне, кто я…

-Нет, - замотал головой Чарльз, - я не такой, как они, Джим. Я люблю тебя. Я не хотел причинить тебе боль, прости меня.

-О Боже, Чарли, - застонал Джим, - я подумал, что ты, наконец, проявил волю, а ты по-прежнему дрожишь и извиняешься.

-Я люблю тебя, - Чарльз готов был разрыдаться, - можешь презирать меня, но только не оставляй. Будь со мной, пожалуйста, Джим…

Джим с ненавистью раздул ноздри.

-Хорошо, Чарли, я останусь с тобой, чтобы показать тебе, как низко ты пал. Тебе придется терпеть мое презрение. Ты этого хочешь?

-Я готов на все, Джим, лишь бы ты был со мной.

Джим устало закрыл глаза.

Глава 24.

Джим перебрался в другую комнату, но оставил в спальне Чарльза портрет. Он оставил там и запах своего присутствия, который еще больше терзал Чарльза. Джим не разговаривал с ним, почти не смотрел в его сторону. Он был зол и задумчив. Чарльз знал, что Джим его презирает, испытывает отвращение, но это ничего для него не меняло. Холодность Джима просто убивала. По ночам Чарльз не мог сомкнуть глаз, он сидел на краю кровати, сжимая голову руками, его тело потрясали беззвучные рыдания от тоски и одиночества. Он отчаянно хотел лишь одного – вновь почувствовать тепло Джима рядом с собой, увидеть блеск в его глазах. Но Джим все больше и больше отталкивал его. Он ждал, когда же, наконец, Чарльз не выдержит, когда одумается и прогонит, как паршивую собаку, ради своего же блага. А Чарльз только терпел, покорно принимая жестокое равнодушие Джима, от чего тот бесился еще больше.

Джим уходил каждую ночь, да и целыми днями где-то пропадал. Его глаза были чужими, они странно бегали или резко замирали, останавливаясь на лице Чарльза.

“Чего он хочет? – с болью спрашивал себя Чарльз, - унизить меня еще больше, вызвать ненависть к себе, открыть мне глаза? Он хочет, чтобы я вспомнил о гордости и прогнал его?” Чарльз был уверен, Джим этого и добивается, иначе давно бы уже ушел сам. “Он так и не закончил картину, - с тоской думал Чарльз, глядя на свой портрет. Юноша на нем был влюблен и счастлив, он дарил свою улыбку любимому, - как давно я уже так не улыбался, что со мной творится, я уже перестал понимать и узнавать себя. О Джим, почему ты не хочешь забыть все? Почему все не может быть, как прежде?”

-Что с тобой? – беспокойно спросил Джордж, когда встретил Чарльза в парке, где тот бродил с отрешенным видом, - ты побледнел, осунулся. Что с тобой происходит? Это из-за Джеймса?

Чарльз только кивнул.

-Ты все также продолжаешь терпеть его издевательства? Я знал, что этим кончится. Ему нравится унижать людей, это придает ему уважение к самому себе. Неужели ты не понял, что за человек Джеймс? Что он из себя представляет, когда не берет в руки кисть?

-Только не надо рассказывать о его прошлом, - устало попросил Чарльз.

-И не собираюсь. Я ничего не знаю о его прошлом. Но я знаю, какой он сейчас, сколько сердец разбил, жестокий Джимми, они для него что-то вроде трофеев. О, Чарльз, это моя вина. Я должен был рассказать тебе о нем еще тогда, когда ты спрашивал, стоит ли позировать ему.

-Ты тут ни при чем, Джордж.

-Нет, если бы ты узнал, каков он, ты бы держался от него подальше. Но я понадеялся на профессионализм Джеймса, на его уважение к тебе. Никогда бы не подумал, что он посмеет…

-Джордж, - прервал его Чарльз, - давай не будем об этом. Ты тут ни причем, это я поддался ему.

-Послушай, Чарльз, - голос Джорджа был очень серьезен, он крепко сжал плечо друга, - ты должен покончить с этим раз и навсегда. Только так ты освободишься. Тебе будет тяжело, но ты справишься.

-Я не знаю… - устало произнес Чарльз.

-Прогони его сейчас, только так ты сможешь вернуть покой и самоуважение. Разорви эти путы. Сам увидишь, тебе станет легче дышать. Ты ведь всегда был гордым, независимым, не понимаю, как ты попался.

-Я сам не знаю, Джордж.

-Ну, давай же, Чарльз, прекрати все это раз и навсегда, будь решительным.
Слова Джорджа вселили в Чарльза уверенность. Он легко улыбнулся.

-Думаю, я смогу проявить твердость.

Давай, Чарльз, - вновь подбодрил его Джордж, - а я упрошу его уехать в Париж, и ты освободишься от этого кошмара.

Чарльз успокоился, Джордж сумел найти нужные слова, чтобы Чарльз смог снова почувствовать в себе силу. Он был намерен навсегда порвать всякие отношения с Джимом, выгнать его из своего дома, из своей жизни. Чарльз не знал, как он сможет выкинуть Джима из своих мыслей, из сердца, но он искренне полагал, что так будет лучше. “Нужно было сделать это еще тогда, в первый раз, - думал Чарльз, - но он словно околдовал меня. Ну хватит этого! Сколько можно мучится? Он уже достаточно попил моей крови. Хватит, сегодня же он уберется из моего дома. А потом я уеду куда-нибудь. Устрою себе праздник, буду отдыхать и ни о чем не думать”.

Чарльз сидел в гостиной, вид у него был сосредоточенный и решительный. Он надеялся только, что сила его не покинет, когда он увидит Джима.

Джим, как всегда, пришел пьяный и злой. Он хмуро посмотрел на Чарльза и удивился, увидев его суровое выражение лица. Это подстегнуло его, он решил немного поиздеваться.

Ты ждал меня, Чарли? Вновь решил меня завалить?

Резкие слова Джима рассердили Чарльза еще больше.

Я хочу, чтобы сегодня же ты собрал свои вещи и покинул мой дом, - твердо и спокойно сказал Чарльз.

Что ты сказал, Чарли? – изумленно спросил Джим.

Я хочу, чтобы ты убрался.

Тон Чарльза не оставлял сомнений в том, что он не шутит. Это взбесило Джима.

Прогоняешь меня, Чарли? Наконец-то вспомнил о гордости? Да брось ты. Ты же не сможешь меня прогнать. Ты ведь жить без меня не можешь.

Издевательский голос Джима заставил Чарльза задрожать от ярости, он сжал кулаки, но лицо его оставалось спокойным.

Ты ошибаешься, - тихо произнес он.

Джим приблизился и неприязненно посмотрел на Чарльза.

Посмотри на себя. Ты же мой раб. Тебе нравится пресмыкаться, подтирать своей гордостью пол под моими ногами. Ты меня не прогонишь, Чарли. Я тебя хорошо узнал. Ты пытаешь выглядеть суровым. Но стоит мне приказать, и ты будешь облизывать мне ноги.

Жестокие слова Джима больно резали слух Чарльза. Казалось, его окровавленное сердце вынули из груди и растоптали в грязи. Он отвернулся, не в силах справится с болью и отчаянием.

Чего же ты ждешь, Чарли? – холодно спросил Джим, - я приказываю!…

Чарльз резко встал и злобно посмотрел на Джима, он резко бросился на него и прижал к стене, глаза его горели бешеной яростью. Это испугало Джима, он не понимал, что хочет сделать Чарльз – убить его или овладеть им. Его испуганные глаза широко раскрылись, паника закралась в душу. Чарльз с тоской посмотрел на Джима, который был похож сейчас на несчастного, беззащитного ребенка, тихого и покорного.Это разбило все барьеры в сердце Чарльза, которыми он упорно пытался отгородится от Джима. Чарльз покорно встал на колени и принялся разувать Джима. Тот удивленно посмотрел на Чарльза и расхохотался:

Я знал, Чарли! Знал, что ты от меня никуда не денешься.

Чарльз медленно касался губами пальцев, проводил ими вверх по взъему стопы к щиколотке. Джим продолжал издевательски смеяться, и этот смех ранил Чарльза больше, чем ненавистные взгляды и презрительные слова. Хотелось заставить его замолчать.

О Чарли, что ты делаешь? – удивленно улыбнулся Джим, когда почувствовал, что Чарльз стаскивает с него штаны, - молодец, Чарли, хорошая собачка!

Джим вновь засмеялся, когда почувствовал прикосновение губ Чарльза. Он смеялся до тех пор, пока прерывистые смешки не превратились в сладкие стоны. Джим крепко вцепился в волосы Чарльза, заставляя его придвинуться ближе…

Чарльз поставил локти на стол и спрятал в ладонях лицо. Он чувствовал себя усталым и разбитым. Вновь он поддался Джиму. Не смотря на то, что Чарльзу удалось довести мальчишку до экстаза, он знал, что последнее слово осталось не за ним, Джим опять победил.

“Боже, это какой-то заколдованный, порочный круг, из которого я не могу выбраться, - с отчаянием думал Чарльз, - наваждение, от которого не могу избавиться”…

Довольный Джим спустился в столовую, на его лице играла уже привычная издевательская усмешка. Чарльз лишь мельком взглянул на него и опустил глаза. “Сейчас он опять начнет унижать меня, - с болью подумал Чарльз, - и будет прав. Я всего лишь жалкое ничтожество, я не заслуживаю уважения”.

Джим с невозмутимым видом пил кофе и ел круасаны, которые уже привык требовать себе на завтрак. Он не спускал с Чарльза насмешливого взгляда.

Мне понравилось вчера, - наконец произнес он.

Чарльз удивленно посмотрел на него.

У тебя хорошо получается. Ты уверен, что никогда не делал этого раньше?

Чарльз вновь спрятал лицо в руках от насмешек Джима.

Может, повторим как-нибудь? – предложил тот.

Чарльз тяжело вздохнул, ему хотелось умереть.

А что было потом? – спросил Джим, - я ничего не помню.

Ты уснул, и я отнес тебя в спальню, - Чарльз с трудом заставил свой голос не дрожать.

Уснул? – удивленно спросил Джим, - кончил и уснул? Что-то на меня это непохоже. Наверное, я здорово набрался вчера. А ты отнес меня? Какое благородство! – язвительно усмехнулся Джим, - я был прав, Чарли, ты всегда возвращаешься к одному и тому же.

Джим встал из-за стола, он подошел к Чарльзу и посмотрел сверху вниз.

Знаешь, Чарли, я даже не могу тебя презирать, - тихо сказал он, - мне просто тебя жаль.

Самообладание вновь покидало Чарльза, он больше не хотел быть загнанным в эту ловушку. Лорд резко встал из-за стола и яростно посмотрел на Джима.

Ну, что, Чарли, - Джим с вызовом поднял подбородок, - вновь хочешь быть моим рабом?

Чарльз чувствовал, что не в силах сдерживать себя.

Хочешь мне опять доставить удовольствие? – продолжал издеваться Джим, - ну что ж, вставай на колени. А может еще и слуг позвать, чтобы они полюбовались своим лордом…

Сильный кулак не дал Джиму договорить. Резкая боль поразила его, он даже не понял, что упал, свалив стулья. Из разбитой губы на подбородок стекала кровь. Он удивленно посмотрел на Чарльза. Тот выглядел спокойно, невозмутимо, но в душе радовался тому, что, наконец, получил облегчение. Он отвернулся от поверженного Джима и направился к двери. На ходу бросил, даже не оборачиваясь:

Я по-прежнему хочу, чтобы ты покинул мой дом. Надеюсь не застать тебя, когда я вернусь, - с этими словами лорд покинул столовую.

Растерянный Джим понял, что на этот раз Чарльз одержал верх. Медленно, пошатываясь, он встал, цепляясь за край стола.

Боже мой, что я наделал? – отчаянно прошептал Джим, прижимая руки к лицу и чувствуя свои слезы.

Глава 25.

Чарльз почти не помнил, где он бродил весь день. Перед глазами все расплывалось, хотелось кричать, но он сдерживал себя. Казалось, весь мир разрушился на глазах в одно мгновенье. Чарльз знал, что поступил правильно, по крайней мере, для себя, но от этой мысли легче не становилось. “Я, наконец, поступил решительно, проявил твердость, вернул самоуважение, -грустно думал Чарльз, - но потерял Джима. Теперь навсегда. Так лучше, - уговаривал он себя, - Джим все равно не любил меня. Но мы были счастливы. Я был счастлив, и он тоже, я уверен. Почему же все так вышло?”

Вечером Чарльз вернулся домой с тяжелым сердцем. Лоуренс доложил, что мистер Паркер ушел утром, но без вещей. Чарльз не обратил на это внимания. В голове билась одна только мысль: “Ушел, ушел… Теперь я свободен”, - она не доставляла радости, но приносила успокоение.

Чарльз сидел на краю кровати, он не хотел спать. Лампа на ночном столике бросала на его лицо таинственный свет, от чего он казался еще задумчивее.

Вдруг в комнате появился Джим, так неожиданно, что Чарльз только удивленно раскрыл глаза. Джим встал на колени у кровати и посмотрел на Чарльза несчастными глазами.

-Слава Богу, Чарли, - прошептал он, утыкаясь в колени Чарльза, - я тебя повсюду искал.

В замешательстве Чарльз не знал, что делать.

-Прости меня, Чарли, - шептал Джим, покрывая его колени поцелуями, - ради Бога, прости…

Это сломило Чарльза. Сердце дрогнуло от боли и жалости. Он поднял Джима, крепко обнял и осторожно поцеловал разбитые губы.

Джим лежал на груди Чарльза, прислонив лоб к сильному плечу. Чарльз ласкал круговыми движениями плечи и спину Джима, когда он касался большой родинки на лопатке, по телу Джима пробегала приятная дрожь.

-Боже, Чарли, я так испугался, - признался Джим, - когда ты меня ударил.

-Прости, - с раскаянием прошептал Чарльз.

-Нет, Чарли, не извиняйся. Зачем ты опять просишь прощения? На этот раз ты поступил действительно правильно и поставил меня на место, дав мне понять, что моя игра зашла слишком далеко. Когда ты ушел, я понял, что все кончено, только тогда я осознал, что ты значишь для меня, и как я был жесток…

-Почему ты был жесток со мной, Джим? – с грустью спросил Чарльз.

-Не знаю, Чарли… Боже, все так глупо, если этот чертов Уэрвик не появился, ничего бы не случилось…

-Ты и раньше был жесток, заставляя меня страдать.

-Прости, Чарли. Как ты не поймешь, я пытался показать тебе, какой я есть. Я не заслуживаю, чтобы ты любил меня, понимаешь? Чем сильнее становились твои чувства, тем больше это злило меня. Я не мог понять, почему ты терпишь меня, когда должен гнать от себя подальше. Мне было стыдно, я чувствовал, что обманываю тебя. А когда, после того, что рассказал тебе Уэрвик, ты сказал, что по-прежнему меня любишь, я не смог этого выдержать и сорвался. Нужно было просто уйти, но я хотел показать тебе, как ты заблуждался, хотел, чтобы ты разочаровался во мне…

-Я готов был все терпеть, лишь бы ты был со мной, - сказал Чарльз, продолжая гладить плечи Джима.

-Именно это и пугало меня, это было ново и незнакомо, - Джим сильнее прижал голову к телу Чарльза, - раньше у меня никогда такого не было. У меня было много любовников, но никто не любил меня. Мною пользовались так же, как и я пользовался ими. Это унижало, ранило, наверное, я хотел отомстить тебе за все, что я терпел от других, отыгрывался за их равнодушие, а ты все терпел. Знаешь, Чарли, я всегда был одинок, хотя никогда не был один. Никто не спрашивал, я был, никто не ревновал, не беспокоился обо мне. Им было наплевать на мои чувства. И мне нравилось, когда ты волновался за меня. Я хотел, чтобы ты бесился, умирал от ревности, не спал по ночам. Я знал, что нужен тебе. Поэтому я пропадал неизвестно где, только чтобы увидеть твой отчаянный взгляд, твою слабость. Боже, как глупо… - прошептал Джим.

Чарльз молча слушал его откровения, сейчас ему больше всего на свете хотелось крепко держать Джима в объятиях и не выпускать.

-Пожалуйста, Чарли, прости меня за все. Только когда я понял, что ты раз и навсегда готов выгнать меня из своей жизни, я понял, как ты мне дорог. Раньше я любил лишь секс, но потом устал просто от физических отношений. Я боялся привыкнуть к теплу, которое ты мне давал, а теперь это единственное, что мне нужно. Твоя любовь, твоя забота… Пожалуйста, Чарли, не бросай меня…

Чарльз почувствовал мокрое лицо Джима на своей коже. Он ухватил его под мышки и приподнял над собой. Голубые глаза были мутными от слез.

-Джим, ты плачешь? – с беспокойством и удивлением спросил Чарльз, - не надо. Забудь обо всем, прошлого больше не существует. Мне все равно, каким ты был. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был со мной.

-Чарли, - с улыбкой произнес Джим, - как ты можешь меня любить? Я такой грязный, порочный…

Чарльз все еще держал Джима над собой и смотрел в его глаза.

-Мне все равно. Я просто люблю тебя, у любви нет объяснений.

Чарльз вновь прижал юношу к себе, и тот уютно спрятался в его объятиях. Лорд нежно гладил светлые волосы, легонько целуя шелковистые пряди.

-Пожалуйста, Джим, не будь больше жесток со мной, - умолял Чарльз.

-Никогда, Чарли, - пошептал Джим, - я больше не хочу быть жестоким и высокомерным, я уже сам устал от этого.

-Джим, ты меня любишь? – осторожно спросил Чарльз.

-Не знаю, - вздохнул Джим, - это слишком сильное слово. Я не знаю его значения. Но ты мне очень дорог, Чарли, я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты любил меня, заботился.

Чарльз не мог поверить, что он слышит эти признания от Джима. Сколько раз он мечтал об этом.

-Для меня этого достаточно, - произнес он.

-Почему все так вышло? - удивленно спросил Джим, - я был совсем другим, а теперь я ненавижу себя, за то, каким был.

-Я же сказал, забудем о прошлом, - попросил Чарльз.

-Неужели ты и вправду хочешь остаться со мной? - изумился Джим.

-На всю жизнь! – воскликнул Чарльз.

Джим нахмурился.

-Давай не будем заглядывать в будущее. Забудем и о нем. Пусть не будет ни прошлого, ни будущего.

-Давай уедем куда-нибудь вместе, - вдруг предложил Чарльз, - туда, где будем только ты и я и никого вокруг.

-Разве есть такое место? – удивился Джим.

-Есть, - с улыбкой сказал Чарльз, - я уверен, тебе понравится.

-Тогда поедем, - улыбнулся в ответ Джим, - я готов ехать куда угодно с тобой.

-Только прежде я должен кое-что сделать. Мы пойдем завтра к Джорджу.

-Это еще зачем? – поразился Джим.

-Чтобы показать ему, что он был не прав и заблуждался на твой счет, что ты не такой, каким он тебя считал.

-Чарли, мне все равно, что думает обо мне Джордж, - сказал Джим, - для меня имеет значение только твое мнение.

-Пожалуйста, Джим, - попросил Чарльз, - это очень важно для меня. Я хочу доказать Джорджу, что могу быть счастлив с тобой.

-Хорошо, - недовольно согласился Джим, - если это так для тебя важно…

-Очень важно, - заверил его Чарльз, - я готов всему миру рассказать, как я счастлив!

-Не дури, Чарли, - нахмурился Джим, - уже итак многие знают о нас. Я не люблю, когда треплят языками, обсуждая чьи-то отношения.

-Но тот круг, в котором мы вместе вращаемся, давно все знает.

-Главное, чтоб не узнал тот круг, в котором вращаешься ты… - Джим замолк, увидев хмурое лицо Чарльза, - ладно, давай не будем о грустном.

-Хорошо, - согласился Чарльз, - когда я с тобой, ни о чем думать не хочется.

-И не надо, - сказал Джим и потянулся к губам Чарльза.

Глава 26.

Когда Чарльз и Джим прибыли к Джорджу, художник тут же затеял беседу со своим коллегой. Чарльз отправился разыскивать Слейтера. Настроение у него было великолепное, он буквально светился от радости.

Джордж беседовал с молодым человеком, изысканным, чувственным, развязным, в голосе которого, на лице, во всех движениях чувствовалась порочность, которая явно бросалась в глаза. Чарльз подумал, что, не смотря на свою развращенность, Джиму удается выглядеть романтичным, невинным мальчиком. От этой мысли он усмехнулся, вспомнив сегодняшние утренние упражнения в постели, но было приятно, что его Джиму удалось сохранить юношескую непосредственность и мечтательность.

-Чарльз! – радостно сказал Джордж, заметив друга, - рад видеть тебя. Отлично выглядишь, кажется, у тебя все хорошо.

-Все великолепно! – улыбнулся лорд

Собеседник Слейтера внимательно смотрел на Чарльза.

-Позволь представить барона Армана де Кампьена.

Барон протянул руку. Чарльзу показалось знакомым его имя, но он не мог вспомнить откуда.

-Чарльз Честертон, - просто представился он, пожимая французу руку.

-Приятно познакомиться с вами, мсье Чарльз, - очаровательно улыбнулся де Кампьен. У него был низкий томный голос и приятный акцент, который наверняка сводил женщин с ума, подумал Чарльз.

-Арман устраивает выставки в парижских салонах, - сказал Джордж.

-Я люблю открывать молодые таланты, - сказал француз, - живопись – моя страсть. А вы любите искусство, мсье Чарльз?

-Я его обожаю! - воскликнул лорд, подумав, “но еще дольше я обожаю одного художника!…”

-Надеюсь, вы простите меня, - извиняющимся голосом произнес де Кампьен, - я, кажется, заметил одного знакомого, с которым хотел бы поздороваться.

-Конечно, Арман, можешь не извиняться, - радостно сказал Джордж, который сам желал поскорее отделаться от француза. Он видел, что Чарльз хочет поговорить с ним о чем-то важном.

Барон откланялся и ушел. Джордж отвел Чарльза в сторону, они уселись на диван, и Слейтер с нетерпением уставился на лорда.

-У тебя хорошее настроение, - с улыбкой заметил Джордж.

-Я счастлив! – воскликнул Чарльз.

-Похоже, дела пошли на лад, рассказывай, в чем дело. Ты прогнал его? – Джордж выразительно посмотрел на друга.

-Я помирился с Джимом!

-О Боже, Чарльз, - простонал Джордж, - что это такое? Так ничего и не понял. Опять купаешься в иллюзиях, а потом будешь страдать…

-Джордж, - Чарльз тронул руку друга, - на этот раз все по-другому. Джим сам попросил у меня прощения. Он раскаивается, что причинил мне боль.

-И ты ему поверил? - недоверчиво спросил Слейтер.

-Ты же знаешь, Джим не лжет.

-В этом я ему не доверяю, - проворчал Джордж, - ему нравится играть с чувствами других. Боюсь, как бы ты не попал в ту же ловушку…

-Не надо, - мягко прервал его Чарльз, - забудь обо всем. Просто порадуйся за меня, я счастлив!

Джордж удивленно посмотрел на него.

-Нет, вы только поглядите, лорд Честертон, этот хорошо воспитанный мальчик, послушный сын, достойный гражданин завел любовника и сияет от счастья. Ты с ума сошел, Чарльз!

-Я знаю, - вздохнул лорд, - но я не хочу променять это ощущение ни на что другое.

-Как знаешь, - обречено произнес Джордж, - не собираюсь же я, в самом деле, советовать, тебе с кем спать, а с кем нет.

Джордж задумчиво повертел в руках стакан с виски и сказал:

-Саймон здесь. Мне кажется, ваша ссора затянулась. Может, поговоришь с ним?

-Обязательно, - заверил Чарльз, - я тоже устал от этой размолвки.

Джордж еще немного повздыхал, укоряя Чарльза за безрассудство, потом они поговорили на нейтральные темы, и лорд отправился искать графа МакГрегора.

Саймон сделал недовольное лицо, когда к нему подошел Чарльз. Лорд только улыбнулся.

-Здравствуй, Саймон. Может, не будем больше дуться друг на друга.

Граф только хмыкнул, даже не взглянул на лорда.

-Может хватит? Давай прекратим эту дурацкую ссору. Она затянулась.

-Ты по-прежнему с ним? – холодно спросил Саймон.

-Да, но от этого ты не перестаешь быть моим другом.

-Но ты совсем меня забыл, - упрекнул его граф, - все время проводишь с этим чертовым художником.

-А когда ты влюбляешься и с головой окунаешься в новую интрижку, ты же месяцами обо мне не вспоминаешь. Разве забыл, как ты запропал на три месяца в поместье вдовы Саммерс?

-Вообще-то ты прав, - вынужден был согласиться Саймон, - я бы понял, если б ты закрутил с какой-нибудь женщиной, но…

-Да какое это имеет значение? Ни одна женщина мне не смогла дать того, что подарил Джим. Пожалуйста, не осуждай меня.

-Ну ладно, - сдался Саймон, он протянул руку Чарльзу, и тот крепко сжал ее, - в конце концов, ты отличный парень, Чарльз, всегда меня терпишь, постоянно выручаешь.

-Где ты еще найдешь дурака, который будет оплачивать твои долги? – усмехнулся Чарльз.

-Но я же все верну, - смутился Саймон.

-Забудь, - лорд похлопал друга по плечу.

-Ну уж нет, у меня есть гордость, и я держу слово. Я обязательно верну долг!

-Интересно, как же? – съязвил Чарльз.

Саймон нагнулся к нему ближе и по секрету прошептал.

-Я собираюсь жениться на леди Беатрис Старгейт. За ней дают большое приданое.

Чарльз вытаращил глаза.

-Ты женишься?! – изумленно произнес он.

-А что такого? Мне уже почти двадцать пять, пора остепениться, подумать о семье.

-Скажи честно, - прервал его лорд, - родственники прижали.

Саймон покорно вздохнул и пожал плечами.

-Что поделаешь, нужно беречь честь семьи. Кстати, тебе тоже нужно об этом подумать. Конечно, мотовство – пагубная привычка, но гомосексуализм…

Чарльз нахмурился.

-Прости, не хотел тебя задеть, - Саймон подумал и осторожно спросил, - Чарльз, раз уж тебе нравятся мужчины, ты мной вдруг не заинтересуешься?

-Саймон, я не гомосексуалист и мужчинами не интересуюсь, - решительно произнес лорд.

-А как же Паркер? – растерялся граф.

-Он единственный, - улыбнулся Чарльз.

Джим отошел от Лайонела Гриффитса, хорошего художника, с которым он часто общался, и направился к столику с напитками.

-Джеми? – окликнул его знакомый голос.

Джим испуганно обернулся и замер.

-Арман? – изумленно произнес он.

Де Кампьен широко улыбнулся и подошел к Джиму.

-Джеми, ты ли это? Вот уж не чаял тебя встретить, - томный голос, изысканный акцент ошеломили Джима, он побледнел, словно увидел привидение. Призрак из прошлого.

Барон изящно подошел к Джиму, соблазнительно улыбаясь.

-В чем дело, mon petit, ты не рад меня видеть?

-Что ты здесь делаешь? – испуганно выдохнул Джим, чувствуя накапливающееся раздражение. Тело дрожало от волнения и злости.

-Ну, что же ты, Джеми? – скорчил обиженную гримасу Арман, - ты ли это? Я счастлив, что вновь встретил тебя. Ты так нехорошо поступил со мной, бросил меня.

Джим хмуро сдвинул брови и сжал губы.

-Нам ведь было так хорошо, помнишь?

-Что ты здесь делаешь? – сквозь зубы повторил Джим, стараясь не глядеть на Армана. Этот человек воплощал все, что он хотел забыть, убежать подальше.

-Жорж мой друг, разве ты не помнишь, это же я вас познакомил.

Джим больше всего на свете не хотел вспоминать то время, внезапно он почувствовал себя грязным и ничтожным.

-Ты помнишь моего брата Робера, mon petit? Ведь с ним ты тоже любил развлекаться. Он так страдал, когда ты нас бросил, - кокетливый голос Армана выводил Джима из себя, - похоже, этот дурачок по уши влюбился в тебя, даже руки на себя хотел наложить. А сейчас заперся в поместье, живет как монах.

Джиму совсем не хотелось вспоминать Робера, его жалкие мольбы, слезы, он ползал на коленях, умоляя не бросать его. Иногда Чарли напоминал Робера, и это злило Джима.

-Mon petit, я так соскучился по тебе, - страстно прошептал Арман, - почему бы нам не поехать куда-нибудь, вспомнить старое?

-Нет, Арман, - твердо сказал Джим.

-Нет? Джеми, ты сказал нет? - удивился барон, - я ушам не верю, ты отказываешься от развлечения? Ну же, не разыгрывай меня, уж я-то тебя знаю.

-Я изменился, Арман, - произнес Джим.

-Такие как ты не меняются, - усмехнулся де Кампьен.

-Ты ошибаешься, - зло сказал Джим, уставившись на барона, - все в прошлом.

-В прошлом? Мon petit, что ты говоришь? – изумился Арман, - это ведь то, чем ты жил. Наслаждения - твоя жизнь.

-С этим покончено, - решительно заявил Джим.

-Ну же, Джеми, как ты можешь отказаться от этого? Ты же обожал наслаждаться и дарить себя людям, для тебя это приключение, забавная игра. Тебе ведь нравится властвовать над людьми, лишь одним взглядом, одной фразой поманить, и все идут за тобой. Как ты можешь это забыть? Я никогда не забуду, как ты выбирал человека из толпы, предлагал ему портрет и постель, и никто не мог тебе отказать. Я ведь тоже не смог…

-Больше мне это не нужно. Меня уже не привлекают эти игры, - заявил Джим с улыбкой.

-Что же случилось, mon petit? - недоумевал Арман, - может, ты влюбился?

-Может и так, тебе-то что? – огрызнулся Джим.

-Я не верю, Джеми, как ты мог забыть заветы Легьера?

Джим молчал, глядя на Армана. Теперь он испытывал только неприязнь к этому человеку, от которого раньше сходил с ума. С появлением в его жизни Чарли все прошлые привязанности казались нелепыми и жалкими.

-Кто же сотворил это чудо? – с сарказмом спросил барон.

-Человек, чье имя ты даже произносить не достоин, - презрительно сказал Джим.

-А ты достоин? - в том же тоне спросил Арман, - достоин спать с ним?

-Нет, я меньше всех на свете заслуживаю его, он меня любит. И для меня нет ничего на свете важнее.

-Даже твои картины?

-Он любит и мои картины, потому как они – это я.

-Ты разочаровал меня, Джеми, - грустно сказал барон, - ты был особенным, неповторимым, ты всегда удивлял меня. У тебя был свой взгляд на чувства, на отношения. А теперь ты стал самым обычным.

-Это меня нисколько не угнетает, - улыбнулся Джим.

-Я уверен, что это долго не продлится, или тебя потянет к старому, или у твоего воздыхателя откроются глаз, и он поймет, кто ты есть.

Джим вздрогнул от этих слов. Он и сам раньше хотел дать понять это Чарли, а теперь боялся, что Чарльз прозреет, и все это закончится.

-Прощай, Джеми, - насмешливо сказал де Кампьен, - желаю тебе счастья.

Именно этого и хотел сейчас Джим – простого счастья от обладания Чарли, от его любви и заботы, всепрощающей ласки и терпимости. Джиму захотелось поскорее оказаться вместе с Чарли далеко-далеко от всех людей, особенно, таких как Арман.

Джим не решался подойти к Чарльзу, пока тот разговаривал с МакГрегором, он знал, что граф его не выносит. Джим смотрел на Чарли, не веря, за что же ему так повезло. “Действительно, Бог меня любит, - подумал Джим, - и все прощает”.

Наконец, Чарльз обнял МакГрегора на прощание, и они разошлись. Джим направился к нему с намерением увести домой.

Глава 27.

-Это что-то вроде загородной резиденции? – спросил Джим.

-Нет, просто охотничий домик, - объяснял Чарльз, - мой отец любит утиную охоту, а там прекрасные места для этого – леса, озера, болота…

Чарльз и Джим сидели в экипаже, который ехал по загородной дороге. Джим вполуха слушал Чарльза, рассматривая в окно живописные холмы и долины.

-Твой отец специально выстроил этот дом для охоты? – спросил он.

-Нет, его построил мой дед, тоже заядлый охотник. Эта страсть передалась и моему отцу. Он приезжает туда обычно с несколькими друзьями, которые любят охоту саму по себе, за ее азарт, а не за возможность выгодно покрасоваться в свете.

-А ты не любишь охотиться? – любопытно склонил голову Джим.

-Нет, не люблю, - вздохнул Чарльз, - я вообще не люблю бывать за городом.

-А я обожаю природу, - восторженно произнес Джим, - ее девственная чистота манит и завораживает, и сам будто становишься чище. Знаешь, в природе все идеально, безупречно – то, что называется гармонией.

-Но ты все же любишь портреты больше, чем пейзажи, - заметил Чарльз.

-Ну, может, я еще не дорос до настоящих пейзажей, - скромно улыбнулся художник, - это очень сложно – передать свое восхищение природой.

-Природа – это ведь нечто абстрактное, - сказал Чарльз, - есть лес, реки, горы…

-Но все это одно целое, - добавил Джим, - и люди тоже.

-Ну, только не я, - усмехнулся Чарльз, - я абсолютно городской человек.

-Когда я в городе, я тоже городской человек, - сказал художник, - а когда я его покидаю, то становлюсь дикарем.

-Что же меня ждет? – шутливо испугался Чарльз.

-Не бойся, Чарли, - засмеялся Джим, - мы оба будем дикарями.

Домик понравился Джиму. Это было небольшое деревянное здание из двух этажей, привлекающее неброской стариной и естественной красотой, прекрасно сочетавшейся с окружающим лесом.

-На втором этаже пять спален, - рассказывал Чарльз, когда они вошли внутрь, и кучер занес их багаж, - внизу гостиная с камином, столовая с пристроенной кухней, небольшой кабинет, совмещенный с библиотекой и ванная комната.

-Да тут и жить можно! – восхищенно сказал Джим.

-Иногда отец тут пол-лета живет, он и работает тут же, на отдыхе.

-А он случайно не нагрянет сюда со своими друзьями- охотниками? – насторожился Джим.

-Нет, сезон начнется позже.

-А надолго мы тут?

-Я сказал отцу, что уеду примерно на неделю, - Чарльз обнял Джима и стал целовать его в шею, - но мы можем и задержаться.

-А кто же будет нам готовить? Мы сами будем жарить дичь?

-Конечно, нет, - усмехнулся Чарльз, - думаю, ни ты, ни я этого не умеем. Готовит всегда жена егеря. У них тут домик неподалеку, и она приходит хлопотать по хозяйству.

-У, я думал, мы будем одни, - разочарованно протянул Джим.

Чарльз нежно гладил плечи Джима и, целуя его, произнес:

-Не волнуйся, ты ее даже не заметишь.

Когда они разомкнули губы, Чарльз бодро сказал:

-Ну что, пошли выбирать спальню! – он обнял Джима за плечи и повел наверх.

Джим выбрал спальню с огромной старинной кроватью под балдахином. Чарльз даже не сомневался в его выборе. С мальчишеским задором Джим вскочил на кровать и принялся развязывать высоко поднятый полог кровати. Чарльз сгреб его в охапку, стащил с постели и усадил на край кровати.

-Разве ты не знаешь, что нельзя залезать в обуви на постель, - спросил Чарльз, разувая Джима.

Тот смотрел и улыбался. Сейчас Джим казался таким юным, словно сумел вынести сквозь все жизненные неурядицы наивность и непосредственность детства. Чарльз забыл на мгновение, что перед ним высокомерный, циничный и распущенный Джеймс Паркер. Сейчас это был просто Джим, юноша, которого знал только он.

-Почему ты так странно смотришь на меня, Чарли? – удивленно спросил он, - будто видишь впервые в жизни.

-Я люблю тебя, - прошептал Чарльз, зарываясь лицом в волосы Джима. Хотелось одновременно плакать и смеяться от счастья.

Джим обнял Чарльза за талию и прижался лицом к ее животу.

Чарльз тоже научился играть в эту игру – любить друг друга медленно, дразнить, обещая вершину наслаждения и оттягивая ее. Теперь он вел Джима, заставляя его стонать, умолять. Они соединяли ладони, переплетая пальцы, касались друг друга полуоткрытыми губами, сладострастно вздыхая от удовольствия, но, не позволяя насладиться им до конца. Джиму нравилось то, чему научился Чарльз, но в его уверенных движениях чувствовалась неумелость, неискушенность, и это радовало Джима еще больше. Чарльзу предстояло еще многому научиться в искусстве любви, и Джим наслаждался ролью учителя. Но сейчас он просто сдавался во власть сильного нежного тела, прижимаясь к нему настолько сильно, словно два существа превращались в одно. Достигнув пика, они еще долго не выпускали друг друга, обвивая и плотно прижимаясь, пытаясь восстановить дыхание. Сладкая усталость расслабляла тела, принося покой и удовлетворение. Это было любимое время для обоих, когда они полностью раскрывались друг другу, делились тем, что принадлежало только им двоим, с искренним доверием и откровенностью, граничащей с исповедью. Иногда ленивые беседы, прерываемые поцелуями, переходили в серьезные разговоры. Чарльзу нравился интерес Джима к себе, своей жизни, своим мыслям, но иногда Джим залезал так глубоко в его душу, что Чарльз просто не знал, готов ли он раскрыть эти потаенные грани. Джим всегда был более открытым, для него не было запретных тем, он с готовностью выворачивал себя на изнанку, ничего не скрывая от Чарльза, выставляя себя в истинном свете, чтобы у лорда не оставалось никаких заблуждений на его счет. Чарльз очень ценил это доверие и уважал Джима еще больше, даже его слабость казалась силой.

Джим и Чарльз лежали в своей любимой позе – Чарльз на спине, а Джим на его груди, они смотрели друг другу в глаза, улыбались, иногда легко касались губами, сделав паузу в разговоре, а потом опять продолжали.

-Расскажи о своем отце, - попросил Джим.

Чарльза это удивило, но об отце ему всегда было приятно говорить.

-Мой отец такой человек, на котором всегда держится общество, преданный до конца служению своей стране и тому делу, которое она ему поручила. Знаешь, он из тех, для кого ум, честь и совесть являются главной заповедью, ну и конечно добродетель, консерватизм, почитание традиций. Мой отец – это то лучшее, что дало людям прошлое поколение.

-Тебе трудно с ним находить общий язык?

-Иногда, да, - печально произнес Чарльз, - я тянусь ко всему новому, а его пугают новизна и перемены. Мне жаль, что во многом отец меня не понимает, но он уважает мою свободу и верность своим идеям.

-Почему ты не пошел по его стопам, в политику? – спросил Джим.

-Не знаю, это не для меня, - Чарльз задумчиво перебирал светлые волосы Джима, - может, это кажется мне таким мелочным, ненадежным, неискренним.

-Политика – грязное и неблагодарное дело, - заявил Джим, - печешься о благе народа, а он этого не замечает, печешься о своем благе – начинает возмущаться.

Чарльз улыбнулся.

-Ты имел дело с политикой?

-С политиками, - загадочно сказал Джим, увидев нахмуренные брови Чарльза, он добавил, - я много беседовал с разными общественными деятелями. По большому счету, многие из них казались мне или занудами или фанатиками.

-А твоя мать? – через некоторое время спросил Джим.

-Я всегда любовался и восхищался ей, она казалось мне идеальной женщиной. Но моя мать всегда была мне чужой, она вообще скупа на эмоции, предпочитая в общении сдержанность, это добавляет ей чувство собственной значимости.

-Но она не живет с твоим отцом?

-Она никогда не любила Лондон, предпочитая загородное поместье – Честертон-холл. Сейчас она почти отошла от светской жизни, которая ее утомила, и превратилась в типичную сельскую помещицу. Она сама управляет делами имения, воспитывает мою сестру, отказавшись от услуг гувернанток и учителей.

Когда Чарльз рассказывал о своей семье, он заметил тоскливое выражение в глазах Джима.

-А что с твоей семьей? – спросил Чарльз, - они живы?

-Живы, здоровы, по-прежнему живут в бедном квартале Лондона, - грустно ответил Джим.

-Ты видишься с ними?

-Нет. Два года назад я видел их в последний раз. Отец очень гордился мной, моими художественными успехами, но когда узнал, какую беспутную жизнь я веду, да еще и сплю с мужчинами, он пожелал, чтобы у него больше не было сына. Он заявил, чтобы я не смел появляться в его доме и порочить его честное имя.

-А твоя мать как отнеслась к этому?

-Моя мать… - Джим тяжело вздохнул, - моя мать готова была принять меня каким угодно, но она не посмела перечить отцу.

-Тяжело тебе без них? – Чарльз нежно провел костяшками пальцев по щеке Джима.

-Я их очень ценю, но мне жаль, что доброе имя для отца дороже сына, но я его понимаю и не сержусь. В конце концов, он дитя своего времени и общества, ему трудно что-то изменить в себе.

“А как бы мой отец отнесся к этому? – размышлял Чарльз, - смог бы поступиться принципами ради любви ко мне, проявить понимание?” - ему хотелось надеяться на лояльность отца. Он заметил, что Джим стал задумчивым и невеселым, и поспешил сменить тему:

-Ты так и не закончил картину, - с легким упреком сказал Чарльз, подумав, что на самом деле Джим не закончил обе картины, но к первой он давно охладел.

-Мне не хочется этого делать, - признался Джим.

-Почему? – удивился Чарльз, - она тебе разонравилась?

-В том то и дело, что она безумно мне нравится, это мое лучшее творение, поэтому я и не хочу с ней расставаться.

Чарльз продолжал удивленно смотреть на Джима.

-Понимаешь, писать картину – это как заниматься любовью, - Чарльз улыбнулся от этого сравнения, - хочется растянуть удовольствие, наслаждаться каждым удачным мазком, оттенком, игрой форм и светотени, смаковать каждую деталь, медленно прорисовывая ее, продумывая. А когда заканчиваешь картину – это как оргазм, чувствуешь небывалое наслаждение, а потом наступает опустошение и грусть.

-Но ведь всегда можно начать снова, - томно сказал Чарльз, проводя кончиками пальцев по чувствительной родинке на спине Джима, - ты ведь сам говорил, будет еще много картин.

-Конечно, - грустно согласился художник.

Но он знал, что такой уже не будет. Не будет этого накала страстей, когда они оба безмолвно томились, желая друг друга, как он открывал в Чарльзе его скрытую сексуальность, и как это пугало и удивляло Чарли. Он знал, что теперь в портреты Чарльза он будет вкладывать нежность, любование, а скрытая страсть выплеснется на поверхность. Это не печалило Джима, а давало новое вдохновение и пыл, но все равно было немного грустно заканчивать эту картину.

-Ты еще не потерял ко мне интерес как к модели? – осторожно спросил Чарльз.

-К тебе, Чарли, я не потерял никакого интереса, - соблазнительно улыбнулся Джим.

-Проверим? – с вызовом спросил Чарльз.

0

9

Глава 28.

Чарльз протянул руку, помогая Джиму взобраться на крутой холм. Когда они оказались на вершине, глаза художника засияли от восхищения – расступившийся лес открывал перед ними настоящее царство озер и болот, сверкавших в высоком полуденном солнце.

Чарльз прижимал Джима к себе, обнимая его бедра. Художник рисовал наброски, прислоняя папку к животу. Мягкий карандаш ловко двигался по белой бумаге, передавая простое очарование водного края. Ветерок трепал длинную светлую челку Джима и мягко овевал его задумчивое и восторженное лицо. Чарльз с нежностью смотрел на него и улыбался – Джим не может не рисовать, он скорее перестанет дышать. Чарльз с наслаждением вдохнул свежий запах леса, почти не знакомый ему, но такой пьянящий. Тишину нарушали только крики птиц и глухой шум водных зарослей.

-Как ты можешь не любить все это? – с удивлением спросил Джим, отрываясь от зарисовок.

-Думаю, просто раньше я не обращал внимания на эту красоту, даже пренебрегал ею. А теперь у меня есть причины любить природу.

-Это я тебе открыл глаза? – улыбаясь, спросил Джим.

-Думаю, да, - ответил Чарльз, целуя теплое обнаженное плечо Джима.

Они скинули ненужные пиджаки и рубахи, подставляя горячие тела легким прикосновения солнечных лучей.

После нескольких набросков, Джим решил вернуться к покрывалу, расстеленному под деревом, и продолжить пикник. Чарльз разлил темно-бордовое вино.

-За нас, - произнес он, соединяя свой бокал с бокалом Джима.

Губы Джима были влажными и сладкими от вина, они то нежно скользили по полуоткрытым губам Чарльза, то властно захватывали его рот, и юноши усиливали поцелуй, словно хотели поглотить друг друга. Оторвавшись от губ Джима, Чарльз стал покрывать легкими дразнящими поцелуями его лицо – чистый высокий лоб, закрытые веки с золотистыми ресницами, острый нос, нежную кожу щек, гладкие скулы, линию челюсти, тонкий подбородок, потом спускался по соблазнительно изогнутой шее, слегка щекоча ее.

-Чарли, - смеялся Джим, отстраняясь от дразнящих прикосновений. Он сидел между ногами Чарльза, прислоняясь спиной к высоко поднятому колену.

Потом Чарльз целовал тонкие плечи, проводил губами по длине руки и припадал к ладони. Он обожал ладони Джима, творящие, искусные, нежные.

Чарльз уже убедился много раз, что поездка за город была отличной идеей. Раньше ему было скучно в таких местах, а сейчас он был счастлив, что вокруг нет никого, кроме него и Джима.

Миссис Барфилд, жена егеря, удивилась, когда узнала, что приехал молодой хозяин с другом, и они не собираются охотиться.

-Мой друг – художник, - объяснил ей лорд, - ему нужны натурные наброски, и я посчитал, что это прекрасное место. Вокруг потрясающие места и тишина, никто не будет мешать ему работать.

Женщина наивно приняла объяснения Чарльза. Она каждый день готовила им еду у себя, а потом приносила в хозяйский дом. От уборки Чарльз ее освободил, это устаивало и его, и женщину, которая не хотела мешать отдыху молодого лорда и работе художника.

Чарльз и Джим могли, не таясь, предаваться любви, забывая об окружающем мире, ничего отныне не существовало, кроме них двоих. Время замерло, потекло лениво, позволяя влюбленным досыта насладиться каждым мгновением.

По вечерам Чарльз зажигал в спальне множество свечей, и она погружалась в таинственный свет.

-Как ты можешь рисовать в этом полумраке? – удивленно спросил Чарльз.

Джим поднял голову от папки, лежащей на коленях, он пожал плечами и ничего не ответил. Чарльз пристально осматривал его, наслаждаясь каждой черточкой лица и тела, каждым движением. Тишину нарушал лишь шорох карандаша. Чарльз прикоснулся к колену Джима и повел кончиками пальцев легкую дорожку вверх по ноге.

-Чарли, прекрати, - шутливо рассердился Джим, - ты меня отвлекаешь.

-Что ты там рисуешь? – поинтересовался Чарльз.

-Нас, - улыбнулся Джим.

-Ого! – изумился Чарльз, рассматривая две фигуры, нарисованные Джимом, сплетенные в откровенных и необузданных ласках, - похоже, обнаженная тема тебя вдохновляет, - восхищенно заметил он, любуясь двумя влюбленными, сияющими от счастья и удовольствия.

-Я же говорил, что обнаженная натура получается у меня лучше всего, - сказал художник, - когда вернемся в Лондон, я тебе покажу мои работы.

Как бы Чарльз ни восхищался творчеством Джима, ему не хотелось видеть эти работы.

-Ты очень ревнив, - ласково упрекнул его Джим, - чтобы успокоить тебя, я скажу, что до тебя я ни разу не спал с натурщиками, которые позировали мне обнаженными. Это мой профессиональный принцип.

-Но ты его нарушил, - заметил Чарльз.

-У меня не было выбора, я очень хотел получить тебя.

-Тебе это удалось, - улыбнулся Чарльз, целуя коленки Джима.

Художник отложил папку и потянулся за бокалом вина, стоящим на столике у кровати. Чарльз усмехнулся, любуясь его гладкими, упругими ягодицами. Джим повернул к нему голову и спросил:

-Чего ты ухмыляешься? Нравится моя задница?

-Очень! – Чарльз подтянул его к себе и стал торопливо целовать поясницу и бедра.

-Чарли, ах ты развратник! – со смехом возмутился Джим.

Руки медленно скользили под тонкими простынями, ласкала, дразнили, приносили наслаждение. В тишине раздавались только звуки поцелуев, тихие стоны и вздохи, скрип простыней под горячими телами, тянущимися друг к другу. Кончики пальцев исследовали каждый дюйм податливой гладкой кожи, чувствительной и пылающей от страсти. Мутные от жажды глаза встречались, понимая друг друга без слов, маня и обещая. Влажные губы едва соприкасались, разделяя тяжелое дыхание и вздохи наслаждения.

Чарльз проснулся в темноте. Свечи догорели или потухли. В комнате было прохладно, ночной воздух пробирался в открытое окно. Еще не открыв глаза, Чарльз почувствовал холод и пустоту от того, что Джима не было в постели. Чарльз накинул халат и спустился вниз. Он замер на середине лестницы, присев на ступеньки. Вновь Чарльз видел ангела, но не серебристого, а сияющего красным золотом, которое бросал на Джима полыхающий в камине огонь. Художник сидел в кресле, одетый в купальный халат, вытянув длинные ноги на мягком пуфике и подставляя их жарким поцелуям огня. Руки Джима и даже лицо были перепачканы углем и сангиной, он прикасался руками к щекам, откидывал со лба и висков длинную челку. Лицо его было задумчивым, как никогда. Неземная красота и печаль делали Джима похожим на ангела, которого Чарльз впервые заметил на перилах террасы, купающегося в объятиях лунного света. Как Чарльз жалел в это мгновение, что он не художник и не может запечатлеть Джима таким. Сердце сладко сжалось, захотелось броситься к нему, схватить в свои жадные объятия, но Чарльз лишь с трепетом смотрел на Джима, не решаясь разрушить волшебный момент.

-Чарли? – Джим случайно поднял глаза от рисунка и заметил Чарльза, - почему ты сидишь на лестнице?

-Просто любовался тобой, - Чарльз поднялся со ступенек и стал медленно спускаться вниз, - сейчас я вспомнил тот вечер, когда я увидел тебя на террасе в доме Лэндвика. Ты тогда был похож на ангела в серебристом свете.

-Я тебе тогда, наверное, нагрубил, - сказал Джим, стараясь припомнить тот вечер.

-Совсем нет, - мягко сказал Чарльз.

Он подошел к Джиму и, не в силах сдерживать себя, схватил его в свои голодные объятия и стал осыпать короткими жаркими поцелуями.

-Чарли, я тебя испачкаю, - дразняще произнес Джим, кладя запястья Чарльзу на плечи, стараясь не касаться его перепачканными углем пальцами.

Чарльз обожал такое игривое настроение Джима.

-Да, Джим, - шептал он, почти не останавливая поцелуи, - я хочу, чтобы ты меня испачкал…

Чарльз лежал на ковре у камина, смотрел на огонь и поглаживал светлую голову, удобно устроившуюся в изгибе его шеи. Джим лежал на нем и доверчиво прижимался.

-Я ни с кем никогда чувствовал себя так потрясающе, - с восхищением пошептал Чарльз, - а ты?

Джим грустно вздохнул.

-Прошу тебя, Чарли, не надо меня спрашивать, с кем мне лучше – с тобой или кем-то из прежних любовников, - Джим поднял голову и посмотрел в лицо Чарльза, - мне хорошо с тобой, очень хорошо, думаю, это единственное, что должно иметь значение.

-Конечно, Джим, - Чарльз вновь прижал его голову к своему плечу.

Обычно Джим охотно рассказывал о своих любовниках, но никогда не сравнивал их, говоря, что каждый человек дарит новые, ни на что не похожие ощущения. Чарльзу просто хотелось услышать, что и для Джима их отношения значат то же, что для Чарльза, а для него это было самое невероятное и восхитительное событие в жизни.

Джим легонько поцеловал Чарльза в челюсть и сказал нежно:

-Мне с тобой очень хорошо, Чарли, мне ни с кем не было так хорошо, даже с Жан-Батистом.

Чарльз крепко сжал Джима, безмолвно выражая свою радость и благодарность.

-Знаешь, - немного позже произнес Джим, - пересматривая свое прошлое, я понял, что не жалею и не стыжусь его. Раньше мне нравилась такая жизнь, я любил приключения, любил спать с кем угодно просто ради интереса.

-Не надо, Джим, давай не будем об этом говорить, - прервал его Чарльз.

-Нет, Чарли, это моя жизнь. Ты должен принимать меня таким, я же не могу перечеркнуть то, что было.

-Я люблю тебя и принимаю, Джим, - заверил его Чарльз, - просто хочется, чтобы наши отношения были для тебя новой страницей жизни, перекрывающей все прошлое.

-Так и есть, Чарли, - ласково сказал Джим, - но ты ведь не сможешь забыть, что я был маленькой шлюшкой…

Чарльз поцелуем закрыл его рот, не желая больше ничего слышать. Он не хотел знать о прошлом Джима, не хотел, чтобы тот вспоминал о прежних любовниках. Сейчас это не имело никакого значения.

-Чарли, мне немного страшно возвращаться в реальный мир. Все так хорошо, просто идеально, это не может длиться долго, - грустно сказал Джим.

-Все будет хорошо. Я буду с тобой, не смотря ни на что, - пообещал Чарльз.

Глава 29.

Кончики языков встретились, едва касаясь, легко двигаясь, приблизились сильнее, еще ближе, соприкоснулись полностью, сплелись, заставляя губы сблизиться и сомкнуться. Они не останавливались ни на секунду, играя и лаская друг друга, и губы двигались, подчинясь ритму языков. Дыхание с шумом вырвалось из легких, когда поцелуй прервался, и на губах появились блаженные улыбки.

Утро принесло свежую прохладу, огонь в камине почти потух, посылая прощальные отблески двум телам, крепко прижимающимся друг к другу.

Чарльзу не хотелось подниматься, но он замерз. Джим принес тонкое покрывало, но оно не могло спасти от пронизывающего холода. Капли редко и беспорядочно застучали по крыше, потом чаще, сильнее. Дождь набирал мощь, входил в ритм, обрушился глухим шумом воды. Под его мерный звук Джим засыпал на груди Чарльза, прислушиваясь к дождю и стуку сердца. У Чарльза, наоборот, пропали все остатки сна. Он легко гладил белокурую голову Джима, стараясь дышать тише, чтобы вздымающаяся грудь не разбудила дремавшего юношу.

-Малыш Джимми, - с улыбкой прошептал он.

-Пожалуйста, не называй меня Джимми, - послышался обиженный голос.

-Ты не спишь? – удивился Чарльз.

-Уже не сплю.

-Почему ты не хочешь, чтобы я называл тебя Джимми? – Чарльз убрал светлую челку со лба.

-Это звучит насмешливо, - поморщился Джим.

-Что я слышу, Джеймс Паркер не любит насмешек, - поддразнил Чарльз.

-Ты прав, - вздохнул юноша, - я боюсь насмешек в свой адрес, это заставляет меня терять уверенность, поэтому я и нападаю постоянно на других, чтобы защититься.

-Но я-то говорю это не насмешливо, а ласково, - улыбнулся Чарльз.

-Я знаю, - мягко сказал Джим, - так называл меня Жан-Батист.

Чарльз ревновал к этому человеку сильнее всего, ему казалось, что Джим относится к нему с особой нежностью.

-Жан-Батист был твоим первым? – неуверенно спросил Чарльз.

-Первым мужчиной, - с усмешкой поправил его Джим, - но он единственный, кто был мне по-настоящему близок и дорог, конечно, до встречи с тобой, Чарли, - он нежно улыбнулся.

-Ты мне льстишь, - шутливо заметил лорд.

-Ты же знаешь, я никогда не льщу, - серьезно сказал Джим, - я говорю правду или не говорю ничего.

-Неужели, люди, с которыми ты… - Чарльз запнулся, - был… неужели, они ничего не значили для тебя?

-Они мне нравились, но только в постели. Для общения я выбирал обычно других людей. Редко кто подходил на обе роли. Обычно, меня устраивало что-то одно – или тело, или мозги…

-Джим, ты жуткий циник, - с легким укором прервал его Чарльз, - неужели ты никогда не думал о чувствах?

-Все чувства я вкладывал в свои картины, на людей их просто не оставалось, - Джим прижался лбом к щеке Чарльза, - а теперь я понял, что если чувство сильно, то его хватит на все.

Чарльз так хотелось слышать эти слова, он ждал, что Джим признается ему в любви, но тот обходил стороной эту тему.

“Он любит меня, я уверен, - думал Чарльз, - просто не знает этого еще, а может, не умеет сказать об этом”. Чарльз не хотел торопить Джима, но был уверен, что очень скоро дождется заветных признаний.

-Чарли, я так изменился, - признался Джим, - меня это удивляет, даже немного пугает.

-Не надо, Джим, это нормально. Ты еще очень молод, а молодости свойственны постоянные перемены. Этого не нужно пугаться. Это естественно и прекрасно!

-Я стал таким чувствительным.

-Но это замечательно. Художник и должен быть чувствителен ко всему. Он должен быть открыт для эмоций, впечатлений, любви, а ты постоянно пытаешься подавить свои чувства.

Джим вздохнул и обнял Чарльза за шею.

-Я уверен в себе, только когда пишу картины. В отношениях с людьми все так непросто.

-Но это и делает их разнообразными, интересными, привлекательными, - сказал Чарльз, - ты ведь сам это знаешь.

-Ну, не со всеми людьми интересно общаться, - заметил Джим.

-Это точно, - подтвердил Чарльз, - но нужно уметь находить именно достойных собеседников среди множества болтунов.

-Тебе это хорошо удается, - сказал Джим с одобрением, - только я не понимаю, как ты можешь считать своим другом этого болвана МакГрегора.

-Не трогай Саймона, - попросил Чарльз, - он хороший парень.

-Кутила и бездельник, - фыркнул Джим.

-Такой же, как и я, только в немного большей степени. Но он мой друг.

-Ты не бездельник, Чарли, - замотал головой Джим.

-А кто же я? – удивился Чарльз, - я ничего не создаю, просто живу в свое удовольствие.

-Тебе это по рангу положено. Ты принадлежишь к привилегированному сословию, поэтому ты можешь позволить себе просто наслаждаться жизнью.

-Иногда мне кажется это несправедливым, - заметил Чарльз.

-Ого! – удивился Джим, - да ты у нас коммунист!

-Не говори глупостей, - отмахнулся Чарльз.

-Давай вернемся в постель, - ежась, предложил Джим, - становится холодно. Я уже окоченел, - признался он.

-Что же раньше не сказал?

-Мы так хорошо лежали.

-В тепле мы тоже можем так лежать, и будет еще лучше, - улыбнулся Чарльз, поднимаясь.

Чарльз и не подозревал, что можно быть таким безоглядно-счастливым, окунуться полностью в свою любовь, не озираясь, не думая об обязанностях, о последствиях. Это была сбывшаяся мечта, только он и Джим, полностью открытые друг другу, безумные и опьяневшие от свободы

Две недели показались сказкой, но больше Чарльз не мог откладывать возвращение в Лондон, отсрочка вызвала бы ненужные подозрения и внимание. Отец итак удивился, узнав, что Чарльз уезжает за город с друзьями, но не это беспокоило сына. Он боялся, что, оставшись подольше, он уже не захочет, да и не сможет вернуться. К сожалению, он не мог поступать так безоглядно и необдуманно.

Кучер вновь приехал через неделю, в прошлый раз хозяин отправил его одного, сказав, что останется в охотничьем домике еще на недельку, но теперь он и его друг были готовы возвращаться в город.

Джим выглядел добродушным и счастливым, казалось, он ничуть не огорчился, покинув лесной рай, и готов был окунуться в городскую жизнь. Джим везде легко приспосабливался.

-Ты не хочешь возвращаться в Лондон? - спросил Джим, глядя в задумчивое лицо Чарльза.

-Просто мы были только вдвоем, а теперь вновь появятся другие люди, с которыми придется общаться, - вздохнул Чарльз.

-Ты же любишь общаться с людьми, - удивленно сказал Джим.

-Моя б воля, и я общался только с тобой.

-Да брось, Чарли, мы ведь по-прежнему будем вместе.

Чарльз только улыбнулся в ответ.

-Кстати, завтра моя подруга Дайана Элбертс устраивает традиционный вечер, - сказал Джим, - ты хочешь пойти со мной?

-Конечно, - Чарльза удивили слова Джима, - твоя подруга? Я думал, ты не очень-то уважаешь женщин.

-Не всех, есть те, с которыми мне интересно, - сказал Джим, - а Дайана очень необычная женщина, с нею приятно общаться.

-Будет интересно с ней познакомиться, - сказал Чарльз.

-Она давно овдовела, теперь живет в свое удовольствие, - продолжал Джим, - любит, как и Джордж, устраивать вечера, приглашать интеллигенцию, молодых дворян.

-И как ты меня ей представишь? – провокационно спросил Чарльз.

-Как своего друга и любовника, - невозмутимо ответил Джим.

Глава 30.

Джим взял Чарльза под руку.

-Не волнуйся, - прошептал он, - это всего лишь покровительственный жест.

Чарльза волновало и смущало такое поведение Джима на публике.

-Все в порядке, - уверил его художник, - можешь не смущаться. Бери пример с барона Фергисона, - он указал на мужчину средних лет, недвусмысленно прижимающегося к молодому смазливому парню.

-Это Пьер-Луи, французский бездельник, - небрежно сказал Джим, - полное ничтожество.

-Джим, как я рада тебя видеть! – радостно сказала подошедшая к ним женщина.

-Дайана! – улыбнулся Джим, он изящно склонился к руке женщины. Чарльза это удивило, ибо он никогда не видел, чтобы Джим целовал женщинам руки.

Дайана расцеловала Джима в обе щеки и, смеясь, сказала:

-А ты похорошел! – она посмотрела на Чарльза, - не представишь мне своего друга?

-Чарли, это леди Дайана Элбертс, - сказал он Чарльзу, - а это Чарли.

Чарльз галантно склонился и поцеловал руку леди.

-О? Да Чарли настоящий джентльмен! - улыбнулась женщина.

Чарльз решил представиться сам, вместо фамильярного знакомства Джима.

-Лорд Чарльз Честертон, - изысканно поклонился он.

-Так-то лучше, - улыбнулась Дайана.

Чарльзу сразу понравилась эта миниатюрная элегантная женщина, лет сорока у нее были чудесные черные волосы, уложенные в строгую прическу. Дайана была одета роскошно, но со вкусом. Ее очаровательная улыбка вызывала расположение и доверие.

-Чарльз, вы, похоже, смущены бесстыдным поведением Джима, - заметила она, - позвольте на правах хозяйки мне взять дело в свои руки.

Она разъединила мужчин и встала между ними, беря под руки обоих.

-Так лучше, - довольно произнесла она, - мне по душе компания двух самых красивых мужчин.

Чарльз и Джим посмотрели друг на друга и улыбнулись.

-Вы не были представлены при дворе, Чарльз? – поинтересовалась Дайана.

-Не имел чести, - скромно ответил лорд.

-Думаю, вам бы там понравилось. Сейчас при дворе много интересной молодежи. Вы играете в поло?

-Немного, - сказал Чарльз.

-Не скромничайте, вы в отличной форме, уверена, вы великолепно играете.

Дайана оживленно рассказывала о придворной жизни, о достижениях в искусстве. Хозяйка усадила гостей на диван по обе стороны от себя.

-Желаете шампанского? – спросила она, обращаясь к Чарльзу, - или может ликеру?

-Я бы предпочел виски, - сказал Джим.

-Ты все такой же жуткий пьяница, - поддразнила его леди, - Чарльз, а вы чего желаете?

-Я бы не отказался от бренди, - скромно произнес он.

-Джим, может, ты принесешь нам выпить? – очаровательно попросила леди Дайана.

-Конечно, - согласился тот.

Когда они остались вдвоем, леди Дайана повернулась к лорду и с нескрываемым любопытством спросила:

-Как же вам удалось покорить этого гордеца? Он буквально светится от счастья!

-Боюсь, это он меня покорил, - улыбнулся Чарльз.

-Наверняка, все началось с картины? – предположила женщина, - я уверена, Джим пожелал написать ваш портрет.

-Так и было, - подивился Чарльз, - как вы догадались?

-Думаю, ваша красота говорит сама за себя, - улыбнулась леди, - именно такой тип и привлекает Джима. Но я удивлена. Он никогда не заводил романтических отношений со своими натурщиками, ну, я не имею в виду заказчиков. Они были для него просто идеальными моделями и не привлекали в физическом плане – только интерес художника. Чем же вы его все-таки покорили и заставили изменить своим принципам?

-Не знаю, - Чарльз пожал плечами. Не смотря на доверие, которое он чувствовал к этой женщине, он не собирался рассказывать, как Джим его соблазнил.

-В конце концов, должен же и Джим влюбиться, - заключила Дайана, - не вечно же ему оставаться холодным циником.

-Кто это тут холодный циник? – послышался недовольный голос.

-Конечно ты, мой милый, - улыбнулась леди Дайана и приняла из рук Джима протянутый бокал с шампанским.

-Значит, я холодный? – сузил глаза Джим. Он уселся рядом с Чарльзом и неожиданно впился губами в его шею.

-Джим, что ты делаешь? – отпрянул Чарльз.

-Тебе не нравится? – усмехнулся Джим.

-Не на публике же…

Леди Дайана рассмеялась.

-Ладно, голубки, оставлю вас одних.

-Чего ты боишься? – игриво улыбнулся Джим, - огласки?

-Нет, боюсь не сдержаться, - тихо ответил Чарльз.

Джим засмеялся. Он посмотрел вслед уходящей женщине и сказал:

-Дайана сама порядочность, но она позволяет в своем доме маленькие безобразия.

Чарльз отпил бренди и задумчиво сказал:

-Джим, она сказала, что ты ничего не чувствовал к своим моделям, - он вопросительно посмотрел на художника, - когда ты рисовал меня, ты тоже ничего не чувствовал, не хотел?…

-Я сходил с ума, - признался Джим, - твои губы не давали мне покоя.

-Но вначале ты был абсолютно равнодушен ко мне, - возразил лорд.

-Разве ты не помнишь? Ты сам захотел этого, Чарли.

Чарльз согласился. Тогда он не мог себе простить позора и падения, а теперь в открытую позволял Джиму положить руку себе на плече и ласкать свою шею. Чарльза это очень смущало, но Джим только забавлялся.

-Расслабься, Чарли, - прошептал Джим, его дыхание щекотало ухо Чарльза, - тут и дела нет до того, кто с кем спит. Никто не таится. Вон, видишь, леди Клара Олдли под руку с молодым виконтом, - он указал на парочку – пожилая ярко-одетая женщина и цветущий юноша, - он ей в сыновья годится, но всем на это наплевать, хотя в других местах на эту тему с удовольствием посплетничали бы.

Чарльза пробрал холод, когда он представил, как болтливые леди чешут языками: “Представляете, молодой лорд Честертон завел себе любовника! Какого-то распутного художника…”

-Добрый вечер, Джеми, - размышления Чарльза прервал чарующий голос с французским акцентом. Он узнал мужчину, которого видел на приеме у Джорджа.

-Мсье Чарльз, - если не ошибаюсь? – сказал француз, пожимая руку лорду.

Чарльз кивнул.

-А вы барон де Кампьен, - вспомнил он.

-Зовите меня просто Арман. Мы с Джеми близкие друзья, - многозначительно сказал барон, - правда, Джеми?

Джим яростно смотрел на Армана, он сжал губы и раздул ноздри. Чарльз понял, что ему неприятен француз. “Наверное, кто-то из его прошлого”, - предположил лорд, и его передернуло от этой мысли.

-Значит, вы теперь развлекаетесь с Джеми? – небрежно спросил Арман, разваливаясь на диване рядом с Чарльзом и потягивая ликер.

Чарльз удивленно посмотрел на него, барон усмехнулся:

-Да бросьте, я все знаю. Хочу вас предупредить только, будьте с ним поосторожнее.

-Уходи, Арман, - сквозь зубы произнес Джим, но француз не обратил на него никакого внимания, упиваясь своей маленькой местью.

-Джеми – жестокий мальчик, он любит забавляться с чувствами других. Но потом он сбежит от вас, как делал много раз. Он и со мной так поступил.

Чарльз холодно посмотрел на барона и произнес:

-Не думаю, что я хочу это слышать.

-Я знаю, - усмехнулся Арман, - но хочу вас предостеречь. Не позволяйте этому коварному мальчишке разбить вам сердце, - барон встал с дивана, он внимательно посмотрел на Чарльза, потом на Джима.

-А ты неплохо пристроился, Джеми, - усмехнулся он, - такой красивый джентльмен… - и Арман удалился, весьма довольный собой.

Джим вопросительно и насторожено посмотрел на Чарльза.

-Все французы такие наглые и самоуверенные, - фыркнул лорд. Он притянул Джима к себе и прошептал, - думал, его слова изменят мое отношение к тебе?

-Я думал, ты поверишь ему, что я вероломный и бесчувственный и брошу тебя.

-Я верю тебе, а не ему, - Чарльз легко поцеловал Джима в макушку, потом оживленно спросил, - мы пришли сюда, сидеть на диване или общаться с интересными людьми?

-По-моему, у Сандерса есть будущее, - с видом знатока произнес сэр Уильям Лэмберт.

-Да, подтвердил его собеседник, журналист Том Уитек, - и у него есть хватка, и он очень дальновидный политик

Чарльз с умным видом кивал головой, ничего не понимая в разговоре, так как был далек от политики.

-Этот Сандерс просто напыщенный самоуверенный болван, - заявил Джим. Он вошел во вкус, теперь это был привычно-циничный и насмешливый Джеймс Паркер, не прощавший никому ошибок и слабостей.

-Откуда ты знаешь, Паркер? – изумился Уитэк, - ты же видел-то его раз в жизни, да и в политике не разбираешься совершенно.

-Я просто это знаю, - пожал плечами Джим, - одного раза мне хватило, чтобы увидеть, что Сандерс пустышка.

-Ты же у нас ясновидящий, - насмешливо сказал сэр Лэмберт, - может, ты скажешь, победят ли лейбористы на выборах?

-Откуда мне знать? – отмахнулся Джим, - я в политике не разбираюсь.

-Тогда не встревай, - строго произнес Лэмберт со снисходительным видом.

-А что вы скажете о Сандерсе, Честертон? – спросил Уитэк.

-Я не знаком с ним, - сконфузился Чарльз, - и вообще, я не слишком силен в политике.

Лэмберт смерил его взглядом и вновь вернулся к беседе с Уитэком, теряя к Чарльзу и Джиму всякий интерес. Джим хотел что-то еще сказать, чтобы вновь обратить на себя внимание, но Чарльз отвел его в сторону.

-Зачем ты затеял с ними разговор, если мы оба не сильны ни в политике, ни в экономике?

-Нужно уметь поддерживать диалог на любую тему, - заявил художник, - но ты прав, с этими парнями скучно. Пойдем, поспорим с Чарльзом Клейтоном.

-Кто это? – удивился лорд.

-Ты что, не знаешь? Это же писатель. У него свой взгляд на романтического героя в литературе. Это будет интересно.

-Только ради Бога, не задавайся, - попросил Чарльз.

-Никогда! Я всегда честен, - гордо сказал Джим, - и говорю только правду.

-Ну, конечно, - вздохнул Чарльз.

На этот раз компания попалась более интересная, несколько писателей, поэтов и критиков, Чарльз и Джим органично вписались в дискуссию, так что остаток вечера прошел интересно и познавательно.

Глава 31.

Чарльз волновался, подъезжая к особняку отца – Честертон-хаусу. Приехала его мать, и юный лорд боялся растеряться в ее присутствии. Мать вселяла в него благоговейный трепет и робость, он всегда смотрел на нее, как на королеву. Леди Кэролайн была одной из самых умных, красивых, образованных и воспитанных дам из высшего света. Когда она появлялась на приемах, то всегда блистала. Чарльз всегда гордился ею, но никогда в полной мере не ощущал, что она – его мать. Она была сдержанна, держалась гордо, считая, что излишнее проявление чувств – недопустимая слабость. Чарльз никогда не получал от нее тепла, но это было данью его высокому положению. Мать ему всегда заменяли кормилица, кухарка Бетти, гувернантка. Ему всегда хотелось услышать от леди Кэролайн ласковое слово или увидеть теплую улыбку, но он смирился с этим, так как был мужчиной и умел обходиться без материнской нежности. Больше всего расстраивало Чарльза то, что и маленькая Рози не получает этого. С дочерью леди Кэролайн держалась строго и официально, словно была воспитательницей, а не матерью. Мать Чарльза была очень чуткой и проницательной, он знал, что она может заметить произошедшую в нем перемену, но Чарльз этого не боялся. В отличие от отца, матери он давно запретил вмешиваться в свою жизнь. Все, что ее волновало, чтобы сын был порядочным, достойным, воспитанным молодым джентльменом и не опозорил бы неосторожным действием честь своей семьи. В этом они были схожи с отцом. Чарльз усмехнулся, понимая, насколько мало для него значит эта пресловутая честь семьи.

В сорок два года Кэролайн выглядела не старше тридцати пяти, она очаровывала свежестью молодости, именно от нее Чарльз унаследовал красоту и благородство черт, русые волосы и яркие карие глаза.

Чарльз почтительно склонился к руке матери, она покровительственно поцеловала его в лоб и сдержанно улыбнулась.

-Мой сын, - произнесла она ровным голосом, в котором Чарльз не мог разобрать никакого оттенка чувств, - вы совсем забыли меня, - уже с укором сказала леди Кэролайн, - не приезжаете в поместье. Так получается, что племянника я вижу чаще, чем своего сына.

Нэйтан стоял тут же с довольным видом и ухмылялся. Он пользовался доверием и уважением леди Честертон, помогая ей во всех делах, подолгу живя в Честертон-холле.

-Простите меня, матушка, - вежливо произнес Чарльз, - вы же знаете, деревенская жизнь мне не по душе.

-Вы огорчаете меня, Чарльз, называя Честертон-холл деревней. Я умею поддерживать светский вид и устраивать достойные приемы.

Чарльз понял, что сказал нечто обидное для матери. Леди Кэролайн не любила городской суеты, но и сельской жительницей себя не считала, ей наскучил свет, но она стремилась поддерживать светскую жизнь. Эта женщина была очень противоречивой, Чарльзу казалось, что она сама не знает, чего хочет.

Лорд Честертон держался отстранено в присутствии жены. Прожив в браке двадцать три года, они остались полными незнакомцами и чужаками. Сэр Альфред был более открытым и общительным человеком, а изысканная отчужденность его жены отбивала всякую охоту к беседе. Он был даже счастлив, что жена предпочитает жить отдельно. У него никогда не возникало сомнений на счет верности и порядочности супруги, и, глядя на леди Кэролайн, можно было понять, что она скорее умрет, чем уронит свою честь, вступив в недостойную связь. Чарльз знал, что от ее он никогда не дождется понимания, если мать узнает о его романе с Джимом. Впрочем, Чарльза это нисколько не тревожило.

Тягостное напряжение в гостиной разрушил веселый детский смех. В комнату вбежала прелестная синеглазая девчушка с черными кудряшками в васильковом платье. Она, смеясь, бросилась к Чарльзу на руки, и он счастливо расцеловал розовые щеки сестры.

-Здравствуй, Чарли, - прощебетала девочка, обнимая брата за шею, - я так давно тебя не видела, я столько хочу тебе рассказать…

-Роуз-Энн, как вы себя ведете? – строго спросила леди Кэролайн, - где ваши манеры? И куда подевалась мисс Чартен?

-Я ее обогнала, - улыбнулась девочка, которую ничуть не смущала холодность матери, - я услышала, что приехал Чарли, и скорее побежала к нему.

Брат и сестра прижались друг к другу кончиками носов и счастливо улыбались.

-Не ругайте ее, матушка. Рози просто соскучилась. Мы давно не виделись, - ласково попросил Чарльз.

Но его теплая улыбка не пробила невозмутимость матери.

-Если бы вы приезжали в поместье почаще… - начала она.

Тут в гостиную вошла сухая, неприятная женщина, которую Чарльз про себя окрестил сушеной грушей.

-Мисс Чартен, почему вы не следите за юной леди? Она напрочь забыла о манерах, - строго сказала леди Кэролайн.

-Простите, - женщина смутилась под внимательным взглядом Чарльза, - она была послушна, а потом вдруг убежала, словно в нее чертенок вселился…

-Приехал мой брат, - невозмутимо сказала Рози, удобных устроившись на руках брата.

-Это мисс Чартен, гувернантка, - сухо представила ее леди Кэролайн.

Женщина растерянно поклонилась. Чарльз не мог определить даже, сколько лет этой безликой, незаметной женщине. “Старая дева”, - решил он.

-Кэролайн, я бы хотел обсудить с вами дела, - невозмутимо вмешался лорд Альфред.

-Конечно, - кивнула в ответ его жена, - Ребекка, отведите леди Роуз-Энн в ее комнату и займитесь грамматикой, - приказала она гувернантке.

Чарльз удивился, что мать наняла гувернантку для дочери, обычно, она сама занималась ее воспитанием. Но юный лорд понял, что для девочки от этого не многое изменится. Он был уверен, что вместо того, чтобы позволить Рози играть в куклы, ее заставляют заниматься.

-Я хочу взять Рози с собой, - сказал Чарльз, лицо девочки засияло.

-В ваш особняк? – удивленно вскинула брови леди Кэролайн.

-Почему бы и нет? – небрежно произнес Чарльз, - она редко бывает у меня.

-Что ж, - вздохнула леди, ей сейчас было совсем не до дочери, - возьмите с собой мисс Чартен, - это прозвучало как приказ.

Чарльз забавлялся, видя, как бесчувственное лицо гувернантки зардеется от смущения, когда он смотрит на нее. Женщина сидела в карете напротив Чарльза. Она опустила глаза и нервно теребила подол платья. Рози глазела в окно. И ее веселый щебет не смолкал ни на минуту, но гувернантка и забыла о том, что должна напомнить юной леди о манерах. Сейчас она видела только молодого красавца, сидящего напротив. От смущения ее лицо казалось еще безобразнее. “Рози, должно быть, ее ненавидит”, - подумал Чарльз. Он не хотел, чтобы эта женщина стояла над душой, пока он проводит время с сестрой.

-Мисс Чартен, - мягко обратился к женщине лорд, - у вас есть родственники в Лондоне?

-Да, матушка и сестра, - запинаясь, ответила она.

-И вы хотели бы их навестить?

-Конечно, сэр, - она вновь запнулась, - то есть, мне бы очень хотелось…

-В таком случае, я вас отпускаю, - весело сказал Чарльз.

-Но…

-С леди Кэролайн я разберусь сам. Вы свободны до вечера, - это звучало почти как приказ. Даже если бы Ребекка и хотела возразить, то не смогла бы. Лорд был так великодушен, что даже подвез ее до самого дома.

Избавившись от гувернантки, Чарльз и Рози вздохнули свободнее.

-Она такая вредная, - пожаловалась девочка, прижимаясь к брату, - это хорошо, что ты ее спровадил, Чарли.

-Не спровадил, а отпустил.

-Все равно. Я ее терпеть не могу, - девочка улыбнулась, - я так рада, что еду к тебе в гости. Мама говорит, что скоро ты женишься, совсем перестанешь проводить со мной время и забудешь меня.

-Неправда, Рози, - Чарльз погладил черную головку сестры, - никогда я не престану любить тебя и никогда не забуду. К тому же, я и не собираюсь жениться.

Такое объяснение пришлось девочке по душе. Она весело болтала с братом, напрочь забыв об этикете.

Чарльз восхищался этим веселым ребенком. Он верил, что Рози превратится со временем в очаровательную, остроумную и жизнерадостную девушку, и он был готов приложить для этого все усилия. Уж очень ему не хотелось, чтобы сестра стала похожей на мать или Виолу. Вспомнилась приятная Дайана – такой Рози может быть лет в сорок. Сейчас же она была общительным и мечтательным ребенком, и терпеть не могла правила, который ей навязывали мать и воспитательница. А с Чарли ей было так хорошо, он все позволял и не сердился ничуть.

Чарльз знал, что Джим работает в спальне – он намеревался закончить картину, понимая, что бессмысленно продолжать отсрочку. Но когда Чарльз вошел в особняк с девочкой на руках, тот уже сидел в гостиной и о чем-то спорил с Лоуренсом.

Девочка спрыгнула с рук брата и с любопытным видом подошла к Джиму.

-Это мой друг, - сказал Чарльз, - он художник.

-Джим, - юноша, улыбаясь, протянул руку.

-Рози, - смело пожимая руку, ответила девочка, - я сестра Чарли.

-Я это понял, - кивнул Джим, - Чарли мне про тебя говорил.

-А мне про тебя нет, - девочка с упреком посмотрела на брата, - ты не сказал мне про своего друга.

-Не судите его, юная леди, - мягко и шутливо сказал Джим, - Чарли просто не знал, что я приду.

-А зачем ты пришел? - с интересом спросила Рози

-Чтобы нарисовать тебя, - ответил художник.

Рози сидела в кресле с Библией в руках, она морщилась, читая ее, и не понимая ничего, но мисс Чартен строго настрого приказала заучивать стихи.

Джим сидел напротив и сосредоточенно рисовал девочку, Рози же постоянно отвлекала его разговорами, но художнику это ничуть не мешало.

-А ты читаешь Библию, Джим? – спросила она, не желая заниматься.

Чарльз сидел рядом с Рози и с умилением смотрел то на Джима, то на сестру.

-Нет, не читаю.

-Почему? – удивилась Рози.

-Там есть многое, с чем я не согласен.

-Разве так можно? – опять удивилась девочка.

Джим только улыбнулся.

-Мисс Чартен заставляет меня ее читать, только я ничего не понимаю.

“Бедный ребенок, - вздохнул Чарльз, - зачем ей нужно забивать этим голову?”

-Чарли, давай, я прочту вслух, а ты мне все объяснишь.

-Ну, я не пастор, вряд ли мне это удастся, - пожал плечами Чарльз.

-Ну же, преподобный Чарльз, - подхватил Джим, - помоги ребенку просветится.

-Преподобный Чарльз, - засмеялась девочка.

Она опустила голову к книге и начала читать. Карандаш Джима забегал быстрее, стараясь уловить небрежный наклон головы девочки, задумчиво нахмуренные брови, задорный огонек в глазах, крошечный носик, круглые щеки, прикрытые черными кудряшками, тонкие губки, старательно выводящие слова.

Чарльз не сомневался, что Джим захочет нарисовать Рози. Девочка была очаровательна, восхитительна в своей невинной простоте. Она была так чиста и прекрасна, что действительно казалась ангелочком. Рози была открыта и наивно-доверчива, она смотрела на людей с дружелюбием и любопытством, ничего не тая и ожидая ответной честности. Именно это удивляло и привлекало Джима, когда он рисовал детей. Художник словно пытался понять, где та грань, переступив которую, эти юные создания перестают быть ангелочками и превращаются в обычных смертных грешников. Любознательная и добродушная Рози с радостью согласилась быть моделью Джима, но поскольку художник знал, что когда дети позируют, они теряют естественность, он попросил Рози найти какое-нибудь занятие, например, чтение. Девочка вспомнила, что мисс Чартен велела ей читать библию, и Рози со страдальческой миной принялась штудировать Святую книгу. Это позволило ей вести себя естественно, чего и добивался Джим. Непоседливая Рози все время вертелась, разговаривая, улыбаясь, и тем самым, раскрывая перед художником свой характер.

-Чарли, а что такое прелюбодеяние? – наивно спросила Рози.

Чарльз растерянно посмотрел на вопрошающее лицо сестры, потом перевел взгляд на Джима.

-Думаю, ты не поймешь этого, девочка, - сказал Джим.

-Почему? – гордо вскинула голову Рози, - я многое понимаю из того, что говорят взрослые.

-Просто, ты не поймешь того, что тебя не коснулось. Взрослые будут говорить, что прелюбодеяние это грех, но ты не верь, - улыбнулся художник.

-Но ведь так записано в Библии, а мама говорит, что в Библии только правда.

-Эту книгу тоже писали люди, а они могут ошибаться, и они не могут знать наверняка, где правда, а где ложь. Так что, не верь всему, что написано в этой книге.

Девочка с удивлением и интересом смотрела на художника.

-Мой тебе совет, слушай, запоминай, помалкивай, когда взрослые что-то тебе говорят, но всегда имей собственное мнение.

-А я так и делаю все время!

Джим рассмеялся.

-Молодец, девочка! Чарли, у тебя замечательная сестра.

Чарльз улыбнулся.

-Я знаю.

-А Чарли - замечательный брат, - сказала она художнику, - и я его очень люблю.

-Я тоже, - вдруг серьезно сказал Джим.

Чарльз изумленно посмотрел на него. Они безмолвно смотрели друг другу в глаза, словно были наедине, но маленькая Рози все равно не могла бы понять, что происходит между Чарли и его другом. В глазах их читалось откровенное желание, и Чарльз впервые пожалел, что сестра рядом с ним. Он еле сдерживал себя, боясь, что девочка воочию увидит ответ на свой вопрос. Сердце Чарльза сладко забилось, Джим почти признался ему в любви, и лорд с нетерпением ждал, когда же они окажутся наедине, и Джим скажет ему заветные слова открыто, глядя в глаз.

Глава 32.

Чарльз так и не дождался от Джима слов о любви, все оставалось по-прежнему. Может, он просто боялся, не решался, но Чарльз не беспокоился. Искренний взгляд Джима говорил все. “Но чем были те слова, что он сказал Рози? – гадал Чарльз, - обмолвкой, случайным признанием, которое Джим еще не готов был сделать?”…

Как только Чарльз отвез сестру и ее воспитательницу в дом отца и вернулся домой, он ждал, что Джим заведет серьезный разговор, но художник только беспечно улыбался, рисуя портрет девочки.

-Можешь гордиться своей сестрой, Чарли, из нее выйдет замечательный человек, - сказал Джим.

Чарльз только рассеяно кивнул. Что ж, он готов был ждать сколько угодно, пока самоуверенный и независимый Джим признается, что влюблен в него.

Ласковое утро застало любовников в нежных объятиях друг друга. Джим прижимался щекой к животу Чарльза, а тот перебирал пальцами светлые волосы.

Портрет был закончен. Теперь он был обращен лицом к кровати. Чарльзу все время казалось, что он наблюдает за ними. Портрет был настолько живым, что казалось, в комнате присутствует третий человек. Чарльз сказал об этом Джиму, и тот рассмеялся.

-Это только картина, Чарли.

-Ты же знаешь, что не только… Он словно живой.

-“Он” – это ты, - Джим поднялся повыше и упер подбородок в грудь Чарльза.

-Я и не я, - задумчиво сказал Чарльз. Он не переставал восхищаться портретом, но все же не мог поверить, что на нем изображен именно он, настолько красивый и соблазнительный, - что ты сделаешь с картиной?

-Не знаю еще, в любом случае, она будет всегда со мной.

-Я надеялся, что ты подаришь ее мне.

-Нет, эта работа слишком много для меня значит. А тебе я подарю тот, первый портрет.

-Когда допишешь его, - с сарказмом сказал Чарльз.

-У меня есть новая задумка, - оживился Джим, - картина специально для тебя. Я даже название придумал, “Утро”. Ты сидишь на подоконнике, вливающееся в окно утреннее солнце золотит твою кожу и волосы, а через распахнутые створки влетает ветерок.

-Весьма художественное описание, - заметил Чарльз, - а я буду сидеть голым у открытого окна?

-Да нет же, - улыбнулся Джим, - ты будешь в халате, небрежно накинутом и завязанном, волосы будут растрепаны – весь твой вид будет излучать утреннюю небрежность и лень. Ты будешь просто нежится, наслаждаясь выходным днем.

-Звучит великолепно, - оценил Чарльз, - а обязательно открывать окно? – спросил он с надеждой.

-А что? – не понял Джим.

-Я не переношу высоту, - признался лорд.

Глаза Джима округлились.

-Высоту? – он соскочил с кровати, подбежал к полуоткрытому окну и выглянул наружу, весьма соблазнительно выставляя себя перед Чарльзом.

-Но тут же совсем не высоко, - Джим обернулся к лорду, - всего два этажа, да и подоконник широкий.

Чарльз сел в кровати, прислоняясь спиной к подушкам, и виновато улыбнулся.

-Что поделать, я все равно боюсь.

-Ах ты, трусишка, - поддразнил его Джим, ловко оседлав колени Чарльза, - хорошо, открыта будет одна створка, ты согласен?

Чарльз согласился, за что был награжден страстным поцелуем.

За дверью послышался какой-то шум, возня, громкие шаги и испуганный голос Лоуренса:

-Туда нельзя, лорд еще не проснулся…

Чарльз и Джим разомкнули губы, когда дверь в спальню распахнулась, и ворвался Нэйтан. Он явился с намерением отчитать Чарльза за то, что какой-то его друг внушил Роуз-Энн вольное и неуважительное отношение к Библии, шокировавшее родителей. Но представшая перед глазами сцена заставила напрочь забыть о цели его прихода. Нэйтан раскрыл рот и удивленно выпучил глаза.

Джим медленно сполз с коленей Чарльза, который теперь выглядел совершенно растерянным. Еще не скинувший оцепенение Нэйтан попятился и кинулся прочь из спальни.

-Нэйтан, подожди, - Чарльз бросился за братом, завязывая на ходу халат.

Нэйтан пустился с лестницы и остановился в холле. К нему вновь вернулось хладнокровие. Он сузил глаза и презрительно посмотрел на кузена.

-Какая низость, Чарльз, какой позор, - произнес он, - кто бы мог предположить… Мы с твоим отцом слышали, что какой-то твой друг-художник живет у тебя и пишет твой портрет… Вот, значит как это происходит?… Мы даже подумать о таком не могли…

Чарльз смотрел на Нэйтана, не зная, что сказать. Он не боялся брата, но не мог выносить его злорадного триумфа.

-Что будет с твоим отцом, когда он узнает? – притворно сокрушался Нэйтан.

-Не обязательно говорить ему… - сквозь зубы сказал Чарльз.

-Ну уж нет, лорд Альфред должен узнать о порочности своего сына, и леди Кэролайн тоже, - мстительно сказал Нэйтан.

-Почему ты меня так ненавидишь? – спросил Чарльз, зная, что брат печется не о чести семьи, а о своих интересах.

-Потому что у тебя есть то, что могло бы быть и у меня, - презрительно произнес Нэйтан.

-Но в этом нет моей вины, - горячо воскликнул Чарльз.

Нэйтан лишь сурово посмотрел на него.

-Чем ниже ты упадешь, тем выше я поднимусь, - мрачно произнес он.

Чарльз отчаянно посмотрел на брата – холодного, расчетливого, бесчувственного. От такого не жди понимания и сочувствия. Чарльз и не собирался унижаться, умоляя его молчать.

-Что же ты, иди, расскажи все моему отцу, - равнодушно сказал он.

-Советую тебе не прятаться, и тоже поехать к нему. Думаю, он захочет поговорить с тобой.

-Езжай один. Я сам разберусь с отцом, - твердо сказал лорд.

-Какой позор, Чарльз, - вновь презрительно сказал кузен, - я от тебя этого не ожидал…

-Уходи же, - настойчиво сказал Чарльз.

Когда он вернулся в спальню, Джим был уже полностью одет и выглядел так, будто собирался улизнуть поскорее. Он виновато посмотрел на Чарльза.

-Кто это был?

-Мой брат, - ответил Чарльз.

-Ну, вот и все, - печально сказал Джим, - все вышло наружу…

-Меня это не волнует, - мягко сказал Чарльз, беспокойно глядя на Джима.

-Я должен уйти, - произнес Джим.

-Куда? – испугался лорд.

-Уйти, понимаешь, Чарли? – Джим серьезно посмотрел в его глаза.

-Нет, Джим, - Чарльз резко схватил его за плечи, - ты не должен уходить. Мне все равно, что скажут мои родные, я буду с тобой, не смотря ни на что.

-Но, Чарли, - попытался возразить Джим, но Чарльз прижал к ладонь к его губам.

-Поверь, Джим, я все улажу. Сейчас я поеду к отцу и поговорю с ним. Если они окажутся принимать меня таким, то мне не нужна такая семья.

-Это неправильно, - вновь возразил Джим, убирая руку Чарльза.

-Джим, послушай, - Чарльз посмотрел в чистые голубые глаза, растерянные и влюбленные, - кроме тебя мне никто не нужен. Поверь мне. Я люблю тебя. Если ты веришь мне, то дождись меня, я непременно вернусь к тебе, мы что-нибудь придумаем… и будем вместе…

-Та сам не знаешь, что говоришь, Чарли, - сокрушенно произнес Джим.

-Я знаю. Обещай, что никуда не уйдешь, что дождешься меня, Джим. Прошу тебя.

-Хорошо, Чарли, я дождусь, - кивнул Джим, но это не успокоило Чарльза.

Он, не спеша, оделся, позавтракал, обдумывая, что он скажет отцу. Чарльз был уверен в себе, он взрослый самостоятельный человек и может жить так, как пожелает – именно это Чарльз и намеревался сказать отцу. Он все время тревожно следил за Джимом, который стал очень тихим и потерянным.

Перед самым уходом Чарльз крепко прижал его к себе, игнорируя присутствие слуг, и соединил свои губы с его в долгом, страстном и отчаянном поцелуе.

-Я все улажу, - прошептал он, держа в ладонях лицо Джима, - обещаю, все будет хорошо. Главное, я люблю тебя, больше для меня ничего не имеет значения.

Джим только кивнул.

-Иди, Чарли…

Чарльз смело вошел в холл отцовского дома, слуга почтительно сообщил, что лорд Альфред поджидает сына в кабинете.

Когда Чарльз поднимался по лестнице, навстречу ему шел Нэйтан, не скрывающий довольной улыбки. Он наслаждался своим триумфом. Чарльз представил, как он ворвался в дом и закричал: “Какой позор, я застал Чарльза в постели с мужчиной!…” Что ж, Нэйтан никогда не тянет, если что-то намерен сделать, и сейчас Чарльз был даже благодарен ему за это. Чем скорее все это кончится, тем лучше. Чарльз равнодушно посмотрел на брата, тот улыбнулся шире, поравнявшись с Чарльзом, но ничего не сказал.

Чарльз осторожно постучал в двери кабинета и открыл их, услышав разрешение войти. Мрачный сэр Альфред сидел за столом, положив голову на руки. Он печально посмотрел на сына, в глазах его была безмерная тоска. Сердце Чарльза замерло от жалости. Сэр Альфред вышел из-за стола и приблизился к сыну.

-Скажи, что это неправда, - тихо попросил отец, - скажи, что слова Нэйтана клевета, и поверю тебе, а не ему.

-Он не солгал, - также тихо, но уверенно произнес Чарльз.

-Значит, ты и тот художник?… - с болью прошептал Сэр Альфред.

Чарльз утвердительно кивнул.

-О Боже, - простонал отец, - за что мне такой позор? Почему это случилось с моим сыном? Я должен был предположить, что рано или поздно случится нечто подобное. Это общество, в котором ты вращался, развратило тебя, кинув в самую пучину порока. Скажи мне, Чарльз, как же такое могло случиться?

Чарльз невозмутимо пожал плечами.

-Я просто влюбился.

-О, не смей говорить мне о любви. Эти разговоры до добра не доведут. Ты, как мой брат, - сокрушенно произнес лорд, - он тоже говорил о любви, о свободе, и куда все это привело?

Брат Альфреда, Сэмюэл, был несмываемым пятном позора на чести семьи Честертон. Отец Чарльза делал все, чтобы была забыта гнусная история любви Сэмюэла и какой-то актрисы, ради которой он отрекся от титула, чтобы жениться на ней, чем навлек на свою семью страшное бесчестие. Сэр Альфред не мог даже предположить, что его собственный сын осрамит его еще больше.

-Мой дядя был смелым человеком. Он поступил так, как велело его сердце, - решительно сказал Чарльз.

-Оставь это, - рявкнул лорд Альфред, - он всегда был бунтарем по натуре, говорил о свободе, о выборе. И я видел это в тебе. Я словно ожидал, что гроза вот-вот разразится вновь. Но я даже представить не мог…

Чарльз внимательно смотрел на отца, ожидая дальнейшего решения.

-Послушай, Чарльз, - мягко сказал отец, - твоя постыдная связь еще не стала достоянием общественности. Можно все уладить. Ты должен скорее жениться…

-Отец, разве ты не слышал, что я сказал. Я люблю Джима, - твердо произнес Чарльз.

-Черт возьми, - сэр Альфред побагровел от гнева, - забудь об этом постыдном чувстве. Ты лорд, у тебя есть обязанности. И ты должен жениться, управлять имением семьи.

-Мне ничего этого не нужно. Я готов поступить так, как и мой дядя Сэмюэл, и отказаться от всего.

-Вот как? – лицо отца приняло суровое выражение, - я бы тоже согласился с таким решением. К сожалению, я не могу отказаться от тебя. Ты мой единственный сын, мой наследник, тебе придется управлять имуществом Честертонов.

-Почему бы тебе ни сделать своим приемником Нэйтана. Он прекрасно управляется с делами, умножая прибыль. Будь уверен, в его руках имение будет более надежно устроено, чем в моих.

-Что? Сделать Нэйтана наследником? – изумился лорд Альфред, - сына безродной актрисы, незаконнорожденного?…

Сэр Альфред считал, что он поступил очень великодушно и милосердно, взяв племянника на воспитание, когда его безответственные и непутевые родители погибли. Со временем Нэйтан стал незаменимым помощников во всех делах семьи Честертон, но юноша никогда не имел привилегий, положенных ему по праву.

-Его отец сам лишил Нэйтана всего. Видишь, куда завела эта бесстыдная и порочная любовь – Сэмюэл даже не подумал о будущем своего сына. И не мне об этом думать, я итак слишком много сделал для сына человека, опозорившего свою семью. Ты мой единственный сын, Чарльз, и я не позволю тебе, подобно своему дяде, разрушать свою жизнь и бесчестить фамилию. Ты женишься на девице Гарретс, и моли Бога, чтобы слухи о твоем падении не дошли до них. Потом ты уедешь в поместье и займешься делами.

Тон отца рассердил Чарльза. Он решительно произнес:

-Я отказываюсь от имения, от фамилии. Я не буду позорить тебя, отец. Можешь считать, если угодно, что я больше не твой сын.

Глаза сэра Альфреда сузились от гнева.

-Ты не слышал, что я сказал, Чарльз. Брось разыгрывать самоотверженность и благородство. Это ни к чему. Ты перестал быть моим сыном, когда лег в постель с порочным художником. Но у меня нет выбора, я не могу отречься от тебя.

-Тогда я сам откажусь…

-Ну уж нет, - Альфред Честертон резко приблизился к сыну, тот даже вздрогнул от неожиданности. Внезапно лицо отца приобрело мрачную решимость, - думаешь, можешь спокойно рассуждать о свободе, ни о чем не заботясь? Думаешь, можешь просто так уйти, Чарльз? Думаешь, я не смогу добраться до твоего художника? У меня достаточно власти и денег, чтобы нанять людей и выследить его, выпроводить его из города, засадить за решетку, убить… - сэр Альфред приблизил к сыну каменное лицо, - и, поверь мне, это обойдется мне недорого, при том моя репутация ничуть не пострадает.

Чарльз оцепенел, он не мог предположить, что отец способен на такую низкую подлость. Сердце бешено стучалось, и все внутри леденело от последних слов отца. “Убить… убить Джима…”

-Похоже, ты очень дорожишь своим любовником, - свирепо сказал отец, - так что ради его безопасности, держись от него подальше.

-Ты не сделаешь этого, отец, - выдохнул Чарльз.

-Сделаю, - крикнул лорд Альфред, - я не остановлюсь ни перед чем, чтобы защитить честь семьи. Я не позволю вновь порочить наше имя.

Все внутри Чарльза кипело от злости. Он знал, каким решительным был его отец, и какой властью наделен, но Чарльз никогда не думал, что она может быть использована для таких низких целей.

-Я не думал, что ты способен на такое, отец, - отчаянно произнес Чарльз, - я всегда считал тебя честным и порядочным.

-Я тоже считал тебя порядочным, - яростно сказал сэр Альфред, - ты во мне разочаровался, Чарльз? Не думаю, что ты имеешь на это право. Запомни, что я сказал. Забудь о своем художнике, если он тебе дорог. Я найму людей, они будут следить за каждым твоим шагом. Я не допущу нового бесчестия. Молись, чтобы Гарретсы ничего не узнали, - сказал отец напоследок.

Чарльз покинул кабинет отца с ноющим сердцем. Стало еще тяжелее, когда он встретил холодный взгляд матери, ранивший еще больше, чем ярость отца.

-Вы разочаровали меня, Чарльз, - ледяным тоном произнесла леди Кэролайн, - не думала, что вы способны на такое…

Не собираясь выслушивать дальнейшие рассуждения о ненавистной чести семьи, Чарльз покинул Честертон-хаус. Все, что ему нужно было сейчас – увидеть и обнять Джима.

0

10

Глава 33.

Дом казался мертвым и пустым. Чарльз заметил это еще с порога. Он понял, что Джим ушел.

-Господин художник собрался сразу, как только вы уехали, - рассказывал Лоуренс, - быстро собрал все свои вещи, картину какую-то взял. Я ему помог все отнести, потом он нанял извозчика и уехал, не прощаясь…

“Как это похоже Джима – уехать не попрощавшись”, - бессильно вздохнул Чарльз.

Отсутствие портрета сразу же бросилось в глаза. Он стал таким привычным, что спальня казалось пустой без него.

Чарльз медленно подошел к кровати, чувствуя, что от слабости дрожат колени. На постели лежало два листа, Чарльз взял тот, что поменьше. Это была записка, написанная быстрым незнакомым почерком, но Чарльз прекрасно знал, чья рука поспешно выводила эти буквы.

“Я обманул тебя, Чарли. Я и не собирался ждать тебя. Знаю, что ты готов все бросить ради меня, но я не достоин того, чтобы ты шел на такие жертвы. Не смей отказываться от того, что составляет твою жизнь. Я итак слишком грубо ворвался в нее, не хочу разрушать и дальше.

Прости, что не закончил твой портрет. Я оставил его библиотеке. Еще я оставил автопортрет. Сам не знаю, зачем. Наверное, не стоило этого делать”.

И все, ни подписи, ни прощания. Чарльз взял второй лист, большой плотный, на каких Джим рисовал свои наброски. Слезы отчаяния непрошено навернулись на глаза, когда Чарльз увидел рисунок. Торопливый, резкий, грубый – всего несколько штрихов, изображающих голову Джима, склоненную, будто над эскизом. Его лицо было печальным, со смесью отчаяния и решимости, оно выражало последнее прощание, которое Джеймс не смог сказать сам. Он так и подписал портрет: “Прости меня, Чарли, прощай. Джеймс”.

Чарльз прижал осторожно рисунок к груди, боясь помять драгоценный лист. Только взглянув на него, он до конца осознал и смысл записки Джима – он ушел навсегда, он не вернется, потому что не хочет мешать Чарльзу жить той жизнью, которую он заслуживает по праву. “Неужели ты не понял еще? – беззвучно спрашивал Чарльз, обращаясь к портрету, - я не смогу жить без тебя”.

Джордж очень удивился, увидев расстроенного и беспомощного друга, внезапно появившегося на пороге, вымокшего и продрогшего от дождя.

-Чарльз, что случилось? – спросил Джордж, наливая другу порцию виски.

-Джим ушел, - с трудом произнес Чарльз.

-Я знал, - воскликнул Слейтер, - разве я не говорил, что так и будет?

-Нет, Джордж. Все не так, как ты думаешь, - Чарльз рассказал другу обо всем, что случилось. Но это не убедило Джорджа.

-Для него это прекрасный предлог. Не думаю, что Джеймс способен на такое самопожертвование. Но хорошо, что он ушел тихо, не прощаясь. Обычно, когда он говорил своим любовникам, что уходит, они валялись в его ногах, умоляя остаться.

-Я бы поступил точно также, - несчастно произнес Чарльз.

-Именно поэтому и хорошо, что он так ушел. Это позволит ему вспоминать о тебе с уважением и теплотой.

-Джордж, он не бросил меня. Ему пришлось уйти. Джим думает, что так будет лучше, что он спасает мою жизнь от разрушения. Но я не могу без него жить. Помоги мне найти его, Джордж. Я даже не помню, где находится его мастерская, - с отчаянием прошептал Чарльз.

-Оставь все, как есть. Или ты не принимаешь всерьез угрозы своего отца?

-Именно поэтому я и хочу скорее найти Джима, чтобы защитить его.

Джордж с тоской посмотрел на друга, но ничем не мог ему помочь.

-Я скажу, как найти мастерскую Джима, но не думаю, что ты найдешь его там. А где он живет, я не знаю…

Чарльз поднял на Джорджа наполнявшиеся слезами глаза.

-Я не смогу жить без него…

Джордж крепко обнял друга, пытаясь приободрить:

-Не говори так, Чарльз. Все утрясется, - но острая боль в глазах друга говорила Джорджу, что его слова были серьезными, слишком серьезными. И он ничего не мог сделать. Теперь было слишком поздно. “Ну почему я не оградил его от Джеймса? – ругал себя Джордж, - знал же, что этот мальчишка его погубит…”

Ключ от студии Чарльз нашел там, где и сказал Джордж – в небольшой нише над дверью. Чарльз медленно вошел внутрь, чувствуя, как его охватывает трепет. Его окружили безмолвие и неподвижность. Картины, показавшиеся ему живыми и яркими, теперь будто погрузились в торжественное оцепенение. Джима не было здесь уже давно. Его отсутствие болезненно выражалось в каждом неподвижном предмете, застывших картинах, в самом воздухе, казавшимся Чарльзу чужим, незнакомым, пустым. Гнетущая тоска сжимала сердце. Лорд медленно ходил среди картин, впитывая каждый мазок, каждую линию, созданную Джимом. Чарльз отказывался верить, что больше не увидит его, это было так болезненно, противоестественно. Теперь Чарльз не мыслил своей жизни без юного светловолосого художника, развязного и притягательного. Что он мог сделать? Чарльз бродил целый час по студии, словно отчаянно вопрошая у безмолвных творений о судьбе своего создателя. “Я не остановлюсь, пока не найду его”, - решил Чарльз.

Он поднял с пола давно забытый уголек и размашисто написал на листке бумаги:

“Я жду тебя, Джим, я ищу тебя. Без тебя мне нет жизни. Я люблю тебя. Чарльз”.

Уже стемнело, когда он вернулся домой. Сейчас особняк был мертвым без резкого насмешливого голоса, легких улыбок, небрежных жестов Джима. Повинуясь внезапному порыву, Чарльз вошел в библиотеку. Он не был здесь с тех самых пор, как Джим соблазнил его и овладел им прямо на полу библиотеки. Больно ранящие воспоминания нахлынули на Чарльза: “Я не смог сопротивляться тебе, Джим. Я никогда не мог сопротивляться твоей власти. Ты полностью подчинил меня себе, покорил, как ты можешь теперь оставлять меня ради того, что потеряло всякий смысл без тебя?”

Портрет, закрытый темной тканью, стоял на высокой деревянной подставке, напоминающей мольберт. Чарльз не знал, откуда она взялась, наверное, Джим принес. С волнением лорд стянул покрывало с картины и увидел свой портрет впервые. От удивления Чарльз вздохнул, это не был тот соблазнительный юноша, возлежащий на красном атласе. На картине был изображен решительный, волевой молодой человек, не лишенный мечтательности, овеянный ореолом благородства и скрытой чувственности. Небрежная, но изящная поза сидящей в кресле фигуры, лицо в три четверти, плотно сжатые губы, полуприкрытые глаза. Джеймс собрал все лучшее, что было в Чарльзе, даже то, чего лорд сам не замечал. Легкие, но четкие, уверенные мазки, сдержанная гамма усиливали торжественную задумчивость Чарльза. Не смотря на то, что работа была не готова, в ней чувствовалась цельность, изящество, лаконичность и откровенность, как и в других работах Джима. Как художник он был гениален и безупречен, умело использовал свои навыки и талант, полностью отдавая себя работе. Чарльзу подумалось, это даже хорошо, что Джим не закончил портрет, словно в этом было какое-то послание, предзнаменование – он еще вернется. Эта мысль вселила в Чарльза надежду и принесла успокоение. Он намеревался любым способом отыскать Джима, и угрозы отца не были ему помехой.

Глава 34.

Джим вновь тяжело вздохнул, прислоняясь лбом к картине, он осторожно провел кончиками пальцев по шероховатым объемным мазкам. На таком близком расстоянии он видел лишь их, но стоило чуть отойти назад, и отдельные пятна складывались в целостное изображение. Джим тоскливо посмотрел на нарисованного им Чарльза, он провел рукой по линиям тела, не чувствуя ничего, кроме высохших масляных красок, которые не могли передать нежности кожи, теплоты тела, его дурманящего запаха. Джим ненавидел картину за это, впервые в жизни она его обманывала. Чарльз манил его, улыбался, обещая, но на самом деле были только холст и масло. Бессилие и тоска сводили Джима с ума, никогда он так не зависел и не нуждался в ком-то, как в Чарли.

Жан-Батист постоянно наставлял его: “Если не хочешь потерять свободу, никогда не влюбляйся. Любовь – это плен. Ты теряешь контроль над собой, отдавая себя во власть другому человеку…” Но сейчас Джим желал только этого – быть во власти Чарльза, безраздельно и безоглядно принадлежать ему.

Джим вновь повторил легким скользящим движением контуры тела, заново переживая те неповторимые, волнующие моменты, когда он рисовал Чарльза. Как он хотел его, подавляя свои желания профессиональным хладнокровием, не позволяя себе прикоснуться к желанному телу. Он мог только смотреть. Как Джим завидовал тогда своим кистям, прикасавшимся к телу Чарльза, они были его губами, его руками, они ласкали, дразнили, открывали самые заветные тайны и желания человека, образ которого создавали.

“Я знал, что так и будет, - ругал себя Джим, - зачем я позволил ему любить себя? Зачем позволил ему заставить меня поверить в безоблачное счастье и с головой окунуться в него? Я ведь знал, что мы не можем быть вместе, по-настоящему. Высший свет любви не прощает, особенно такой, общество противится ей, стараясь раздавить, втоптать в грязь, уничтожить то, что выходит за рамки дозволенного, починяясь собственным правилам… Чарли, почему это не мог быть просто роман? Почему ты не был одним из многих? Почему ты так чист, что я даже не смею подумать о том, чтобы стать частью твоей жизни? Я слишком грязен и потаскан, циничен и разочарован, чтобы заслужить то, что ты мне дал. Это не самобичевание, Чарли, не благородная жертва. К сожалению, это горькая правда…”

В дверь крохотной каморки постучали.

-Войдите, - раздраженно крикнул Джим.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату робко вошла девушка с подносом в руках.

-А, это ты, Эмили, - облегченно произнес Джим.

-Я принесла вам ужин, мистер Паркер, - заботливо произнесла она.

-Спасибо, но я не хочу есть.

-Вы третий день ничего не едите. Так нельзя, а то заболеете, - с беспокойством произнесла девушка, - к тому же, мама говорит, что раз вы заплатили сразу за жилье и еду, то должны это получать.

-Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, - устало произнес Джим.

Эмили развернулась, чтобы уйти.

-Пожалуйста, останься, - попросил Джим.

Эмили поставила поднос на табурет и подошла к юноше. Она тревожно смотрела в его глаза, не смея ничего сказать или спросить. Потом взгляд девушки упал на картину. Она внимательно разглядывала полотно. Пожалуй, Эмили была одной из немногих, чье мнение по-настоящему ценил Джим. Девушка была дочерью хозяйки, у которой художник снимал комнату. Не смотря на серую, безрадостную жизнь и отсутствие образования, у Эмили был прирожденный вкус и тяга ко всему прекрасному. Она восхищалась работами Джима, хоть ничего и не понимала в живописи. Все ее впечатления были основаны на чувствах. Портрет обнаженного мужчины ничуть не смутил и не возмутил Эмили, она видела в человеческом теле только красоту, а не бесстыдство.

-Это очень красиво, - сказала девушка, - я никогда не видела у вас таких красивых картин прежде.

-Думаю, это моя лучшая работа, - горько произнес Джим, думая, что вряд ли он сможет написать что-то подобное, если вообще захочет еще писать. В нем что-то словно оборвалось, исчез какой-то внутренний пыл, заставлявший искать и творить. “Наверное, я нашел свой идеал, - усмехнулся Джим с тоской и болью, - и потерял его”.

-Вы его любите? – робкий голос Эмили резко разорвал тишину.

Джим поразился умению Эмили разбираться в чувствах, но он ничего не ответил. Девушке это было и не нужно, она все прочла в глазах художника. С детской простодушностью она спросила:

-Почему же вы не вместе с ним?

Джим произнес с горечью:

-Потому что он из другого мира, чистого и светлого, в котором мне не место. Но есть и более прозаические причины – он лорд, с именем, репутацией, с обязанностями перед семьей и обществом. Все это слишком много значит для него, чтобы я позволил ему все бросить ради меня.

Эмили с пониманием и состраданием смотрела на Джима. Она всегда была наивна и глупа, но желала всем только добра и страдала вместе с другими.

“Добрая, доверчивая душа, - подумал Джим, глядя на Эмили.

-Но разве вы можете жить в разлуке? – спросила Эмили.

-Мы не можем быть вместе, - только и ответил художник.

Они молча стояли рядом, глядя на картину. Эмили твердо сжимала руку Джима, словно старалась передать часть своей постоянной уверенности и надежды на лучшее. Джим был благодарен этой поддержке. Не смотря на многочисленные знакомства, он редко подпускал к себе людей настолько близко, чтобы считать их друзьями. Он всегда был независим и уверен, что сам сумеет справиться с любыми трудностями. Но в особо тяжелые и безвыходные моменты так хотелось ощутить чье-нибудь внимание и сочувствие.

-Я должна идти, - грустно сказала Эмили, - мама будет сердиться. У меня много дел.

Джиму не хотелось, чтобы девушка уходила, но его желание сейчас показалось ему эгоистичным.

-Иди, Эмили, - печально произнес он.

Когда девушка ушла, Джим вновь остался один на один со своими раздумьями. Он пытался утешить себя мыслью, что это правильно для Чарльза, но сейчас хотелось забыть о здравом уме и очутиться в теплых объятиях Чарли.

“Я навсегда попал к тебе в плен”, - с тоской подумал Джим, глядя на портрет.

-Надеюсь, ты поймешь меня и забудешь, - тихо сказал он, - но я никогда не смогу забыть того, что ты мне дал – ласку, заботу, безопасность. Я никогда не чувствовал себя таким нужным, таким чистым… Черт возьми, Чарли, что ты со мной сделал? – отчаянно прошептал Джим.

Глава 35.

Чарльз вспоминал, как раньше просыпался среди ночи или вообще не засыпал, боясь, что Джима не окажется рядом. Он глядел на спящую фигуру, прислушиваясь к мерному дыханию, впитывая всем своим естеством тепло от присутствия Джима.

Теперь Чарльзу казалось, что его заживо погребли в склепе. Пустая постель была мертвенно-холодной, темнота – тоскливой и непроницаемой. От отчаяния и безысходности Чарльз сходил с ума. Он почти месяц разыскивал Джима по всему Лондону, расспрашивая всех его знакомых, каких только сумел найти. Но никто ничего не знал. Художник хорошо скрывал свое убежище. Чарльз даже не знал, был ли он сейчас в Лондоне. Джим мог быть за тысячи миль от него, а Чарльз не мог даже знать этого.

Все казалось бессмысленным. Чарльз утратил прежнюю свою беззаботность и любовь к жизни. Томительное ожидание сменилось беспросветной тоской, накрепко завладевшей всеми чувствами Чарльза. Прежняя жизнь, приемы, беседы, общение с богемой, верховые прогулки потеряли всякий интерес, теперь они казались бесцветными декорациями в пустом театре. Все расплывалось, зыбкие очертания ускользали от Чарльза, он погружался во мрак безразличия. Единственное, что волновало его теперь – небрежный карандашный рисунок и его неотправленные письма. Чарльз знал, что эти бессильные послания просто безумие, отчаянный крик в пустоту, но они были нужны Чарльзу, чтобы выразить всю свою боль, выплеснуть на бумагу мрачные мысли, в надежде, что они будут меньше терзать и без того измученный рассудок.

Позолоченное перо легко касалось бумаги, тихо шурша и оставляя ровные чернильные завитки букв. Чарльз не замечал, что он пишет, слова сами вырывались из сердца и ложились на бумагу. Лишь когда он перечитывал их, то понимал, какими нелепыми и печальными они были. Вначале это были обычные письма – грустные любовные послания, но постепенно, с течением времени каждое слово превращалось в безумный крик души.

“Дорогой Джим. Нет, не дорогой, любимый, единственный, неповторимый, восхитительный, жестокий. Зачем ты заставляешь меня так страдать? Я совсем отчаялся найти тебя. Джим, как ты не поймешь, что был не прав, решая за меня, что для меня лучше. Я знаю, что потеряю, но я готов отказаться от всего. Я люблю тебя. Это чувство настолько сильно, что я просто не могу с ним справиться. Оно заменило мне все. Теперь прежние привязанности, увлечения не значат для меня ничего. Я не знал, что в жизни может быть такое чувство, я и представить не мог, что оно коснется меня. А оно захватило меня полностью, безвозвратно. Я теперь даже мыслить не могу ни о чем, только о тебе. Я словно вижу тебя во всем - твои голубые глаза в высоком небе, твои соломенные волосы в солнечных лучах, твою улыбку в ласковом ветерке, твои поцелуи в утреннем солнце … Я стал таким сентиментальным, но что же делать, если твой образ преследует меня повсюду. Я пытаюсь догнать его, ухватить, а он ускользает, чтобы вновь появиться, надсмехаясь и издеваясь. Как это похоже на тебя, Джим…”

“…Я сегодня вновь не мог заснуть, все вспоминал, надеясь вернуть себе хоть частичку того счастья, которое ты подарил мне. Но воспоминания приносят только разочарования и тоску. Зачем они теперь мне? Зачем все это? Весь этот глупый мир, я в нем одинок и потерян и даже не знаю, где ты. Ты всегда был слишком независим, чтобы привязаться ко мне, но ведь мы были счастливы, по-настоящему. Наверное, это наказание за сладкий грех. Рано или поздно за все приходится расплачиваться. Раньше я не верил в ад, а теперь он повсюду, и я живу в нем…”

“…Этот дом, этот город, это небо, облака – все душит меня… Джим, мне так страшно, я и не знал, что одиночество может быть таким страшным. Наверное, я вообще не знал, что одиночество, пока не потерял тебя. Знаю, ты тоже одинок, ты тоже страдаешь. Я знаю, что ты любишь меня. Глупый, мой глупый Джимми, ты хотел спасти меня, а сам только погубил. Я не знаю, что мне делать, куда идти. Я не могу сделать ни шагу и вовсе не из-за соглядатаев отца, приставленных следить за мной, просто, я как корабль без руля – ветер бросает меня по жестоким волнам, рвет, как парус, мое сердце… Я не могу найти свою землю и потонуть не могу. Куда меня несет? Джим, помоги мне, вернись. Разве ты не знаешь, как мне тяжело?…”

“…не смейся надо мной, Джим, я похож на глупую барышню из сентиментального романа, изнывающую от любовной тоски. Мне впору самому писать роман о себе. Ты бы посмеялся, ты всегда смеялся над чувствительностью и трепетными порывами. Ты не мечтал, ты действовал… Джим, ты был прав, ты грубо ворвался в мою жизнь, не спрашивая позволения, не церемонясь, – ты лишь хотел получить то, что было тебе недоступно, а получил больше, чем ожидал. Не только мое обнаженное тело, но и обнаженную душу… Но ловушка захлопнулась, мне не выбраться. Посмотри на меня, вот он я весь – жалкий, рыдающий, с кровоточащим сердцем и раненой душой. Ты хочешь посмотреть на меня, Джим? От прежнего лорда Честертона ничего не осталось. Теперь я живу только тобой. Как я желаю тебя, Джим, совсем, как тогда… Помнишь? Ты мог одним жестом, словом или взглядом подчинить меня, и я готов был безропотно повиноваться. Я вновь хочу этого, безумно, жестоко, отчаянно, хочу, чтобы ты взял меня… всего… хочу быть в тебе, быть в твоем разуме… теле… душе, хочу принадлежать тебе, подчиняться каждому твоему капризу. Я так слаб, я потерял всякую гордость и мужество, растратив последние силы на тщетные попытки найти тебя. Иногда в голову приходит безумная мысль, что тебя и не существовало вовсе, и я придумал тебя себе… Я схожу с ума, кажется. Кажется, весь мир становится безумным вместе со мной. Мне все равно, Джим, что будет теперь со мной, без тебя для меня нет ничего. Я не просто люблю тебя, я болен тобой, Джим…я безумен, я брежу, я одержим тобой, Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим… Джим…”

Слезы скатывались по щекам, Чарльз, не замечая, стирал их ладонью, размазывая чернила по лицу и на бумаге. Исписанные листы валялись повсюду, на столе, на полу кабинета, на кушетке, на подоконнике, но Чарльз не обращал внимания на беспорядок. Его перо продолжало выводить три буквы вновь и вновь, как заклинание, обращенное к листу бумаги - Jim…

Растерянные слуги тревожно переглядывались, не зная, что и делать. С тех пор, как из дома уехал художник, хозяин был сам не свой. Он бродил по дому, как тень, как призрак, потерянный взгляд был обращен куда-то в другой мир. Слуги только шептали молитвы, прося Бога защитить их лорда от безумия. Но с каждым днем хозяин все больше уходил от реальности погружаясь в себя. Они знали, конечно, о постыдной связи лорда с художником, но, видя, как он страдает, могли лишь сочувствовать, вместо упреков и разочарований. Сэр Чарльз был безумно влюблен и умирал от этой любви. И никто не мог достучаться до него, вразумить, вернуть здравый рассудок. Чарльз никого не слушал. Он жил, как во сне, механически ел, умывался, брился, даже сон был каким-то страшным забытьем. Чарльз перестал встречаться с друзьями и избегал их, когда они приходили. Никто бы не узнал в этом бледном, осунувшемся, потерянном человеке прежнего веселого, уверенного, жизнерадостного лорда Чарльза. Он и сам себя не узнавал. Все пошло кувырком, покатилось в пропасть. И не было видно конца и края этому безумию.

Глава 36.

Саймон и Джордж лишь беспомощно глядели друг на друга, словно ища поддержки. “Как же мы можем помочь Чарльзу, если сами растеряны и не знаем, что сказать?” – словно думали они. Состояние друга их очень тревожило, казалось, он был в шаге от безумия или самоубийства. Они смотрели на Чарльза, как на чужака, не узнавая его. Джордж вспомнил, каким счастливым был Чарльз, когда ездил с Джимом в охотничий домик. Он тогда весь светился, излучая радость. А теперь перед ним сидел разбитый, равнодушный ко всему человек. Джордж и не предполагал, что что-то может сломить Чарльза. “Неужели, он и вправду так любит Джима?” - недоумевал Слейтер, который даже поверить не мог, что чувство может быть таким сильным и всепоглощающим.

-Нужно жить дальше, Чарльз, - говорил Саймон, пытаясь придать голосу уверенную бодрость, - все скоро уладится и встанет на свои места.

МакГрегор никогда особо не верил в серьезность чувств Чарльза к Паркеру. Разве можно любить мужчину? Саймон считал, что устав от женщин, его друг просто ищет новых ощущений, которые наскучат ему, когда он в полной мере удовлетворится и пресытится. Но, глядя на Чарльза, Саймон уже не был уверен в этом. “Он всегда был слишком чувствительным и впечатлительным”,- с грустью думал МакГрегор.

Чарльз печально смотрел на друзей, искренне желающих помочь ему. Он был очень благодарен им за поддержку.

-Спасибо, что волнуетесь за меня, но не стоит, это бесполезно, - грустно сказал Чарльз. В его голосе звучала какая-то обреченность, рассердившая Джорджа.

Он крепко встряхнул Чарльза и сурово сказал:

-А ну не смей хоронить себя заживо. Ты всегда был сильным, не смей же превращаться в тряпку! Думаешь, ради этого Джим исчез из твоей жизни? Он хотел, чтобы ты был настоящим лордом и пользовался тем, что принадлежит тебе по праву. Не смей предавать его и себя. Это трусость, Чарльз. Найди в себе мужество.

Решительные слова Джорджа падали в пустой разум Чарльза, как горошины в горшок – с гулким стуком, но без всякого эффекта.

-Я знаю, Джордж, жизнь продолжается, - тихо произнес Чарльз, - я знаю. Что ж, буду жить дальше. Буду делать то, чего от меня ждут. Но прежним Чарльзом я уже не буду. Такое разочарование не проходит бесследно.

Саймон и Джордж облегченно вздохнули. По крайней мере, Чарльз не сошел с ума и не намерен свести счеты с жизнью. Да, он испытал сильное потрясение и любовное разочарование, но с кем не бывает? Разве это повод ставить на себе крест?

В доме Честертона-старшего появился новый Чарльз – холодный, равнодушный, чужой. Отец не видел его около двух месяцев. Нанятые им люди сообщали, что сын вначале пытался найти художника, но потом оставил эти попытки - тот как сквозь землю провалился. Лорд Альфред смог вздохнуть с облегчением, считая, что сын наконец избавился от позорной страсти к другому мужчине. Правда, теперь сын был холоден с ним из-за решительных мер, которые принял лорд Альфред. Но отец считал, что поступил правильно, спас сына и честь семьи от позора. Он боялся, что все это выплывет наружу, но, слава Богу, он ничего такого не слышал, и Гарретсы – тоже. Лорд Альфред пытался возобновить попытки свести сына с девицей Виолой. Он сказал им, что Чарльз на некоторое время покинул Лондон и отправился в Глазго, чтобы погостить у друга, благо, Чарльз нигде не появлялся, а Гарретсы верили лорду Честертону.

Теперь Чарльз покорно выслушивал отца, безразлично глядя на него. Лорд Альфред уже давно простил сына. Так как любил его, к тому же тот осознал свою ошибку, но Чарльз не мог простить отцу подлости, которой никак не ожидал от него. Конечно, юный лорд знал, что отец не виноват в том, что Джим уехал – тот сделал это добровольно, просто Чарльз не мог забыть, что его отец показал себя как бездушного, холодного человека, не гнушающегося ничем, чтобы добиться своего.

Впрочем, отдаление сына не слишком обеспокоило лорда Альфреда. Сейчас его больше заботила мысль, как заставить Чарльза возобновить ухаживания за леди Виолой.

-Отец, вы хотите, чтобы я женился на дочери Гарретсов? – сухо спросил Чарльз.

-Конечно, - улыбнулся лорд Альфред, - я всегда этого хотел.

-Ведь это мой долг – женится на достойной леди, завести семью, управлять делами, - в том же тоне продолжал Чарльз.

Его отец кивнул.

-Тогда я выполню свой долг, - твердо сказал Чарльз, - и не буду больше навлекать позор на нашу семью. Вы же этого хотели? – Чарльз яростно сузил глаза.

-Конечно, - кивнул его отец.

-Но не ждите после свадьбы, что я буду примерным, верным мужем.

-Да ради Бога, Чарльз, - торопливо согласился отец, - но только без скандалов.

-Разумеется, - холодно ответил Чарльз, он помолчал немного и добавил, - мне жаль вас, отец. Вы всегда пеклись о чести и достоинстве фамилии, но так и не узнали, что такое счастье. Что вам дало ваше доброе имя? Друзей, знакомых, связи, карьеру, место в обществе? Но все это ничто по сравнению с настоящей страстью, которая захватывает тебя всего и с головой окунает в пучину наслаждения. Я счастлив, что мне довелось испытать это. Ничто не заменит подобного ощущения.

Лорд Альфред растерянно смотрел на сына, не зная, что и сказать. Мрачный тон Чарльза сбивал его с толку. Он постарался выкинуть из головы эти странные слова, полностью отдавшись мыслям о предстоящей свадьбе.

Глава 37.

Сияющий лорд Альфред Честертон раздаривал улыбки гостям, приглашенным на прием в честь помолвки его сына и леди Гарретс. Он не мог скрыть своей радости, но брови его хмурились, когда он бросал взгляд на сына. Чарльз был равнодушен и безразличен ко всему окружающему, словно праздник был устроен не в его честь. Он машинально кивал гостям, улыбался, благодаря за поздравления. Он даже не смотрел на свою невесту, девушки будто не существовало. Чарльзу казалось, что он со стороны наблюдает за происходящим, и оно его ничуть не трогало. Он словно пустил жизнь по течению, не заботясь о том, куда его занесет. Все стало безразличным для Чарльза, бессмысленная жизнь его превратилась в жалкое существование. Он примирился с выбором отца, со своей судьбой, покорно принимая то, что она приносит ему. Было больно смотреть на этого молодого, красивого человека, потерявшего интерес к жизни. Тяжело вздыхая, Чарльз смотрел на гостей, желая, чтобы они поскорее ушли вместе со своими фальшивыми улыбками и поздравлениями, общество людей стало угнетать его, он предпочитал оставаться один в тишине и предаваться грустным раздумьям.

Отец Чарльза устроил великолепный праздник в своем особняке. Весьма довольный, он стоял под руку с улыбающейся нарядной леди Кэролайн, которая блистала на вечере, затмевая свою скромную будущую невестку.

Виола чувствовала себя одинокой и потерянной, ей казалось, что она случайно оказалась на этом приеме, ее поздравляли какие-то малознакомые люди, желали счастья и благополучия в семейной жизни, а девушка не верила до сих пор, что стала невестой лорда Чарльза. Она посмотрела на красивое кольцо с бриллиантами, которое надел ей на палец жених, делая предложение. Она должна быть самой счастливой девушкой на свете, ведь сбылась ее мечта, но леди Виоле становилось грустно и страшно, когда она глядела в равнодушное и почти незнакомое лицо жениха. Он редко смотрел на нее, и его взгляд скользил по ней, как по пустому месту. Виоле захотелось убежать с этого праздника, который ничуть не радовал ее. Чарльз торжественно и элегантно вел ее в танце, но теперь леди Виола не чувствовала той восхитительной легкости и восторга, когда Чарльз приглашал ее раньше. Потом Чарльз танцевал с другими дамами, но к ним он был так же безразличен, как и к ней.
P>“Зачем он сделал мне предложение? – недоумевала Виола, - ведь он ко мне совершено равнодушен”. Виола могла бы сказать, что ей повезло, не каждой девушке удается выйти замуж за того, кого они сами желают. Похоже, сейчас было все несколько иначе, казалось, что это Чарльз женится по принуждению. “Он ведь может отказать, если не хочет жениться на мне. Он мужчина и свободен выбирать. Зачем же он идет на это?”

Только два человека знали, что происходит с Чарльзом, Джордж и Саймон, его самые близкие друзья. Чарльз был благодарен за то, что они не желают ему счастья, так как знали, что счастлив Чарльз уже не будет. Безмерная тоска в его глазах заставляла беспокоиться за друга, но они не могли сказать даже слов утешения, которые прозвучали бы нелепо и жестоко.

Чарльз вышел на веранду, увешанную гирляндами огней и цветов. Он вдохнул аромат августовской ночи и с тоской посмотрел в небо. Далекие звезды тонули в чернеющей пустоте, они притягивали, как магнит. Хотелось полететь к ним, растаять в тусклом мерцании далеких светил. Сердце больно сжалось, стало тяжело дышать. Чарльз прислонился к балюстраде, пытаясь прийти в себя от внезапного приступа тоски и боли.

“Где ты, Джим? – безмолвно вопрошал Чарльз, закрывая глаза, - видишь, без тебя все не так. Мне все безразлично. Я сам не знаю, что делаю. Я живу, как в тумане”.

Джордж тихо подошел и участливо положил руку на плечо Чарльза. Сейчас ему нужны были не поздравления, а сочувствие.

-Как тебе праздник? – спросил Чарльз, пытаясь улыбнуться.

-Какой же это праздник, если ты несчастлив? – грустно произнес Джордж.

Чарльз вновь посмотрел в ночное небо, тяжело вздыхая. Он не мог возразить Джорджу, перед другом он не мог притворяться и скрывать свои чувства.

-Я устал от всех этих искусственных лиц, - тихо сказал Чарльз, - решил немного побыть один.

-Я мешаю тебе? – участливо спросил Джордж.

-Конечно, нет, - улыбнулся Чарльз, - тебя я всегда рад видеть. Только тебя и Саймона, все остальные люди на этом вечере мне чужие, а больше всего – мои родители.

-А твоя невеста?

Чарльз пожал плечами.

-Мне ее жаль. Она влюблена в меня и ждет, что я сделаю ее счастливой. Но, к сожалению, я не смогу этого сделать. Она для меня ничего не значит.

-Совсем? – удивился Джордж.

Чарльз согласно кивнул.

-Тогда зачем ты женишься на ней?

-Не знаю. Этого хочет мой отец, это мой долг, - безразлично произнес Чарльз.

-Я думал, что ты возненавидел отца за то, как он поступил.

-Нет, я забыл об этом, - тихо произнес Чарльз, - он считал, что поступает правильно. Я могу его понять. Даже могу понять своего мстительного и расчетливого братца. В конце концов, я нарушил нормы морали, переступил нравственные законы…

-Только не говори, что раскаялся в этом, - недовольно сказал Джордж.

Чарльз печально посмотрел на друга.

-Нет, но и бунтовать у меня нет желания. Если бы Джим не ушел, я бы боролся со всем светом, чтобы быть с ним, но он решил иначе.

-Ты все еще любишь его?

-Я всегда буду любить его.

-Вы все равно не смогли бы быть вместе, Чарльз, - печально произнес Слейтер.

-Только не говори мне этого, Джордж, - отчаянно сказал Чарльз, - я бы пошел на все, если бы он позволил быть с ним.

-Ты бы бросил все? – изумился Слейтер,- отказался от титула, от наследства, от завидной невесты?

-Я хоть сейчас бы бросил все это, чтобы побежать к нему, если бы знал, где он.

-Он в Лондоне, - тихо произнес Слейтер.

-Что? – Чарльз с недоверием посмотрел на друга.

-Сегодня я видел его, он только что приехал.

-И ты молчал? – изумился Чарльз.

-Джим просил не говорить тебе, что я его видел. Он спрашивал о тебе и был рад, что у тебя все в порядке, и ты собираешься жениться… Он собирался остаться сегодня в своей мастерской, - добавил Джордж.

Он знал, что Чарльз сейчас бросит и невесту, и гостей, чтобы помчаться к Джиму. Джордж хотел лишь, чтобы его друг был счастлив, а раз он может быть счастлив только с Джимом, то пусть знает, что может найти и увидеть его.

Чарльз с надеждой смотрел на Джорджа, будто не зная, что сделать.

-Уверен, что сейчас ты бросишься к нему.

Чарльз кивнул.

-Я в этом и не сомневался, - усмехнулся Джордж, он крепко обнял Чарльза и ободряюще похлопал по спине, - придется Джиму простить меня за то, что я проболтался.

-Спасибо, Джордж, - прошептал Чарльз, - ты не представляешь, что сделал для меня.

Джордж усмехнулся:

-Чего же ты ждешь? Ты всегда был решительным парнем и не любил признавать правил и условностей. Похоже, Джиму придется смириться с тем, что ты готов бороться со всем светом ради него. Ты хоть знаешь, на что ты идешь? – подозрительно спросил Джордж, - тебе будет очень непросто…

-Мне все равно, - улыбнулся Чарльз, - я уеду с ним отсюда, мы спрячемся от всего мира, если он будет против нас.

-Безумец, счастливый безумец, - покачал головой Джордж, - ты всегда хотел совершить что-то невероятное…

Чарльз еще раз крепко обнял друга.

-Спасибо тебе, Джордж, ты вернул мне жизнь!

Джордж с сомнением посмотрел вслед Чарльзу и нахмурился. Его охватило непонятное и пугающее предчувствие, что он погубил своего друга.

Глава 38.

С бешено стучащим сердцем Чарльз вошел в мастерскую, освещенную тусклыми лампами. Он обвел взглядом просторное помещение и увидел тонкую фигуру, сидящую на полу с папкой на коленях.

-Джим, - еле слышно выдохнул Чарльз.

Словно услышав его, а может, почувствовав, юноша поднял глаза и даже вскрикнул от неожиданности, оказавшись в сильных объятиях.

-Чарли? – удивленно прошептал Джим.

Чарльз взял ладонями его лицо – такое красивое, такое родное, и впился в губы сладострастным поцелуем. Все мгновения, проведенные в разлуке, растворились и забылись. Чарльз крепко сжимал Джима, боясь ослабить хватку и вновь позволить ему ускользнуть, но Джим и не пытался, отдавшись во власть сильных губ, жадно сливающихся с его собственными.

Джим с трудом оторвался от Чарльза и посмотрел в его лицо с тоской и радостью, он знал, что Чарльзу не нужно было приходить, но как хорошо вновь оказаться в его руках. Джим не стал спрашивать, как Чарльз его нашел, это было очевидно, и злиться на Джорджа он не хотел. Сейчас он был просто счастлив, глядя в сияющие глаза Чарли.

Чарльзу так хотелось сказать Джиму, что он пережил без него, но он только мочал, глядя в любимое лицо и запуская пальцы в густые волосы.

-Ты все-таки нашел меня, - прошептал Джим.

Чарльз только улыбнулся, он готов был целую вечность вот так сидеть на полу и обнимать Джима, блаженно прикасаясь к его губам своими, награждая себя долгожданными поцелуями. Он прижал свой лоб ко лбу Джима и сказал с улыбкой:

-Я жить без тебя не могу, Джим. Теперь я тебя никуда не отпущу. Джим, - Чарльз отстранился от него и серьезно посмотрел в нежные голубые глаза, - я хочу быть с тобой, и мне все равно, что ты об этом думаешь. Я сам знаю, что лучше для меня.

-Как ты не поймешь, Чарли, - прошептал Джим, - мы не можем быть вместе… слишком многое нас разделяет, слишком много преград…

-Тсс, - Чарльз прижал палец к его губам, - все будет хорошо. Я обещаю, мы не останемся здесь, где наша любовь обречена. Мы уедем отсюда подальше, куда хочешь – во Францию, в Италию, в Америку, куда угодно… туда, где нас никто не знает.

Джим не разделял восторженного оптимизма Чарльза.

-Не обольщайся, Чарли, там все точно так же. Но я не о том, как к нам отнесутся другие люди, мне наплевать на это. Я говорю о тебе, Чарли. Ты пленник своего положения, семьи, общества… Тебе не дадут поступать, как вздумается, и позорить свою семью.

-Но что они могут сделать? – неуверенно спросил Чарльз.

Джим встал с пола и подошел к зашторенному окну, он приоткрыл занавеску и посмотрел в темноту.

-Они не оставляли меня ни на минуту, - произнес тревожно Джим.

-Кто?

-Люди, следившие за мной. Думаю, их нанял кто-то из твоей родни. Они следили за тем, чтобы мы не встречались. Они и сейчас наблюдают за этим домом, думая, что я их не вижу.

Чарльз подошел к Джиму и беспокойно выглянул в окно.

-Я думал, что они давно перестали следить, - растерянно произнес он.

Джим повернулся к Чарльзу и тихо сказал:

-Если ты уйдешь сейчас, то никогда больше не сможешь вернуться сюда, - тревожный голос Джима очень расстроил Чарльза, но в нем звучала твердая уверенность.

-Мой отец пообещал, что убьет тебя, если мы будем встречаться, - с болью сказал Чарльз.

Джим кивнул.

-Думаю, ничто не помешает ему выполнить это. Для таких, как твой отец честь семьи превыше всего.

-Что же делать, Джим? – отчаянно спросил Чарльз, сильно сжимая хрупкую фигуру.

Объятия Чарльза были настолько мощными, что причиняли боль, но Джим ни за что не хотел бы освободится от них сейчас.

-Я останусь с тобой, в этой комнате, - сказал Чарльз, вдыхая пьянящий аромат волос Джима, - я не могу допустить, чтобы чья-то беспощадная нога растоптала наши чувства.

-А ведь это твой отец, Чарли, - напомнил с грустью Джим.

-У меня нет отца, я не могу считать им человека, который способен распоряжаться и играть чужими чувствами и жизнями ради какого-то никому не нужного блага.

-Нам не позволят даже выйти отсюда вместе, - опять грустно прошептал Джим, - пряча лицо в изгибе шеи Чарльза и пытаясь подавить бессильные слезы, - но мы можем уйти вместе, Чарли, - прошептал он, глядя в глаза, - уйти туда, где никто не сможет нас разлучить, где мы будем вместе навсегда, и не будет никого…

-Ты говоришь о смерти, Джим? – обречено спросил Чарльз.

Джим кивнул.

-О вечном покое. Уж этого нам никто не сможет запретить. Если мы не можем жить вместе, то можем вместе умереть, ради нашей любви…

-Ты никогда не говорил, что любишь меня, - печально произнес лорд.

-Я боялся. Боялся зависеть от тебя так сильно, как сейчас. Послушай, Чарли. Мы бросим вызов им всем, - горячая слеза потекла по щеке, но Джим этого не замечал, - только ты и я, назло всем. И никто не сможет нам помешать…

Чарльз целовал мокрые веки Джима, он хотел возразить, отринуть безнадежные слова юноши, но разум заволок туман. Он не боялся, он готов был пойти за Джимом куда угодно и умереть вместе с ним.

-Скажи, Джим…

-Я люблю тебя, Чарли, - услышал он горячий шепот.

Больше Чарльзу не нужно было ничего в этом мире. Только эти слова, ради них он готов был оставить все. Если он не может быть с Джимом, он умрет с ним, без него жизнь теряет всякий смысл…

-Ты уйдешь со мной, Чарли? –спросил Джим, глядя на него пронзительными лучистыми глазами.

“Уйти вместе с Джимом, умереть… оставить эту бессмысленную, жестокую жизнь. Я никому не позволю управлять мной, я сам выбираю свою судьбу. Я выбираю Джима…”

-Да, Джим, - ответил Чарльз, - я пойду за тобой…

Этот портрет был не просто последней работой Джима, он был его прощанием, признанием, вызовом – он умрет в объятиях Чарли…

Обнаженный Джим стоял перед мольбертом, нанося торопливые штрихи мягким карандашом с широким грифелем. Это был самый быстрый, самый отчаянный и красивый рисунок художника, который он когда-либо создавал. Гладкий белый лист, на нем изображение двух обнявшихся любовников, смотрящих друг на друга с бесконечной любовью и сияющих ею. Джим глубоко вздохнул и нанес последний штрих, обмакнув палец в ярко-красную краску и намазав ею губы людей на рисунке. Два красных пятна алели, как кровавые раны.

Джим сильнее обмакнул палец в ядовитую, горькую краску и намазал ей свои губы. Он подошел к Чарльзу, лежавшего на кушетке с закрытыми глазами. Чарльз услышал приближение Джима и открыл глаза. Взгляд тут же выхватил кроваво-красные губы художника.

-Ты можешь еще передумать, Чарли, - сказал художник.

Лорд приподнялся, взял его за руку и притянул себе. Джим лег сверху и припал к губам Чарльза, разделяя смертоносный поцелуй. Горький, неестественный вкус краски заполнил рот Чарльза, он слизывал и глотал ее, чтобы добраться до губ Джима и почувствовать их настоящий вкус.

Вкус последнего смертельного поцелуя, особенно сладострастного, опасного, волнующего. Во рту и груди все горело, но Чарльз и Джим не обращали на это внимание, поглощенные друг другом. Ядовитый туман дурманил мозг, как и их собственные прикосновения к пылающей коже.

Джим оторвался от губ Чарльза всего на дюйм, чтобы прошептать: “Я люблю тебя…” и вновь припасть к ним. Больше уже ничего не существовало вокруг, горячие волны страсти и боли опьяняли и душили, заглушая друг друга, бросая два сплетенных тела в мучительную агонию, которая держала их на краю блаженства и смерти…

Они смотрели в глаза друг другу, совсем как на портрете, торопливо нарисованном Джимом, но в отличие от людей рисунок замер, и любовники навечно сплелись в объятиях, заявляя всему миру, что и после смерти они будут вместе, разрушая временные рамки и растягивая свою любовь в вечность. На картине Джим так же лежал на Чарльзе и шептал, глядя в его глаза:

-Я люблю тебя…

“Я люблю тебя, Чарли, - заявляла подпись в нижнем углу картины, как бы оповещавшая всему миру о последних словах Джима, который скромно подписал рисунок – Дж. Паркер. Он знал что тот, кто увидит этот рисунок может и не знать людей, изображенных на нем, но он поймет, что они любили друг друга вопреки всему.

Всего три неровных торопливых строчки, заключавших в себе две сплетенных друг с другом судьбы, две жизни и смерти…

I love you, Charley

J. Parker

The 29th of august 1837

Мне очень понравилось.... Отчаянная и безнадежная романтика...

0

11

Ага, мну она тоже жутко понравилась, особенно этот романтичный конец с ядовитой краской, вообще круть!!!!

0

12

Мне кажется, что это один из лучших рассказов в слешевом жанре, по крайней мере из тех, что мне доводилось читать. Такой накал страстей, такая глубина чувств и такая пронзительная концовка... Я уже раньше это произведение читала, но, увидев его на этом сайте, перечитала с удовольствием.

Отредактировано niTochka (2007-07-23 07:00:12)

0


Вы здесь » Unusual world » Маратели бумаги » Обнаженная натура (Анна Швеллер)